МАРКГРАФСТВО БРАНДЕНБУРГ. 1246 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Зимние сумерки оказались предательски короткими. Когда Гай проезжал харчевню "Осенний Лис", казалось, что до темноты еще далеко. Поэтому он и решил проехать немного вперед и переночевать в следующем трактире. И теперь вынужден был путешествовать ночью.

Вообще-то ничего страшного не произошло. Погода стояла чудесная: легкий морозец не давал глазам слипаться, а крупные яркие звезды на высоком чистом небе вместе с набирающим силу месяцем давали достаточно света, чтобы наслаждаться красотой придорожных лесов и полей. Особенно если учесть, что молодой Гай Гисборн с детства отличался острым зрением. Однако, эту идиллию нарушало то обстоятельство, что он был голоден и с удовольствием бы поменял всю красоту ночного Бранденбурга на кусок хорошо приготовленного местного кабанчика. Кроме того, его конь явно устал, а Гай чрезвычайно дорожил своим скакуном по двум причинам. Во-первых, конь напоминал ему о родной Британии, которую он, волею судьбы, вынужден был покинуть.

Гай горько усмехнулся. "Волею судьбы…". Так говорят проигравшие, не желая признаться в собственной слабости. Но разве позорно быть слабее короля? Пусть даже не самого короля, а тех, кто от его имени правит страной, но что это меняет? Его Величество король Генрих вряд ли подозревал о существовании братьев Аллана и Гая Гисборнов. Конечно, именно он подписал указ об их аресте по обвинению в заговоре против престола, но таких указов ему пришлось подписывать немало — ибо заговоры эти плодятся ныне в старой доброй Англии как грибы после дождя. Он подписал и забыл, а колесо королевского правосудия раздавило род Гисборнов. Аллан уже обезглавлен в Тауэре и его, Гая, ждет та же участь, ежели он окажется в руках королевской стражи.

Аллан… Рыцарь без страха и упрека, в восемнадцать лет в своем первом походе получивший страшную рану и теперь до конца жизни обреченный на почти полный паралич. Старший брат, заменивший маленькому Гаю отца, погибшего во время очередного похода во Францию в тридцатом, когда младшему Гисборну было всего шесть. В тот год за Ла-Манш отправились все трое опоясанных Гисборнов. Самого старшего своего брата, Роджера Гай никогда не видел — он погиб под стенами Нортхемптона, когда армия "маршала Бога и Святой Церкви", сэра Роберта Фитцуолтера вырывала из Иоанна Безземельного Великую Хартию Вольностей. Средний сын, сэр Томас, отбыв в поход, вскоре покинул отца и брата, присягнув грозному сэру Симону де Монфору, и с тех пор он не возвращался в Англию. Отец, сэр Хьюго Гисборн погиб в этом походе, а спустя неделю вражеский топор повредил позвоночник сэра Аллана. Вернувшись в родовой замок на носилках, с которых ему уже не суждено было встать, он посвятил свою жизнь воспитанию маленького брата. И открыл ему родовую тайну — тайну Хранителей, которую не мог унести с собой в могилу. Именно его магический дар позволил предсказать грядущий арест. И именно он настоял, чтобы Гай отправился в изгнание, бросив самого Аллана на верную гибель: Хранитель не имеет права жить ради себя, он живет ради предков и потомков.

Итак, не по своей воле, но по долгу, Гай стремился оказаться подальше от владений Его Величества короля Генриха Третьего, и это было второй причиной, почему следовало беречь коня: путь на восток труден и далек, и остаться без лошади означало обречь себя на массу проблем. Правда, в небольшом мешочке на поясе у рыцаря было запасено еще изрядно монет, а в подкладку плаща они с Алланом зашили на черный день пару золотых колечек и ещё золотые серьги с рубинами, которые в любом крупном городе можно продать за хорошие деньги. Но, делая запасы на крайний случай, умный человек не начинает тут же этот крайний случай на свою голову кликать. Одним словом, за конем следовало просто хорошо ухаживать, и тогда можно рассчитывать добраться на нем не только до границы татарских владений, но и, если повезет, до самой заветной цели своего путешествия.

Тут же Гай себя одернул, что самая заветная цель у его путешествия совсем другая. Конечно, прекрасно было бы найти потомков ушедших на Восток, но главное для него — все же не это. Главное — найти место, где бы он мог поселиться, обзавестись домом и, верой и правдой служа новой Родине, раз его отринула старая, завести семью и продолжить свой род. Это был его долг — долг Хранителя, долг перед потомками, долг перед предками, долг перед Алланом. В первую очередь — перед Алланом, отдавшим ради выполнения этого долга свою жизнь.

