Глава 15

Пора было приниматься за вторую часть сценария. Первая вышла так хорошо, что начинать вторую было несложно.

Однако поужинав у Кей — поскольку мы оба приятно утомились, то просто разогрели в микроволновке пиццу, сделали салат и разбавили суп из концентрата, — мы расстались. В начале восьмого я сел за работу, но не мог написать ни строчки. Незаметно пролетел час.

Кей как могла отвлекла меня, но почти все мои мысли до сих пор были устремлены к родителям. И все, что я задумывал для сценария, разом поблекло. После таких переживаний я не мог писать драму об отношениях мужчины и женщины, гоняющих шары и мячи.

Да, ну и дела...

Стоит лишь постараться, и все получится. Но не сейчас. Стремительно развивавшийся сюжет перестал интересовать меня, персонажи опостылели.

Если дальше дело пойдет так же, сериалу крышка. Я — не настолько востребованный сценарист. Для моего уровня этот сценарий — вопрос жизни и смерти.

Что делать? Если просить помощи, то лучше сразу. Как я объясню причину?

Рассказу о родителях никто не поверит. Притвориться больным? Но мне нужны деньги. Я уже пообещал Кей купить новую машину. Раздался звонок. Куда там машина, куда новая квартира... Не смогу работать — даже в привычном укладе жизни появятся прорехи. Опять звонок. Может, продюсер? Он мне еще не звонил насчет первой части. Хотя, может, и звонил, но меня не было дома. Я все время забывал включать автоответчик.

Я подошел к домофону. Там был Мамия.

— Открой, пожалуйста.

Выслушивать о том, как у Мамии все происходит с моей бывшей женой, не хотелось. Но откажись я, и это станет еще одним поводом к беспокойству.

— Заходи, — сказал я и нажал на кнопку замка. Просить помощи у Мамии я не мог — он работал на другом канале. Однако кто как не он знает молодых и талантливых сценаристов, способных меня подменить. По крайней мере, поспрашивает.

Опять раздался звонок — теперь уже в мою дверь. Я открыл. Мамия серьезно смотрел на меня.

— С тобой все в порядке?

— А, вот ты о чем... — улыбнулся я. — Никак пришел меня проведать? Если да, то все уже кончено. Как видишь, я совершенно здоров.

Мамия молча зашел внутрь и запер за собою дверь.

— Да, тогда причина была. Вот я и казался истощенным. Теперь с этим покончено. Я здоров. До недавнего времени я то худел, то полнел. История почти невероятная, но сейчас можно не беспокоиться.

— Как жутко ты похудел... — Мамия стоял не в силах отвести от меня взгляд.

— Да, тогда...

— Сейчас — еще сильнее.

Меня моментально прошиб холодный пот, но я нашел в себе силы усмехнуться:

— В смысле — еще сильнее?

Я поднял правую руку и безучастно взглянул на ладонь. Перевернул ее. Нормальная рука, совершенно не иссохшая, даже вены не выпирают.

— Что, так сильно? — сказал я, присаживаясь на стул.

— Ты в зеркало вообще не смотришься?

— Когда вернулся, еще не смотрел. Хотя нет — бросил взгляд, когда ходил в туалет.

— Посмотри еще раз. Удивительно, что ты так спокоен.

Мамия сел напротив меня. Говорил он то же, что и Кей. Однако родители уже исчезли. Неужели что-то влияет на меня до сих пор?

— Одним словом, — сказал я, еще раз взглянув на свою руку — не молодую, конечно, однако нисколько не худую, — какой ты видишь эту руку?

— Какой? — замялся Мамия.

— Что — высохшей и костлявой?

Мамия кивнул. Выходит, родители по-прежнему дарят мне лжебодрость, а сами тем временем пытаются лишить меня жизненных сил? Нет, это не они. Неужели то, что позволило родителям провести мгновение в этом мире, никогда от меня не отстанет?

— Была ведь женщина?

