Глава 5

— Представьтесь, пожалуйста, — раздался из-за двери голос Петра Волкова.

— Мы это, Петька, — сказал Адашев-Гурский.

— Произнесите пароль.

— Трое с боку, ваших —нет! — громко отчеканил Андрей Иваныч.

— Не валяй дурака, открывай, — сказал Гурский.

— Отзыв «пирамидон», — буркнул себе под нос Волков, отпирая замок и впуская гостей в дом.

— Вы позволите войти в ваш бункер, мой фюрер? — с пониманием произнес Андрей Иваныч, переступая порог. — Мы уже на нелегальном положении?

— Я же не одет, — пояснил Волков и затянул узел на кушаке халата. — А вдруг кто чужой?

— А что б тебе не одеться? —^ вошел вслед за Андреем Гурский. — Ходишь тут… в затрапезном виде. А ты ж командир, пример бойцам показывать должен. А коснись тревога? Коснись в бой?

— Отобьемся, — Волков запер дверь, — проходите.

— Куда прикажете? — Андрей повесил куртку на вешалку в передней.

— Да вон туда, пожалуй, — кивнул Петр в направлении кухни. — Там уютнее.

— Сразу предупреждаю, — Адашев-Гурский вошел на кухню и бросил взгляд на стол, где стояли открытая литровая бутылка водки и пакет с апельсиновым соком, — я на минуту.

— Никто не неволит. Но чаю-то выпьешь? — Петр поставил чайник на плиту.

— Чаю попью. С лимоном.

— А вот лимона-то у меня, скорее всего…

— Я купил по дороге. — Александр положил на стол крупный лимон. — А яйца есть?

— Есть.

— Вот. И яичницу.

— Эт-то мы мигом. С ветчиной? — Петр распахнул холодильник.

— Дай-ка я сам, пусти-ка, — Гурский открыл дверцу газовой плиты, вынул оттуда сковороду и занялся приготовлением завтрака.

— Слушай, Петр, а расскажи-ка ты мне еще раз эту твою историю, — Адашев подчистил с тарелки кусочком белого хлеба остатки яичницы и отправил его в рот.

— Зачем? — Волков выпил рюмку.

— Ну а что, прикажешь сидеть и смотреть, как ты здесь раскисаешь? Надо же что-то делать.

— Да, Петруша, — кивнул Андрей Иваныч, — мы же вчера собирались кому-то в рыло закатать. А вместо этого в клуб какой-то поехали, а там конюшней воняло.

— Он так называется. «Конюшня».

— А-а-а… вот ведь как! Значит, ощущение запаха у меня просто ассоциативно возникло! А я-то думаю… А зачем мы туда поехали?

— Так… затем, собственно, и поехали. Мне почему-то представилось, что там Чика непременно должен быть.

— А он там бывает? — Гурский отхлебнул чая из большой керамической кружки.

— А хер его знает. Мне, понимаешь, вчера спьяну в голову запало, что он с сестрами этими плотно завязан, а они в этом клубе работали. Именно там Заславский их и приметил. Вот он как раз там часто бывал. Нравилось ему там. Ну и… Заславский, сестры, Чика… вот меня туда и понесло. Только никого, естественно, там не оказалось, кроме мелюзги всякой. И вообще, по «зрелом размышлении» ничего там для меня интересного быть и не могло. В чем мы и убедились.

— А я? — На кухню шагнула юная блондинка, одежду которой составляли лишь свободно висящая на ней длинная просторная футболка Волкова и его же пляжные шлепанцы на толстой подошве.

Шаркая шлепанцами по полу, она подошла к столу и обиженно надула губы:

— Я что, не в счет?

— Ну, вот Вероника, разве что… — обернулся к ней Волков. — Присаживайся. Завтракать будешь?

— Только кофе.

— Там, на полке, растворимый. Сделай сама.

— Я поухаживаю, — поднялся со стула Адашев.

— Спасибо. — Она благодарно подняла на него глаза.

— Вам с молоком?

— Ага. И чтобы сладкий.

— А позволительно ли будет тэс-скать… очаровательную ручку поцеловать, — привстал Андрей Иваныч, — тем самым засвидетельствовав свое искреннее восхищение? Ах! Весьма признателен, просто тронут… — Звонко чмокнув протянутую ему ручку, он опустился на стул.

— А ты, значит, считаешь, — взглянув на Волкова, Гурский поставил перед Вероникой кофе, сел, достал сигареты и закурил, — что не сами по себе эти сестренки тебя подставили, что все-таки Чика за всей этой подлянкой стоит?

