Глава 9

REQUIESCAT IN PACE^[25]

Стройный белокурый мальчик держал указку из слоновой кости с таким важным видом, будто целые классы нерадивых сверстников выстроились сейчас перед ним в надежде овладеть непростым искусством устного счета. В данный момент костяная палочка золоченым наконечником-стрелкой утыкалась в римскую цифру X, изображенную по старинке – как две растопыренные пятерни, нацеленные вверх и вниз. Всего на выдолбленном из цельного куска прозрачного кварца цилиндре была ровно дюжина делений, и мальчик упорно скользил по подвижной подставке медленно вверх, постепенно перебирая все цифры от одного до двенадцати. Затем стремительно падал вниз, когда вода, переполнившая резервуар с поплавком, достигнув верхней точки в резервуаре, сдвигала затвор и стремительно изливалась в потайную канализационную решетку.

Самого мальчика Фагорий выточил из белого кремня, загубив несколько закаленных в молоке дикой козы резцов. Подарок великому диктатору делался в значительной степени с учетом сексуальной ориентации последнего, поэтому мальчику следовало быть милым, изящным и анатомически достоверным. Но Лулла, едва взглянув на удивительные водяные часы, махнул рукой: «В общественную пользу». А ведь это не заурядная клепсидра – конусообразная лохань, из которой, словно из дырявого ведра, сочится по капельке вода и к которой приставлен специальный раб, чтобы каждые четверть часа заливать бадьей воду, подобно тому как в станционном буфете глухая уборщица, не без опасности для жизни посетителей, опрокидывает над кофеваркой мятую кастрюлю с бежевой жидкостью, называемой кофием, но сваренной из цикория.

Нет, водяные часы, созданные карфагенским гением, были уникальны. Вода, поступавшая по специальному желобу от специально протянутого к зданию акведука, наполняла их доверху, при помощи системы поплавков отпирала затвор и сбрасывала показания счетчика при переполнении буферного резервуара.

Впервые в истории хрупкая материя подсчета времени оказалась в надежных руках автомата, все, что требовалось от потребителя, это подвести к дому акведук. И что же? И ничего, удивительная автоматическая клепсидра украшает теперь холл казино, потому что нелепо было бы отдать ее в какой-нибудь суд, где даже в уложении значится: На заключительное слово обвиняемого – не более двух клепсидр (то есть получаса). Инерция мышления – жуткая вещь. В буферный резервуар упала еще одна капля из желоба, мальчик поднялся на считанные миллиметры выше и, если бы не был сделан из кремня и стали, смог бы увидеть двух людей, застывших друг напротив друга у подножья парадной лестницы казино так неподвижно, будто сами были частями сложного механизма. Но вот стоявший внизу приятно улыбнулся и, подмигнув дружески, проговорил вполголоса, но внушительно:

– Федеральная служба безопасности. Оружие, ценности, наркотические препараты прошу сдать добровольно.

Андрей переступил с ноги на ногу и сглотнул, почувствовав, как язык обдирает горло. Дмитрий Васильевич Хромин улыбался и был явно не прочь пошутить.

– Большая честь, – пробормотал Андрей, кашлянул, чтобы прочистить горло и восстановить контроль над языком. – Большая честь для нашей скромной забегаловки принимать у себя одного из знатнейших политиков Рима, без пяти минут сенатора и без шести минут главного санитарного врача.

Хромин расхохотался:

– Ты это брось, Андрюша. – Он картинно утер якобы выступившие от смеха слезы белоснежным рукавом парадно-официального хитона. – Магнитофона у меня нет, пришел я к тебе один, потому что разговор без свидетелей в моих интересах.

– Мы открылись лишь сегодня, – ответил, подумав, лейтенант Теменев, – и, пройдя по этим ступеням, ты можешь оказаться в компании почетных граждан Города – покрывших себя славой военачальников и подающих надежды юношей. Сможешь также поставить четыре перламутровые фишки по льготному тарифу.

– Взятка? – понимающе улыбнулся санитарный инспектор. Чувствовалось, что разговора на эту тему он ждал и заранее сформулировал некоторые фразы из него. – А меня потом загребет не в меру ретивый легионер и проверит мои руки ультрафиолетом на предмет светящейся краски?

