Трансляция по третьему каналу «Ребенка и чар» Равеля и Колетт задерживалась: все еще передавали новости. Ведущий говорил, что с начала 91 года, когда началась война в Персидском заливе, (возможно, мы это забыли) полмиллиона иранских детей погибли из-за нехватки пищи и болезней. Но тут же он, воодушевленным тоном ведущего аукциона добавляет: «но США заявляют, что они дадут миллион долларов для нужд иракских больниц». Это составляет два доллара на ребенка, десять или двенадцать франков, в зависимости от курса.

Затем нам показывают изображение детей, находящихся в больницах: исхудавшие, пребывающие в состоянии прострации в своих маленьких кроватках. Чуть позже он процитировал заявление совета безопасности ООН, утверждающего, что в районе, где раздача продовольствия и медикаментов проводилась под контролем этой организации, дети умирали только лишь в «двадцати процентах случаев».

Ведущий, казалось, был счастлив довести до нашего сведения столько цифр.

Затем можно было услышать мяуканье котов, жалобные стоны пасторали, дуэт индийского чайника и английской чашки, все обаяние и непосредственность «Ребенка и чар» в фривольной манере прошлого. Тайная мечта о богатом западном буржуазном обществе с его толстощеким с большим крупом ребенком, сыгранном оперной певицей, казалось карикатурным наследием.

Внешняя жизнь требует всего; большинство произведений искусства не требует ничего.