Как всегда в таких случаях правая рука Гая нащупала перстень на безымянном пальце левой, затем скользнула на рукоятку меча, а потом — под плащ, где к поясу был подвязан большой кожаный мешок, плотно забитый свитками. Эти вещи он не должен был потерять ни в коем случае. Перстень и меч — реликвии рода Гисборнов, но только Хранитель знал их истинную природу и силу, а также то, чьего рода они реликвии на самом деле. Бумаги в мешке — архив.

Хранитель должен знать историю рода и передать её своему наследнику. Гай улыбнулся, вспомнив, как он изучал эти пергаменты и будто бы сам оказывался рядом со своими предками. Он наблюдал, как Иоанн Безземельный подписывает Великую Хартию Вольностей, рядом со своим отцом; бился с неверными на Ликийском побережье плечом к плечу с сэром Роджером; видел себя склонившегося в молитве у Гроба Господня вместе с сэром Робером; плыл через Ла-Манш в войске грозного Вильгельма Завоевателя с сэром Жоффруа… И дальше, дальше в глубь времени. То, что для других было легендами и сказками, для него — отзвуками реальных событий давно минувших лет. Он-то знал точно, кто на самом деле были рыцари Круглого Стола и как происходило то, о чем поют по замкам Европы красивую ложь сладкоголосые менестрели.

Очередной раз, выведя из леса, дорога указывала дальнейший путь через вершину небольшого холма. И здесь-то Гая от его дум отвлеки звуки приближающихся галопом лошадей. И в тот же момент на гребне холма показались две фигуры. Гаю хватило света звезд и месяца, чтобы рассмотреть их. Один был в крестьянской одежде, другой — в монашеской рясе. Они со всех ног бежали к лесу, очевидно, пытаясь уйти от погони. Заметив впереди Гая, крестьянин что-то крикнул монаху, и тот вильнул вправо, в то время как крестьянин продолжал бежать вперед — прямо на его лошадь. В руках он сжимал увесистую дубинку и Гай направил коня вправо, то есть в противоположную от монаха сторону, совершенно не желая, чтобы он сам или его конь ни за что не про что получили этой дубинкой. Гай вовсе не был трусом, чтобы бежать от мужика с дубьем и был достаточно опытным воином, чтобы справиться с гораздо более сложным соперником, нежели германский виллан, однако он никогда не вступал драку не имея на то веской причины, а с этим человеком ему делить было нечего. Однако на всякий случай он до половины вытянул свой клинок и тут же понял, что не зря: дело принимало более серьезный оборот.

На вершине холма появились преследователи: трое вооруженных мечами райтеров. Мгновенно оценив обстановку, двое из них свернули за монахом, а третий продолжил преследование крестьянина. И то, как они держали свои мечи, красноречивее всяких слов говорило, что райтеры намерены зарубить преследуемых без всякой пощады. Мгновенно оценив ситуацию, Гай дернул за узду, послав коня наперерез всадникам, что гнались за совершенно беззащитным человеком в рясе. Во-первых, крестьянин с палкой имел хоть какие-то шансы постоять за себя, а, во-вторых, до леса ему было гораздо ближе, чем вильнувшему в сторону монаху.

Ну а в-третьих, при таком маневре он перво-наперво оказался на пути как раз у третьего всадника. Тот что-то кричал, судя по интонации и жестикуляции, очень ругательное, но этот язык не был известен Гаю. Поэтому Гисборн по-сакски проорал в ответ:

— Не трогать!

На всадника это не произвело никакого впечатления, зато маневр Хранителя очень впечатлил его лошадь, мирную клячу, на которой до этого случая ездили только почтенные бауэры да сорванцы-мальчишки. Увидев несущегося прямо на неё коня, лошадь испустила громкое ржание и встала на дыбы столь яростно, что подпруга лопнула, и всадник вместе с седлом полетел на снег.

Мысленно поблагодарив Господа и Святого Патрика за помощь, Гай сосредоточил своё внимание на монахе и двух других всадниках и тут же понял, что не успевает. Он летел вперед, протяжно крича на сакском:

— Нет! Не надо!

Но мечи райтеров уже взметнулись над головой монаха, и… И в этот момент ноги несчастного запутались в его длинной рясе и он упал. Да так удачно, что не ожидавшие такого подвоха райтеры промахнулись, а их лошади не задели жертву копытами. Проскочив вперед, воины спешно развернули лошадей, однако этого времени Гаю хватило, чтобы стать между ними и их жертвой.