— Я не знаю, Саша. Я же тебе говорил, ничего я толком и выяснить-то не успел, как меня мгновенно с дерьмом смешали и изо всей этой запутки выкинули.

— И смерть самого Заславского тебя тоже настораживает?

— Ну, а ты сам рассуди: молодой мужик, бывший спортсмен, непьющий практически, и вдруг… инфаркт.

— Вообще-то всяко бывает. Как раз с бывшими спортсменами. Сердце-то расширенное, к нагрузкам приученное, если кто серьезно занимался. Когда резко бросают, да еще стрессы… А чем он занимался?

— Я толком и не знаю. Плаванием вроде. А что?

— Да нет, я просто так спрашиваю.

— Ну может, и было у него там… что-нибудь не все в порядке. Но ведь инфаркт и спровоцировать можно. Мало ли сейчас химии всякой-разной. Сыпанул ему в борщ, и ку-ку.

— Лучше в харчо, — поморщился Андрей Иваныч.

— Почему? — взглянул на него Петр.

— Ну… я харчо почему-то недолюбливаю.

— То есть, ты полагаешь, могли его и травануть? — Александр ложечкой размешивал в чае сахар.

— А почему нет?

— И когда ты в это дело сунулся, тебя сразу вычеркнули из ситуации, так?

— Именно.

— Испугались, что докопаешься?

— Может, и так.

— Я позвоню, можно? — Допив кофе и отставив чашку. Вероника поднялась из-за стола.

— Да, конечно, — кивнул ей Петр, — там в гостиной и в спальне… они параллельные.

— Спасибо, очень вкусный кофе, — поблагодарила Вероника Гурского.

— На здоровье. Хотите еще?

— Нет, я бы еще поспала немножко, это ничего? — взглянула она на Петра. — Я еще не надоела?

— Нет пока, — улыбнулся ей Волков. — Когда надоешь, я скажу, не сомневайся.

— Да я и не сомневаюсь, дяденька. — Она пожала плечами и вышла из кухни, шаркая шлепанцами.

— А кому смерть Заславского выгодна? — Гурский погасил сигарету и отхлебнул чая.

— Кому выгодна… — Волков задумчиво приподнял одну бровь. — Чике выгодна. Клиент же хотел его с хвоста скинуть, за тем к нам и обратился.

— А как Чика мог об этом узнать раньше времени?

— Да как угодно. Наверняка кто-нибудь из сотрудников фирмы стукачок. Еще от Савелия оставшийся. Теперь Чике стучит.

— Что ж, Заславский каждому подчиненному о своих планах докладывал?

— Ой, Саша… шила в мешке не утаишь. Кому надо — все всегда узнает. А потом и передаст кому следует.

— Понятно. Далее.

— Жене его выгодна, теоретически. Она же теперь — молодая, богатая и красивая вдова.

— А она и фирму его наследует?

— Очевидно. — Волков пожал плечами. — Почему нет? Как законная жена… наследует все его имущество. Движимое и недвижимое.

— А у него больше никакой родни нет?

— Сестра, по-моему. Или она двоюродная?.. Я не помню, он как-то вскользь ее упомянул в связи с тем, что у него мать старенькая, болеет, врачи посоветовали перебраться из Питера куда-нибудь южнее. Вот, мол, она с его сестрой и живет. То ли в Орле, то ли в Ростове, там климат здоровей. А он бывает у них наездами. Это когда я с ним по поводу возможных «терок» с братвой разговаривал, про родственников и поинтересовался на всякий случай, мало ли… Ну, он конкретно только мать и назвал. И жену, естественно.

— Значит, не одна жена наследует?

— Саша, когда (и если) дело до дележа денег дойдет, — Петр глубоко затянулся, — получит его мать… фиг да ни фига. Тут и обсуждать нечего. Все жене достанется, я тебя уверяю. Ну разве что какие-нибудь крохи… Короче, жене его, Ане, помимо Чики, эта смерть — повторяю, теоретически! — тоже выгодна. И сестре ее заодно, они же родная кровь и даже больше — двойняшки. У них же все пополам, может они и супружеское ложе тоже делили. Кто знает? Они же… две половинки.

— Возможно.

— Да и Игорю Дугину, все это, в общем-то, на руку.

— А это кто такой?

— Ну, я же говорил, он при Заславском замом состоял. Теперь, естественно, всей фирмой заправляет. Аня-то во всей этой кухне ни уха ни рыла.

— То есть, выходит…

— Выходит, что смерть Вадима Николаича Заславского со всех сторон всем выгодна. И бандитам, и его заму, и родной жене вместе с ее сестрой. И почти все они в тот «вечер, когда он скрипнул, вместе были.

— Как это? Где?

