3 апреля Я позвонила в Голден Тюлип Россини и попросила к телефону доктора Расселл, мне пришла в голову одна мысль, и мне не терпелось произнести ее вслух, и как можно громче. — Это вы, мисс Грофф? — спросил запинающийся голос, и я его сразу узнала. Русский! Он говорит с таким неуловимым акцентом, что кажется — свой родной язык он позабыл начисто, а какой выбрать на его место, еще не решил. И все время вставляет французские и итальянские словечки. И, кажется, испанские, но испанского я уж вовсе не знаю. — Да, — сказала я, — а что вы там делаете? Вы же вроде ночной портье, а не дневной? Но он уже щелкнул каким-то соединением, и мне ответили длинные гудки. В номере с табличкой олеандр никого не было. Когда мы пили кофе в Паоло, доктор Расселл сказала мне, что ненавидит отель Голден Тюлип за то, что там на дверях не цифры, а таблички с картинками. Это напоминает ей детскую больницу, в которой она лежала, когда была маленькая, там такие таблички были на спинках кроватей, и дети звали друг друга не по именам, а по картинкам. У Фионы на картинке был еж с яблоками на иголках, а ей ужасно хотелось белку. Но белка была у девочки Пии в соседней палате, и ей пришлось отдать за картинку — страшно подумать — связанную мамой белоснежную шапочку с помпоном. Ей тогда здорово влетело. Когда она это рассказывала, я подумала, что мысль о способе самоубийства могла прийти доктору в голову, когда он стучался к ней в номер в тот вечер, 26 марта. Он посмотрел на табличку и вспомнил. Про свойства олеандра. Это Фиона мне сказала, что он стучался. Не для протокола. А я ей тогда хотела сказать про Штуку, но не решилась, только погладила ее тихонько под свитером. 4 апреля Фиона уехала вчера утром, я так и не успела с ней поговорить. Я бы спросила ее: • о том, что ей хотел сказать доктор Йорк, когда стучался к ней в номер • читала ли она всю рукопись Иоанна, о которой мне рассказывал профессор Форж • как вышло, что она не боялась рисковать, когда стала нелегально копать в Гипогеуме • правда ли, что у Лева была мания преследования, или это сказки для полицейского заключения? • любил ли О.Т. Форж свою подружку-адвоката и почему он на ней не женился • почему они все мне врут? • о том, что у нее с профессором Форжем • о том, что у нее с ассистентом Густопом Земерожем • о том, что у нее с белокурым русским, у которого странная кличка • о том, как это все у нее так ловко получается и что для этого надо делать 5 апреля Посмотрела записи Аккройда по поводу Зальцбурга. Ассистент по фамилии Рой заявил, что его исследование общей с доктором Йорком темы пошло совершенно другим путем с тех пор, как доктор Йорк покинул клинику, и что он намерен продолжать в том же духе, и у него уже есть предложения, из которых он может выбирать. Клиника закрыта на время, пока идет расследование, сказал мистер Рой, но вскоре ее откроют и все уладится. Доктор Фрейзер передает дела своему заместителю, компенсации пострадавшим выплатят страховые компании, историю замнут, там упомянуты несколько известных в научном мире имен, у этих людей есть другие рычаги и другие возможности. На вопрос, какого рода отношения связывали их с погибшим, мистер Рой заявил, что доктор Йорк был пожилым, не слишком здоровым человеком, у которого когда-то были и настойчивость, и знания, и научная цепкость, но никогда не было истинного академического таланта. И что он, Ч.П. Рой, в последнее время его жалел и делал за него чертову уйму работы. — Как это понимать — академический талант? — спросила я Аккройда. — Это когда не очень представляешь, что тебе делать, но зато наверняка знаешь — как, — ответил Аккройд.ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