— Женщина?

— Вчера ночью здесь была женщина, верно?

— Ты что, приходил?

Прошлой ночью я просто-напросто свалился без сознания. Но знаю, что рядом со мной была Кей. Если Мамия приходил, открыть ему дверь могла только она, однако Кей ничего мне об этом не сказала.

— Когда мы виделись в гостинице, ты выглядел слишком исхудалым, вот я и решил по дороге с работы... Но тебя не было дома.

Правильно, я ездил в Асакуса.

— Работаю, а самого раздирают сомнения: может, ты не ушел, а лежишь сейчас на кровати... не в силах подняться. Вот я и пришел еще раз в девять. Смотрю, в окне — свет. Позвонил от парадного, а в ответ — тишина. В этот момент, к счастью, кто-то выходил из дома, и я не дал двери закрыться, юркнул внутрь. Поднялся на седьмой, позвонил еще раз. Опять тишина. Я забеспокоился, давай тарабанить в дверь, звать тебя. Вдруг дверь открылась, а твоя женщина и говорит: «Он спит».

Я действительно спал.

— «Он так осунулся, с ним все в порядке?» — спрашиваю. А она: «Просто немного устал, не беспокойтесь», — и закрыла передо мной дверь.

«Моей женщиной» он называл Кей. Настроение испортилось. Мог бы просто сказать — «женщина». Хотя, по сути, что еще можно подумать о человеке, который неприветливо закрывает перед твоим носом дверь.

— Повернулся идти домой, а сам не могу успокоиться — что-то здесь не так. Конечно, в том, что у тебя появилась женщина, ничего удивительного. И все же — какое-то странное впечатление. Спускаюсь в лифте и тут вспоминаю одну деталь: через приоткрытую дверь виднелась комната. Женщины в проеме как будто и не было вовсе. Но она стояла, загораживая собою все пространство, и такого быть просто не могло. Мне показалось, что я видел это все сквозь нее, ну, то есть, сквозь ее тело. Понимаешь?

Однако я почти не изменился в лице. Я только разозлился. Причем не на Мамию, не на Кей — на то, что заставило поблекнуть и затем исчезнуть моих родителей. И теперь что мне с Кей прикажете делать?

— Однако, — продолжал Мамия, — быть такого не может. Ясное дело — мираж. Но я понял одно — женщине доверять нельзя. Твое истощение — неспроста. Разве можно верить женщине, которая при этом говорит: «Не беспокойтесь»? Так вот, я пришел еще раз сегодня после обеда.

Можно, конечно, считать, что Мамия мне чем-то обязан. Хотя нет, если бы... Просто я не предполагал, что он обо мне так заботится.

— Собираюсь выходить из такси, а по улице ты идешь. Женщина с тобой. Я даже растерялся, позвать тебя или нет. Причем дело-то вовсе не в женщине. Ты выглядел совсем иным человеком — эдакий здоровяк, даже полнее обычного. Конечно, можно предположить, все потому, что ты выспался. Но с другой стороны, разве может вконец исхудавший человек за один день так восстановиться? Не представляешь, как я удивился... Смотрю, чуть поодаль какой-то человек с ножницами в руках кусты у входа подстригает. Я у него без раздумий спрашиваю: «Это был господин Харада?» Наверное, потому, что он не похож на садовника и тоже тебя рассматривал. «Да», — отвечает он. Оказалось — консьерж. Он говорит, я аж обомлел. Я ему: «Что случилось?» — И смотрю прямо в лицо. А он: «Женщина — вылитая та, что жила в триста пятой квартире».

Так оно и есть. Кей живет в триста пятой.

— В смысле — жила? Уже съехала? — спросил я.

Какая разница, что рядом с тобой шагает женщина, которая здесь больше не живет? Да только по его словам...

Мамия, выдержав паузу, вздохнул:

— ... В середине июля она покончила с собой.

