Утром, в начале одиннадцатого, я уходил из гостиницы.

Оплатив счет, я уже направлялся к дверям, когда увидел входящего Мамию.

Менять направление внезапно было бы странно. Я остановился в отдалении и смотрел, как он проходит в автоматическую дверь. А сам при этом думал: хорошо, если он меня не заметит.

Мамия вошел, коротко окинул взглядом холл и направился было в кафе, но вдруг ошеломленно оглянулся на меня.

Я улыбнулся и кивнул. Вспомнил прошлое, и на душе стало хорошо. Даже подумал: «Аяко права — личная жизнь тут ни при чем».

— А-а, — приоткрыл рот Мамия, и как обернулся, так и замер.

Такой взгляд, будто увидел перед собой пришельца. С чего бы? Но стоило мне приблизиться, как ужас на его лице сменился улыбкой и он поздоровался.

— Ты чего... в такую рань?

Для телевизионщиков десять утра — очень рано.

— Меня ждут. — Мамия повел глазами на кафе.

Там какой-то человек вдруг поднял руку. Ба, да это мой лучше оплачиваемый коллега.

Мамия тоже махнул ему рукой. Я слегка поклонился. Он показал жестом: мол, не торопитесь, — и опустился на стул.

Но в таком месте говорить нам было не о чем. Не будь встреча случайной, всегда бы нашлась дежурная фраза, но легкомысленным «А что, если нам вместе...» сейчас не отделаешься.

— Что с тобой? — спросил Мамия.

— Ничего. Вот, переночевал в гостинице.

— В смысле, с телом... Так резко...

— С телом?

— Мы же вот только с тобой виделись. Так сильно похудел.

— Что, заметно?

— Если честно, то на удивление...

— Осунулся?

— Не то чтобы очень. Что с тобой?

— Да, одна нелепость.

— Это ты зря.

— Когда один, тормоза не держат.

— Ходил к врачу?

— Нет. У меня нигде не болит. Я смотрелся в зеркало и не заметил ничего такого.

— Сходи обязательно.

— Да ты не пугай меня так.

— Сходи-сходи, эта худоба неспроста.

— Ладно, схожу. Ну, пока... — Я изобразил рукой некий жест и направился к выходу.

— Ты куда?

— Домой.

Я повернулся спиной к открывшему было рот Мамии и вышел на улицу.

Как и предполагал — после вчерашней встречи с родителями окружающим я казался еще более худым.

Я подошел к стоянке такси.

При этом поймал себя на мысли: «Что поделаешь, если я, так и не осознав этого, однажды умру».

У человека, повстречавшего своих мертвых родителей, особого выбора нет.

Дом, словно сопротивляясь потоку окутавших его выхлопных газов и реву моторов, по-прежнему доносившихся с восьмой кольцевой дороги, стоял с наглухо закрытыми окнами.

Окно Кей не отличалось от прочих. Оно лишь отражало раскаленные лучи полуденного солнца и ничем не выдавало человеческого присутствия.

Открыв замок, я надавил на толстое стекло внутренней двери и вошел в холл.

В мрачном углу громоздились семь-восемь новых коробок одинаковой формы, а рядом стоял, будто охраняя их, высокий парень. Я окинул его взглядом, но он, похоже, витал в облаках и никак не отреагировал.

Я вошел в открытые двери лифта. Нажал кнопку седьмого этажа. Пока двери закрывались, я еще раз взглянул на того парня. Теперь он смотрел на меня со странным блеском в глазах. Когда наши взгляды встретились, он тут же отвернулся, но я понял, что это — от любопытства. Видимо, я настолько исхудал, что привлекаю к себе внимание. Вот только почему я сам это не вижу? Выходит, таков замысел отца и матери?

Вдруг лифт остановился. Для седьмого еще рано. Поднял глаза на табло — третий. Кей. Открылась дверь. Действительно, она.

— О! — вырвалось у меня. — Сегодня у тебя что — выходной?

Она молча смотрела на меня. Одета в длинное платье до пят, белое, без рукавов, чем-то похожее на неглиже. Но внутрь Кей не вошла.

Я нажал на кнопку открытия дверей и улыбнулся:

— Ну, ты как?

По ее серьезному лицу проскользнуло такое выражение, будто она видит нечто жалкое.

— Где ты был? — неподвижно спросила она.

— Поработал в гостинице. Хотел немного сменить обстановку.

— Опять врешь, — сказала она низким, но сильным голосом.

Не спуская с меня глаз, вошла в лифт. Приблизилась ко мне так, будто собиралась поцеловать.

— Опять врешь, — проворчала она.

Приторно запахло духами. Двери лифта закрылись.

— Впервые, да? — тоже не сводя с Кей глаз, мягко спросил я и прижал ее к себе. Кей напряглась. — Этот запах духов впервые, верно?