– Ты удивляешь меня своим подозрением, гражданин, – с тем спокойствием, которое обычно скрывает лихорадочную пляску мыслей, отвечал Андрей. – Сегодня по случаю открытия заведения четыре фишки полагаются всем. Завтра и в дальнейшем, да продлит Юпитер дни благоденствия славного Луллы, такого уже не будет.

Сверху несся приглушенный гул – плебеи и патриции впервые в жизни постигали значение слов «настоящий азарт». Кремневый мальчик тихо всплывал в своем углу.

– Угу, – заключил Хромин, убирая улыбку с лица, – стало быть, по-хорошему ты говорить пока не собираешься. Я, честно, шел поболтать. Но ладно, можно и так. В связи с открытием нового для республики увеселения я официально командирован сюда с общественной инспекцией выборными органами законодательной власти. Помимо вопросов нравственности, финансовой отчетности и имущественных прав я, как эксперт, осуществляю оценку безопасности твоего заведения для общественного здоровья. Санитария и гигиена, сам понимаешь.

– Пойдем искать тараканов. – Сделав приглашающий жест, Андрей решительно зашагал вверх по лестнице.

От безысходности Теменев вскользь порадовался тому, как удобен для решительной ходьбы его пиджачно-малиновый наряд. Хромин-старший поспевал следом, подобрав подол тоги, словно торопящийся в игорный дом священник.

– Думаешь, не найдем? – дружелюбно допытывался он. – Вот и видно, что там ты только «предъявите документы» и умел. Да будет тебе известен негласный закон составления инспекционного акта. Четыре нарушения на объекте можно обнаружить всегда. И неважно, что это за инспекция: пожарная, санитарная или по защите детей. Во всех стандартных бланках оставлено четыре пункта для нарушений и замечаний, и уж поверь мне, даже в пустых четырех стенах опытный чиновник найдет своих тараканов. Я даже ничего не говорю про этих леопардов. Я, по случаю вашего открытия, закрываю на них глаза.

Андрей обеими руками пихнул сводчатые двери, и шум обрушился на них: дробный перестук шарика, скачущего по барабану, пение подшипников волчка, дружные стоны и вздохи игроков… Если закрыть глаза, можно было подумать, что здесь разом пытают, а то и насилуют представителей знатнейших фамилий. Вот кто-то сквернословит, призывая на голову крупье гнев всего населения Страны мертвых, что по ту сторону Стикса, вот кто-то, дергая обладателя крупного выигрыша, смиренно просит у него полтинник на счастье, а тот ищет глазами официанта, чтобы заказать всем нектара из розовых лепестков, но в буфете есть только кислое молодое вино.

В тускло освещенном воздухе плавали кольца дыма, точно какой-то много путешествовавший патриций уже достал кальян и принялся дымить бетелем, а может быть, и бангом, купленным за бешеные деньги в Персии. Но все это тонуло в криках, словно взбесилась толпа теодолитчиков, замеряющих рельеф местности по разноцветным цифрам на землемерной линейке:

– Шестнадцать, черное!

– Двадцать один, красное!

– Ставок больше нет, свободные граждане Рима!

Айшатка хороша. В желтых, слегка растрепанных бантах, она циркулировала между столами и орудовала своей мухобойкой, ловко отгребая в сторону дырявые монетки, вексельные поручения и записки с назначением свидания за кузницей. Она перегибалась через стол, чтобы сдвинуть фишку или закрутить крестовину рулетки, и вот уже тянулись жадные плебейские руки, чтобы посягнуть на неприкосновенность бесстрастного арбитра игры. Тянулись и патрицианские, ибо давно известно: после двух выигрышей и четырех поражений в любом игроке умирает и честь, и достоинство, и родовая гордость, а просыпаются исконные инстинкты, всосанные Ромулом и Ремом из вымени небезызвестной волчицы.

Но загребущие руки оставались ни с чем, Айшат уже рулила у другого стола, оправляла перекрутившуюся юбку, подмигивала Святославу, лихорадочно подсчитывающему выручку на абаке, и кричала задорным голосом пионервожатой:

– Делайте игру, господа!

На какое– то мгновение Дмитрию Васильевичу померещились сигаретные окурки в никелированных пепельницах, яркие щиты с рекламой провайдеров Интернета и бейджи на лацканах квадратнолицых охранников. Он помотал головой, видение пропало, остались только распаленные игрой седобородые мужи и безусые отроки в тогах и пеплумах. Они лезли с коленями на столы, пихались плечами и безостановочно кричали:

– Айшат! Айшатка!! Две на черное, пять на вторую дюжину! Вячеслав! Славка! Перстенек поменяешь?