Не-ет, консьерж что-то путает. Что за вздор он несет? Последние несколько лет в этой комнате живет Кей. Что ж, выходит, она — самоубийца?

Мамия пытливо посмотрел на меня, но я постарался сохранить хладнокровие. Причем прятался я даже не столько от Мамии, сколько от самого себя. Уж очень не хотелось придавать значение этой дурацкой истории.

— Я не стал вдаваться в подробности, — продолжал Мамия. — Мало ли похожих женщин? Я просто хотел повидаться с тобой. Понимал, что волноваться, наверное, не из-за чего, только покоя не давало мне одно: как ты всего за один день превратился из осунувшегося заморыша в здорового крепыша? Тут явно что-то не так — какая-то бесовщина. Решил дождаться тебя в фойе. В руках у тебя ничего не было, когда ты выходил, значит, ушел недалеко. Но кто знает, когда ты вернешься? Временами казалось, что беспокоюсь я из-за чепухи. Тут консьерж пригласил меня в свою каморку, где попрохладнее... И рассказал мне о самоубийце. По слухам, она била себя ножом в грудь. Скончалась на месте. Полиция насчитала семь ран. Вызвали родственников, втайне от всех похоронили... И эта женщина так сильно похожа на нее, что консьерж не выдержал и все рассказал мне, сам того не желая. Обычно он о ней даже не заикался. Квартиру сразу отремонтировали, сейчас сдают под офис токийскому отделению компании, торгующей полезными пищевыми продуктами.

Только какое это имеет отношение к Кей? — про себя добивался я ответа у Мамии.

— Тем временем консьерж подал мне знак. Смотрю через окошечко его каморки, а там — вы с женщиной как раз садитесь в лифт. Я выскочил, успел заметить, на какой вы поехали этаж. Лифт остановился на третьем. Я буквально взлетел по лестнице и осторожно заглянул в коридор. Женщина открыла дверь, и ты как раз в этот момент заходил в ее квартиру. У меня за спиной консьерж прошептал: «Триста пятая. — И сразу же: — Так похожа на покойницу, аж жуть». Представляешь — такой бред, да еще средь бела дня... Но я же не мог оставить тебя одного в таком месте. Живо подскочил к двери и позвонил, затем постучал. Консьерж от меня не отставал. Дверь сразу же открылась. На пороге стоял молодой человек. Мы говорим: мол, хотим увидеть только что зашедших сюда людей, а он: «Сюда никто не заходил». «Что за вздор, — говорит привратник, — я сам видел, как заходили». «Можете сами посмотреть», — и молодой человек отошел в сторону. Внутри был офис. Квартирка тесная — мы сразу убедились, что там никого нет, но на всякий случай заглянули в ванную и туалет тоже. Разумеется, ни тебя, ни женщины там не оказалось.

Мамия, выложив всю эту историю на едином дыхании, посмотрел на меня.

— Ну? И где же вы были?

— Почему умерла та женщина? — спросил я, пропустив вопрос Мамии мимо ушей.

— У нее на груди был очень сильный ожог. Она перенесла несколько пластических операций, но все было тщетно. Почти ни с кем не общалась. Страдала от одиночества.

Я закрыл глаза.

— Имя — Фудзино Кацура. Но в контракте на квартиру везде значилось «Кей». Я взял у консьержа ключ от той квартиры. Давай сходим и посмотрим, там ли ты был тогда.

— Думаю, не стоит.

— А я считаю, мы должны. Тогда хоть как-то сможешь этому противостоять.

Противостоять чему? Кей?

— Не знаю, пригодится или нет... — С этими словами Мамия вынул из кармана пиджака две нитки припасенных четок. — Держи одни.

— Хорошо.

— Ничего хорошего. Вставай.

— Стыдно быть облапошенным. Хочешь удовлетворение получить?

— Неужели ты думаешь, что все так примитивно? На тебя не похоже. Почему ты не говоришь, что вся эта история — откровенная чушь? Разве не так?