— В ресторане. Мне Дугин фотографии показывал. Все вчетвером они там сидят, а сестренки на одной из фотографий очень эффектно прямо в объектив ручки выставили, подарок от Заславского на день рождения демонстрируют.

— Чей день рождения?

— Ну Саша… они же близняшки.

— А-а… ну конечно.

— Ну вот, день рождения-то как бы формально у жены, но… Заславский им обеим по одинаковому колечку подарил. С маленьким таким брюликом. Вот они и сидят, сияют и колечками этими перед объективом красуются. Где-то она у меня… погоди-ка. — Волков встал из-за стола и вышел из кухни.

Гурский двумя пальцами взял с блюдца душистый кусочек нарезанного тонкими колечками лимона, с удовольствием вдохнул аромат и затем отправил кусочек в рот.

— Лимон — друг? — спросил Андрей Иваныч.

— Несомненно. Тем более, с похмелья.

— Вот, — Петр вернулся с небольшой глянцевой цветной фотографией, — это я у Дугина взял, на всякий случай. Вот это вот Заславский, а это Аня и Яна, только вот… кто из них кто…

— У жены, по идее, на правой руке должно быть, а у ее сестры наоборот, — Гурский взял фото в руки.

— Оно же не обручальное, где хочешь, там и носи. А старшая, между прочим, обручального вообще не носит. Чтоб от сестры не отличаться.

— Что за глупость?

— Ну вот такая у них, у двойняшек, фишка. Все должно быть одинаково.

— А этот четвертый кто?

— Дугин и есть.

— А он-то тут с какого боку?

— Ну-у… во-первых, он старый приятель Заславского, поэтому он его своим замом и сделал. А во-вторых… что-то у них там с этой Яной то ли было уже, то ли еще только намечается… В общем, создалось у меня такое ощущение, что клинья он под младшенькую подбивает. И очень активно. Больше ничего не знаю.

— Ясно.

— Что?

— Ну как что… сидел, выходит, наш упокойник за своей последней трапезой — за которой, собственно, его травануть и могли — в компании людей, которым его смерть исключительно на руку. Только Чики там и не хватало, чтобы уж для полного комплекта.

— Вроде так.

— Хотя с другой стороны… самому Чике отсвечивать там было вовсе и не обязательно. Достаточно было «расположить к себе» хотя бы одного из этих троих и…

— Трое с боку, ваших нет, — кивнул Андрей Иваныч. — Достаточно одной таблетки пирамидону.

— Возможно, — согласился Волков и раздавил в пепельнице окурок. — Возможно.

— А можно мне еще кофейку? — вновь возникла на кухне Вероника.

— Пожалуйста, — Адашев-Гурский поднялся из-за стола и потянулся к банке с растворимым кофе, — чайник еще не остыл, по-моему.

— Спасибо. — Вероника присела к столу.

Волков налил водки себе и Андрею.

— Ну что, Андрюша? Р-ра-авняйсь! — приподнял он над столом рюмку.

Андрей Иваныч распрямил спину, взял свою рюмку, расправил плечи и, выпучив глаза, вперил взгляд в бюст Вероники.

— Скромней, скромней себя вести нужно… — Адашев поставил на стол чашку с кофе, — нечего барышню в краску вгонять.

— По команде «равняйсь!» — пояснил Андрей Иваныч, — я должен видеть грудь четвертого человека. Раз, два, три, — он сосчитал себя, Петра и Гурского, а затем вернулся взглядом к Веронике, — четыре…

— Смир-рно! — скомандовал Волков.

— Шага-ам… — Адашев придвинул девушке чашку.

— Арш!!! — рявкнул Андрей Иваныч и опрокинул в рот водку.

— А вы, как я погляжу, настроены серьезно, — Александр, стоя, допил чай и кивнул на бутылку.

— Так ведь… — развел руки Андрей, — кирасир Его Величества не боится вин количества.

— Ловко. — Волков выпил свою водку. — Спиши слова.

— Ладно. — Гурский вновь присел к столу и закурил. — Значит, вот непосредственно после этого самого застолья в ресторане Заславский и помер?

— Непосредственно, — кивнул Петр. — Встал из-за стола, сел в машину, поехал к какому-то своему приятелю на дачу — то ли в Комарове, то ли в Репине — и, сидя за рулем, окончился. С трассы и вылетел. Мертвый уже, как врачи говорят. Жена чудом жива осталась.

— А сестра?

— Да нет, они вдвоем ехали. Там, видишь… в ресторане еще… сестренки разругались. В дым. Это мне Дугин потом рассказывал, я же с ним встречался, беседовал. После того, как Заславский помер, но еще до того, как меня рожей об стол.