– По курсу возьму, – внушительно отвечал доцент-историк, лихо орудуя аптекарскими весами, – Минус пять процентов за оценку.

Столик перед ним был завален геммами, стразами и ритуальными серьгами оракулов.

– Слава! – негромко, но значительно позвал без пяти минут сенатор Рима Хромин.

Брат взглянул на него мельком, но узнал сразу:

– Погоди, погоди, Дим, я сейчас не могу, у меня тут… – В одной руке он держал весы, другой пересчитывал фишки, поэтому жесты, выражающие крайнюю занятость, совершал головой. – Ты походи тут пока, поиграй, посмотри… Через полчаса они рассосутся, поговорим… Ну куда лезете, гражданин? Я же говорю, динарии временно не принимаем! Потому что у персов сейчас смена властвующих династий, все претензии в Вавилон!

Растерявшийся санинспектор сделал пару шагов к своей нареченной супруге, но Айшат уже сама его заметила и, ловко бросив шарик на загремевшую бронзу, кинулась навстречу, чмокнула в щеку, радостная и улыбчивая:

– Ты чего долго-то так? Видишь, это все Андрей, зря вы с ним ругались, он классный. Слушай, я убегаю, ты погуляй тут пока… Фишки есть? Подойди к Славке, он тебе даст четыре штуки… Только не уходи никуда, слышишь? А то опять денешься куда-нибудь… Поздравляю, поздравляю, приходите к нам еще, не забудьте оплатить налоги с выигрыша в государственную казну, ставки налога выбиты на мраморной плите у входа.

Последнее она сказала уже обалдевшему от счастья Юлию, пробирающемуся к кассе с грудой перламутровых фишек. Где-то в толпе плясал танец далекой Галлии, а может быть, и Галиции двухметровый проконсул по рынкам Галлус. Его русая борода колыхалась. Он только что поставил на зеро и сорвал банк.

– Вот именно такие вещи я и подразумевал, – холодно сказал Хромин Теменеву. – Весьма предосудительно.

Азарт неподсуден, – развел руками управляющий казино и постарался состроить по возможности лас-вегасовскую улыбку: угодливость и угроза, карамель и цианид в равной пропорции. – Как заметил еще в поэме «О природе нравственности и зрелищ» великий Кандид Рубий…

– Да какая, к дьяволу, нравственность, – отмахнулся инспектор от законодательной власти. – Какой азарт? «Азарт» – это кондитерская фабрика. А вот вентиляция у вас в зале установлена из рук вон плохо, отдушины в стене ведут в соседнее помещение, postmortem curatio, то бишь мертвому припарки. Освещенность столов люкс на двадцать ниже нормы, у персонала через год будет близорукость. Вам нужны очкастые крупье? Потом, этот фавн на потолке. Мы, понимаете ли, боремся с венерическими заболеваниями, а вы тут что вешаете? Где у вас листок санпропаганды? Где гражданская оборона, в конце концов?

Андрей поглядел на супостата оценивающе. Так смотрит крупный мафиози на частного сыщика, выложившего перед ним козырную дактилоскопическую карту. Бить подсвечником при людях не годится. А чем же в таком случае бить?

– Не спуститься ли нам для беседы в менее шумное место?

– Давно бы так, – обрадовался Хромин. Взял положенные четыре перламутровых квадратика, небрежно кинул на тринадцать, красное и, не дожидаясь приглашения, сам безошибочно раздвинул шторы в том проеме, где вместо слепой статуи с гулким скрипом приоткрывались дубовые створки черной лестницы. Айшат поглядела вслед мужу и названому брату.

– Ставок больше нет, – сказала она задумчиво.

Они спустились на полтора витка лестницы, когда шум сверху заметно ослабел, и Хромин заговорил вполголоса:

– Мне плевать на твой бордель, товарищ лейтенант, и дело касается скорее тебя самого. Ты думаешь, что хорошо устроился. На самом деле, может быть, через неделю, а может быть, завтра за тобой придут не трепачи из сената и не придурки из оппозиции. Кое-кого в городе Риме очень интересует оружие, которое может убивать людей на расстоянии девятиграммовыми кусками свинца цилиндрической формы. А я совершенно случайно знаю одно такое оружие, более того, мне известен тот единственный на сегодня житель Вечного города, которому по долгу службы был выдан табельный пистолет. У тебя обычный «Макаров», ведь правильно?