— Я смотрела в окно. Все это время смотрела в окно. Наконец ты вернулся.

Кей говорила медленно, словно читала книгу. Похоже, сердилась.

— На работу не пошла?

Прежде чем она успела ответить, двери лифта разъехались.

Кей вышла первой и зашагала по коридору седьмого этажа.

Я достал из кармана ключ. Подойдя к двери, она шагнула в сторону, вытянулась и глянула сверху вниз, словно присматривалась, что я сейчас буду делать.

Я отпер замок.

— Так, я вхожу первым. Распахиваем шторы. Включаем кондиционер. Ну и жара... целыми днями.

По выражению лица Кей можно было предположить, как сильно я осунулся. Но строить из себя обессилевшего не стоило. Нарочно произнося слова громко и глуповато, я включил кондиционер и распахнул шторы. Стальная дверь с металлическим грохотом захлопнулась.

— Обед... уже. Может, поедим холодной лапши? Я купил сразу ящик сублимированной. Ветчина, огурцы и яйца есть.

Распространяясь о еде, я встал на стул, как на подставку, и регулировал жалюзи кондиционера. Вдруг Кей приблизилась, коснулась моих ног и обняла меня снизу за талию.

— Зачем ты ездил? Зачем нарушил обещание? — спросила она, как бы упрекая меня.

Я колебался, подыскивая нужные слова, но врать не хотелось.

— Хотел попрощаться. Не мог же я так просто вдруг перестать к ним ездить.

— Ну и как, попрощался?

Я улыбнулся с высоты стула.

— Отпусти, я сойду вниз.

Но она не отпускала.

— Простился?

— Ты как моя мать.

— Не увиливай. Ты сказал, что больше не сможешь приезжать?

— Не смог.

— Что?

— Ни отец, ни мать ничего такого не делают. Ровным счетом ничего такого, из-за чего сын бы мог им сказать: мы больше не увидимся.

Кей отстранилась.

— Спускайся.

— Не мог сказать, и все тут.

Я слез.

— Иди за мной, — сильным взглядом поманила меня Кей.

— Куда?

Кей нетерпеливо приблизилась ко мне, схватила за правую руку и махом потянула, словно за канат, к ванной. Открыла дверь, включила свет. Мы опять стояли рядом перед зеркалом.

— Видно?

— Видно.

— Что видно?

Мое отражение в зеркале не вызывало беспокойства.

— Я бодр. И выгляжу вполне неплохо.

— Помогите! — вдруг схватила меня за шею Кей. — Спасите. Спасите этого человека! Прошу вас. Спасите!

Зачем было просить о помощи для меня? Пожалуй, Кей — тоже атеистка. Однако взывает же к кому-то. Чтобы меня спасли. Чему-то молится. Я не знал, как отреагировать. Меня удивило, что есть люди, которые могут так молиться за других.

— Прошу, — говорила Кей мне в самое ухо, — сделай что-нибудь, ну, сделай же что-нибудь.

И плакала — и молилась, вся в слезах.

Вдруг я почувствовал, как во мне снова пробудилась любовь к ней. Я крепко ее обнял.

— Спасибо тебе, — сказал я.

Кей не ответила — только пуще прежнего взывала к кому-то о помощи.

— Спасите этого человека. Прошу.

Она ухватилась за меня и не отлипала.

И вдруг я почувствовал, что меня стремительно одолевает усталость. Кей показалась такой тяжелой, что я не мог устоять на ногах.

— Извини... — Я пошатнулся. — Я как-то внезапно очень сильно устал...

Ноги ослабли так, что я не мог больше обнимать Кей. Словно подкошенный, я рухнул на пол ванной. Дыхание сперло.

— Что с тобой? — тут же спросила Кей.

— Не знаю... Какая-то жуткая усталость навалилась.

— Посмотри в зеркало.

«О чем ты?» — мелькнуло у меня в голове. Было тяжко даже голову приподнять.

— Может, и тебе видно будет. Ну — посмотри в зеркало.

Что там должно быть видно? Я даже глаз толком открыть не мог. Очень хотелось лечь и не вставать.

— Смотри в зеркало.

Кей схватила меня за руку и попыталась поднять.

— Бесполезно.

— Смотри в зеркало!

С большим трудом, но я попытался поднять голову. Кей что было сил тянула меня обеими руками, чтобы я мог увидеть свое отражение.

Я приподнялся и сквозь пелену усталости посмотрел в зеркало. Оттуда на меня смотрел старик. Я вздрогнул от испуга. Это был я.

Глаза впали, щеки ввалились. Вернее даже не я, а какой-то бледно-сизый призрак.

— А-а-а, — застонал я. Но голос был тонким, и получилось нечто вроде тяжкого вздоха. — А-а-ах!..

Ползком я выбрался из ванной и лег на пол в гостиной. На большее сил уже не осталось.