— Понятно.

— Ну вот. Старшая за воротник перебрала, за ней вроде это водится, ну и… две бабы, хоть и сестры, но… ты ж понимаешь, слово за слово… эта Яна, младшая, подхватилась и домой уехала. Игорь ее проводить хотел, но та отказалась, по телефону тачку вызвала и укатила.

— А они втроем уже остались.

— Да. Посидели еще, а потом, уже заполночь, Заславский решил на свежий воздух выбраться, на дачу эту махнуть. Дугин с ними распрощался и домой поехал, а Заславский с женой в машину сел…

— …пьяный.

— Нет, я же говорил, он непьющий был практически. Ну вот, он, значит, в машину сел, а потом… Ну и все, в общем.

— А где они с трассы вылетели?

— Да за постом ГАИ. Не сразу, дальше, где-то в Ольгине вроде, но не в самом, а не доезжая. Там еще поворот и… место такое, относительно пустынное.

— И «скорая» сразу приехала?

— Кто ж знает… когда Анна в себя пришла, вызвала, тогда и приехала.

— А что же машины-то, которые мимо ехали?

— Ну, Саша… «что машины»… во-первых, это же все-таки «форд», он же не на куски развалился, просто кувырнулся через крышу и опять на колеса встал. Во-вторых, там кювет высокий, а он черный. Да и как он с дороги вылетел, никто, очевидно, не видел, там же ночью не такое уж движение. Пролетит мимо машина, фарами его хватанет, да и дальше. Кому какое дело? Прошлой зимой мужик пьяный в двух шагах от дома в сугробе замерз, а народ мимо шел. В общем, когда эта Аня оклемалась, трубку нашла, тогда сама и вызвала. И ментов, и «скорую».

— Хо-ро-шо-о… — задумавшись произнес по слогам Адашев-Гурский. — Ладно. С-слушай, Петр… а вот такое у меня к тебе предложение… а давай-ка я с этой Аней встречусь да поболтаю, а? Она где живет?

— На Савушкина.

— Так там вроде бы и район-то не богатский. Что ж он, риэлтер, жилье себе приличное сделать не мог?

— Ага… у него там такое наворочено… в подвале тренажерный зал с сауной.

— Как это «в подвале»?

— Там дома такие, типа коттеджей, ну которые…

— Немцы после войны строили.

— Ну да. Он этот дом свой, ну… в котором у него сейчас квартира, собирался целиком со временем откупить:

— Тогда понятно.

— А с чего это ты решил, что она с тобой беседовать станет?

— Н-ну-у… я журналист. Скажу, что мы с Заславским Вадим Николаичем знакомы были, и меня смерть его потрясла до глубины души.

— И что?

— Петя… ну уж найду я, наверное, что сказать, а? У тебя телефон ее есть?

— Вон, на холодильнике. Черный блокнот.

Гурский подошел к холодильнику и взял блокнот.

— На букву «З», — подсказал Волков. Петр наполнил рюмки.

— Заславский?

— «Заморочки»

— «Автостоянка на Барочной. Какого хера!!!» — бегло читал вслух Гурский, раскрыв черный блокнот Волкова на странице, обозначенной буквой «З». — «Напомнить Бяше про Акима», «Фаина Георгиевна — таможня. Пропальпировать!!!» Это Раневская, что ли? — вскинул он взгляд на Петра.

— В самом конце ищи, — буркнул Волков.

— Ага, нашел, — кивнул Гурский, перелистнув страницу. — Я перепишу?

— Дерзай, — Петр взял в руки рюмку, взглянул на Веронику, затем на Андрей Иваныча и негромко и проникновенно произнес: — Ребяточки… какая это все, в сущности, херня, в сравнении с энтропией Вселенной и преображением души, а?

— О-о-о… — Гурский, заложив пальцем страницу, закрыл блокнот и направился из кухни, — все, я пошел.

— Блокнот оставь, — сказал Волков.

— Сейчас, перепишу и верну.

— Что ты, Петя, — понимающе сказал Андрей Иваныч и поднял свою рюмку, — о чем ты говоришь.:. А мне тут еще Александр и про телегонию рассказывал, так я чуть не разрыдался, ей-богу. Это ж такое… такое…

— Какое?

— Потом расскажу, давай выпьем.

— Давай.

Они выпили, взяли по кусочку лимона, обмакнули их в соль и с удовольствием закусили.

— Я ушел. — Гурский вернулся на кухню, положил черный блокнот на место и взглянул на товарищей: — Держите себя в руках.

— Увидимся за чаем, — кивнул ему Андрей Иваныч.