— Не трогать! — повторил он, тяжело дыша, по-сакски, а затем произнес эту же фразу на латыни. И тут же они бросились на него, рассчитывая на свое численное превосходство, однако, похоже, несмотря на солидный возраст о конном бое на мечах эти люди имели крайне смутное представление. Гай не хотел их смерти, но и рисковать собственной жизнью тоже не собирался. Ведь первый пропущенный удар мог сделать его мертвецом или калекой. Опасное это дело: размахивать мечами, если у тебя голова ничем не защищена. Всё случилось так стремительно, что не было времени надеть ни кольчужный колпак, лежащий в седельный сумке, ни новомодный горшковидный шлем, притороченный к седлу ремнем, продетым через большое кольцо припаянное к его плоскому навершью. Хорошо хоть, что надета кольчуга, добрая защита телу. Впрочем, далеко не от всякого удара меча спасает, стало быть, надо скорее этот бой завершать.

Парируя мечом и кинжалом атаки противников, Гай весьма быстро приметил момент, когда один из воинов от души замахнулся мечом, чтобы нанести сильнейший удар. "Хороший замах полезен в любом деле, кроме фехтования", — вспомнил он слова брата и сразу ударил левой рукой. Враг не успел ничего понять, а кинжал уже ушел ему в горло по самую гарду. Захрипев, всадник повалился с лошади, заливая белый снег темной кровью, а Гай тут же развернулся ко второму, отбил еще один выпад, потом еще…

Казалось, разумный человек должен был понять, что встретил противника не по силам. И мечом райтер владел намного хуже Гая, и кинжала у него не было, и кожаный доспех защищает куда слабее кольчуги. Однако против Хранителя сейчас сражался не умеющий отступать фанатик, казалось, его глаза светятся огнем мрачной решимости добиться своего: убрать неожиданное препятствие, возникшее на пути между ним и монахом. Гай не видел, что творится за его спиной, однако чувствовал, что враг не отвяжется, пока один из них способен драться. И, отведя очередной удар, быстрым выпадом пронзил райтеру грудь. Тот еще несколько мгновений держался в седле, потом скользнул вниз, на взрытый конскими копытами снег.

Успокаивая тяжелое дыхание, Гай обернулся. Монах и крестьянин стояли ярдах в семи за его спиной, лошадь третьего райтера медленно бродила поодаль, обнюхивая неподвижно лежащее тело своего всадника.

— Благодарим вас, господин, за помощь, — слегка поклонившись, произнес на сакском крестьянин.

Кивнув, Гай слез с коня, тщательно вытер снегом клинки меча и кинжала, и, убрав оружие, подошел к спасенным им людям.

— Кто эти люди и почему они хотели вас убить? — спросил он.

— Ты не знал ни их, ни нас. Почему ты помог нам? — ответил вопросом на вопрос монах.

— Они хотели убить тех, кто не мог защищаться. Я исполнил свой долг рыцаря и христианина.

— Как веруешь? — неожиданно резко произнес на латыни монах.

— Я добрый христианин и верую в Господа Бога, как веровали мои родители и родители моих родителей.

Монаха этот ответ, однако, не удовлетворил.

— Истинной ли ты Церкви?

— Я простой воин и не разбираюсь в богословии. Мой народ когда-то давно крестил Святой Патрик. Ежели Церковь, которую вы, отец, почитаете Истинной, прославляет его — значит, я её верный сын. Ежели нет, значит, я не принадлежу к той Церкви, что вы зовете Истинной, да помилует меня Господь на Суде Своем.

Такого ответа монах, видимо, совершено не ожидал. Несколько мгновений он молчал, после чего неожиданно сменил тему разговора.

— Хорошо, молодой воин. Скажи мне, кто ты и что ты здесь делаешь?

— Моё имя — Гай из Ноттингема. Я — странствующий наемник. Ехал по этой дороге в поисках места для ночлега.

— Наемник… И дорого ли стоит твой меч?

— Это зависит от того, для чего он нужен.

— Разве наемнику не всё равно, кому служить?

— Нет, отче, не всё равно. Я буду служить только тому делу, которое считаю правым.

Монах снова немного помолчал.

— Хорошо, Гай из Ноттингема. Я предлагаю тебе службу: помочь мне добраться до Воруты, ко двору князя Литовского Мндовга. Князь щедро вознаградит тебя.

Литовские земли лежали дальше к востоку от Бранденбурга. Что ж, Ворута так Ворута, почему бы и нет?

— Да, отче, я готов сослужить эту службу.

— Быть по сему.

Монах повернулся к крестьянину.

— Бенедикт, возвращайся к братьям. Меч этого воина охранит меня лучше, чем твой посох, да и вряд ли теперь нам стоит чего-либо опасаться.

— Благословите.

Получив благословение, крестьянин зашагал прямо по снегу к темнеющему ельнику. Гай, взяв коня за повод, двинулся следом за монахом к дороге.