Мамия историю о родителях не знает. Немудрено, что он опешил, увидев, как я воспринял историю о привидениях. Но мне уже было все равно. Еще недавно я строил с Кей планы на будущее, а теперь расписывался в собственной беспомощности.

— Хорошо, — сказал Мамия. — Уйдем отсюда. Как можно скорее. Хочешь, ночуй пока у меня. Не хочешь — снимем номер в гостинице.

Я посмотрел на свои руки.

Но реальности, похоже, не видел по-прежнему: не кожи да кости — привычная глазу рука. Я по-прежнему во власти Кей. Интересно, а она-то знает, что произошло?

Мне хотелось с ней проститься. Кей была права: было бы лучше и дальше видеться с ней, заблуждаясь. Считать, что она жива.

— Пошли. Что делать дальше — подумаем, но только не здесь.

Я кивнул и встал. Пока Мамия рядом, она не появится. Но от него я ускользнуть не смогу. Хотя я был по-своему благодарен ему за решительность.

— Нужно выключить кондиционер, — сказал я.

— Сейчас выключу.

Я надеялся, что он не сразу найдет на пульте кнопку, но Мамия разобрался быстро, дошел до двери и ждал меня. Я успел только достать портмоне, сунуть его в задний карман и обуться.

Открыв дверь нараспашку, Мамия смотрел в сторону лифта.

Вдруг он вздрогнул и оцепенел. Кей. Там есть Кей.

— Не вздумай выходить, — тихо сказал Мамия.

Но я его не послушался. Перед лифтом, метрах в десяти от нас, стояла Кей.

В той самой белой ночной рубашке с длинным подолом и без рукавов.

— Кей.

— Молчи, Харада, — резко сказал Мамия. Он отлично знал, что мертвецам отвечать нельзя.

Кей смотрела на меня. Очень серьезно.

— Молчи, — опять сказал Мамия.

Кей, как были мы с тобой близки... Теперь же, узнав, что ты мертва, я уже стою по другую сторону. Однако мне опротивело все. Что останется в моей жизни, прогони я женщину, которая молилась за меня, крепко прижимаясь к моей груди? И после всего этого я должен ее ненавидеть?

— Я все знаю, — сказал я.

— Перестань, — попытался перебить меня Мамия, вцепившись в четки обеими руками. — Господи, помилуй! — крикнул он, обращаясь к Кей.

Мне хотелось перехватить эти слова в воздухе, чтобы они не успели до нее долететь, и я выпалил:

— Давай будем вместе! Мне все равно, только давай будем вместе.

— Что ты несешь? — вытянув перед собой руки с четками, крикнул Мамия.

Вдруг Кей сделала шаг вперед.

Мамия тоже отступил на шаг и закричал еще громче:

— Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Кей шагнула еще.

— Слушай, — спросил вдруг Мамия, — какой она веры?

— По-моему, атеистка.

— А ее семья?

— Таких подробностей я не знаю.

— Ты так спокоен, будто тебя это не касается.

Я смотрел на Кей.

Кей тоже смотрела на меня. И, не сводя с меня глаз, продолжала делать шаг за шагом.

— Она идет, идет... — Мамия трясся от страха.

— Отойди, — крикнул я ему, не отрывая глаз от Кей. — Я же говорю, отойди. За мной тебе достанется меньше. Прямо за нами — конец коридора, тупик.

— Не бойся, тебе она ничего не сделает.

Кей подходила все ближе.

Естественно, она ничего не сделает.

Может, как-нибудь обойдется. Что мешает нам жить вместе?

Кей еще ближе. Еще шагов пять — и она окажется прямо предо мной.

Я стоял неподвижно. Почему я не двигался? Почему стоял, как оцепеневший? Почему не пошел навстречу, не обнял ее?

Кей подошла.

Она стояла прямо передо мной.

— Кей, — позвал я.