Лестница закончилась, они спустились в подвал, где Андрей давеча распорядился оборудовать винный погреб. В период владения домом весталками тут занимались странными вещами, у бывалого лейтенанта мороз прошел по спине при досмотре коллекции хлыстов, плетей и кожаной одежды, смахивающей на упряжь для кобыл-мазохисток. Всю эту дрянь рабы-шабашники сложили в углу сырого гулкого помещения с низкими арками, проходя под которыми Андрей нагибался.

В землю уже врыли штук шесть амфор такого объема, что какой-нибудь философ мог бы поселиться со всей семьей. Простенки, где лепилась белая нежная плесень и попискивали крысы, Андрей распорядился заложить кирпичом, но к открытию казино рабы не поспели и обещали прийти завтра со свежим известковым раствором. Старый уж больно быстро схватывается, коринфский гипс держит намертво.

– Я на тебя зла не держу, – продолжал Дмитрий Васильевич, опытным взглядом пересчитывая крыс и отмечая глубину заложения амфор с алкогольной продукцией. – Я тебя предупреждаю, потому что мы, может быть, в детстве в одно кино ходили, а здешней публике этого не понять. Ты – человек умный, квалифицированный, поэтому завтра пойдешь и кинешь свой шпалер в море, да? Мы-то с тобой понимаем, что патронов здесь достать неоткуда, и поэтому пистолет твой никакое не супероружие, а так – два-три дохлых наемных убийцы. Но местным властям это невдомек. И вот тебе мое деловое предложение. Не в море, а? Попробуй довериться кому-нибудь из старых знакомых, пользующихся здесь авторитетом и влиянием, кому-нибудь, чей дом вряд ли обыщут. Кому-нибудь, с кем ты вместе ходил в кино.

– Ты собираешься делать революцию? – спросил Андрей, остановившись у небольшой арки.

– Я хочу уверенности, – признался Хромин. – Всю жизнь. За мной по Римской империи гоняется белая тень, и я не хочу разбираться, кто это: Толик Белаш, киллер из Питера или политический оппонент. Я хочу, чтобы на случай встречи у меня был твой «макаров».

– А если нет? – уточнил Андрей.

– А если нет, – заметно погрустнел Хромин, – тогда мне придется поделиться своими соображениями с гражданином Внутриннием. И это не донос. Я просто предоставлю ему списки всех владеющих огнестрельным оружием в Городе. И не моя вина, если этот список окажется не очень длинным.

– Здесь, – угрюмо сказал Андрей.

В нише под аркой земля была рыхлая, как будто ее недавно копали.

– Ты мне предлагаешь рыть?

– Зачем? Там сундук в земле, присыпан только.

Шагнув в нишу и присев на корточки, Дмитрий Васильевич немедленно убедился, что это правда. Вросший намертво в землю дубовый монстр был украшен сразу четырьмя позеленелыми кольцами. Не без труда отвалив крышку, Хромин увидел аккуратно сложенные и даже отутюженные брюки со стрелками и зашитый по шву на спине плащ.

– Ты бережлив, Андрей, – похвалил он стоящего над ним Теменева. – Вдруг вернутся старые времена, а у кагэбэшника плаща не найдется.

Андрей молча сгреб свою одежду – под ней оказались трикотажная майка Святослава Васильевича, кружевная комбинация Айшат и кобура.

– А это еще что такое? – удивился санинспектор, разглядывая страшенную вещицу, отлитую из чугуна в форме жезла гаишника, но с крыльями и ушами. В глубине сундука таких было, надо думать, много. – Свинчатка для жрецов?

– Скорее для жриц, – пожал плечами Андрей, – какой-то фаллический символ. Тут их много.

– А у меня как раз пресс-папье нет, – пожаловался Хромин. – Еще одно правило инспекции: пусть маленький, но сувенир. Так, я чего-то не понял, кобура есть, а…

– Чего непонятно-то? – Андрей нагнулся, чтобы объяснить. При этом он уже держал в руке то, что только что извлек из кармана плаща. Плащ упал на землю, рядом бухнулся фаллический символ, ибо руку Хромина охватили два металлических полукольца. Еще через секунду другой наручник защелкнулся на зеленом бронзовом кольце в углу сундука.