Какой холодный у нее взгляд. Я пытался уловить в ее глазах хоть какое-то настроение, какую-то искру жизни, но когда она оказалась рядом, в них не было ни капли тепла. Только ледяной мрак пронизывал меня.

Ее посиневшие губы зашевелились, силясь что-то произнести. Едва приоткрыв рот, она спросила:

— Помнишь?

Голос был низким и грубым. В нем чувствовался укор.

— Что?

Мой голос дрогнул. Почему она говорит со мной, как мужчина?

— Ночь с шампанским.

— Да.

Тогда я бесцеремонно отправил ее восвояси. Я был не в духе и не хотел никого видеть. Потом, правда, понял, что был неправ. Но кто бы мог подумать, что из-за этого она покончит с собой? Хотя мне было беспокойно, и я даже разглядывал в ту дождливую ночь ее окна...

Но в ту ночь Кей умерла. Зарезала себя. Семь ударов в грудь.

— Я возьму тебя в попутчики.

Кей сделала еще один шаг. Я невольно отступил. Еще один. Я попытался устоять на ногах, но не удержался, и меня словно отбросило назад. Меня просто физически толкал назад ее злобный взгляд.

Выходит, она ломала комедию? Устроила все это представление, чтобы утянуть за собой? Как она говорит — «взять в попутчики?» Все, что я считал ее любовью, было чистым злом. И не ради любви она молилась, говоря, что я умру, если не расстанусь с родителями.

Кей будто прочла мои мысли — в ее глазах промелькнула усмешка.

— А ты как хотел, дурашка?

Однако увлекать за собой в могилу человека только за то, что он отказался с тобой выпить, — это уж слишком... Хотя жизнь — такая штука... Чего в ней не бывает...

Спина уперлась в стену. Дальше отступать некуда.

— Ладно, живи, — сказали глаза Кей. На самом деле произнесли это губы, но под ее натиском я видел одни только глаза. — Береги свою ничтожную жизнь.

Что, не хочешь «взять меня в попутчики»?

— Не то что не хочу, — ответили глаза, — не могу. Когда ты вышел в коридор, твое сердце было уже далеко. Далеко, хотя ты так красиво обещал мне, что мы будем жить вместе.

Сам я того не ощущал, но если вдуматься... пожалуй, так оно и было.

Вот, значит, как: не открывал бы я ей душу, и она не могла бы отнимать у меня жизнь. Хотя кому ведомы законы потустороннего мира?

— Я не стану тебя убивать, но знай, что я тебя нисколько не любила.

У меня закружилась голова.

И вдруг Кей начала постепенно удаляться. Так же, как и пришла, — но теперь она словно бы скользила спиной вперед. И если сюда она продвигалась шаг за шагом, то обратно вмиг отстранилась метра на четыре. Похоже, она возвращалась...

Затем на ее груди что-то шевельнулось.

На белой сорочке проступило черное пятно. Нет — не черное. Красное. По чистой ткани расплывалась краснота. Свежая кровь. Из груди — этого запретного для меня места на теле Кей — словно живое существо, струилась красивая алая кровь.

Она стекала потоками по длинным складкам одежды, била пульсом и растекалась по полу.

Я посмотрел ей в глаза.

Кей стояла, как бы силой одной только злой воли пытаясь совладать с кровотечением.

Затем силуэт ее стал меркнуть.

Так же, как и у родителей. Только быстро. Вот она уже стала полупрозрачной. Еще немного — и остался лишь мысленный образ, легкая тень на сетчатке, контуры воспоминания... Продержались недолго, словно летнее марево, и бесследно исчезли.

Остался лишь мрачный коридор седьмого этажа.

И ни капли крови на полу.

Я услышал, как Мамия глубоко вдохнул.

Сам я не шевелился.

Мне казалось, что в глазах Кей я успел заметить грусть и печаль разлуки. И это после всего, что она натворила... О моя неискоренимая сентиментальность...