13. Таинственный Виткевич
Осенью 1837 года путешествующий по удаленным пограничным областям Персии молодой английский младший офицер был поражен, увидев далеко перед собой в степи отряд одетых в форму казаков, движущийся к афганской границе. Было совершенно ясно, что они надеются проникнуть в страну незамеченными: застигнутые на бивуаке у ручья, о причинах своего нахождения в этих диких местах они отвечали уклончиво и неохотно. Лейтенанту Генри Роулинсону, политическому советнику службы сэра Джона Макнейла в Тегеране, стало совершенно ясно, что пришли они сюда не с добром, хотя, с чем именно, он точно сказать не мог.
«Их офицер, — сообщал он, — был молодым человеком изящного телосложения, с прекрасным цветом лица, яркими глазами и очень живым взглядом». Когда англичанин подъехал поближе и вежливо откозырял, русский встал и поклонился. Однако ничего не сказал, явно ожидая, что гость заговорит первым. Роулинсон сначала обратился к нему по-французски — этим языком чаще всего пользовались европейцы на Востоке, но русский только покачал головой. Роулинсон попробовал заговорить по-английски, а затем и по-персидски, но безуспешно. Наконец русский заговорил на тюркском, который Роулинсон знал только поверхностно. «Я знал его достаточно, — писал он позднее, — чтобы вести простой разговор, но недостаточно, чтобы удовлетворить свое любопытство. Было совершенно ясно, что именно этого хотел мой собеседник».
Русский сказал Роулинсону, что везет подарки царя Николая новому шаху Персии, который только что унаследовал трон покойного отца после семейной борьбы за власть. Это казалось достаточно правдоподобным, так как именно в этот момент шах находился на расстоянии дневного перехода: он выступил во главе своей армии, чтобы осадить Герат. Фактически сам Роулинсон направлялся в лагерь шаха, везя с собой послания Макнейла. Однако рассказ русского офицера его не убедил, он подозревал, что тот со своим отрядом, возможно, направляется в Кабул. Роулинсон понимал, что если это действительно так, то в Лондоне и Калькутте, где Афганистан рассматривали как неотъемлемую часть сферы британских интересов, поднимется переполох. Если это было так, то граф Симонич уже начал вмешиваться в дела страны, используя шаха как прикрытие. Ведь в Тегеране ни для кого не было секретом, что именно он уговаривал шаха двинуться на Герат и вырвать его из рук Камрана, что Персия давно уже собиралась сделать. Правда, Макнейла граф заверял, что делает все, что в его силах, чтобы шаха удержать.
Выкурив с казаками и их офицером пару трубок, Роулинсон распрощался с ними и поспешил своей дорогой, решив выяснить, в чем на самом деле заключается их игра. Добравшись в тот же вечер до лагеря шаха, Роулинсон тотчас попросил о встрече с ним. Препровожденный в шахский шатер, он рассказал о встрече с русскими, которые якобы везли царские дары. «Везут подарки для меня?» — изумился шах и заверил Роулинсона, что скорее они не имеют никакого отношения к нему, а предназначены для Дост Мохаммеда в Кабуле. Действительно, по просьбе Симонича он разрешил казакам безопасный проход по своим владениям. Все это совпадало с рассказом русского офицера. Теперь Роулинсон понял, что получил сведения необычайной важности, и собрался как можно скорее вернуться с ними в Тегеран.
Именно в этот момент русский отряд прибыл в персидский лагерь, еще не зная, что Роулинсон узнал о них всю правду. Обратившись к Роулинсону на великолепном французском, офицер их представился капитаном Яном Виткевичем из оренбургского гарнизона. Извинившись за свою прежнюю холодность и уклончивость, он объяснил, что считал неблагоразумным быть слишком откровенным или фамильярным с чужестранцем, встреченным в пустыне. Теперь он попытался исправиться, проявляя к англичанину особую сердечность. Эта случайная встреча в сердце страны на поле Большой Игры стала первой такой встречей между игроками с обеих сторон. В большинстве случаев конфликты развивались скрыто, противники встречались редко, если встречались вообще. Однако эта конкретная встреча имела непредвиденные и далеко идущие последствия, ведь она помогла предотвратить одну из самых ужасных катастроф, когда либо случавшихся с британской армией.
Чтобы попасть в лагерь шаха, лейтенант Роулинсон уже одолел 700 миль от Тегерана, показав почти рекордное время — 150 часов. Теперь, двигаясь днем и ночью, ему предстояло проделать примерно то же самое в обратном направлении и добраться со своими новостями до британской миссии к 1 ноября. Когда предупреждение Макнейла о том, что русские начали действовать, попало в Лондон и Калькутту, оно ужасно всех перепугало. Дело было не только в том, что антирусские настроения там и так уже достигли высшего накала, но и в том, что выяснилось: за походом шаха на Герат стоит Симонич. Если Герат попадет в руки персов, русские получат важный и опасный плацдарм в Западном Афганистане. Но случайное открытие Роулинсона показало, что интересы Санкт-Петербурга в Афганистане не ограничиваются только Гератом, каким бы угрожающим ни было это само по себе. Неожиданно в опасности оказался и Кабул. Если контакты Виткевича с Дост Мохаммедом пройдут успешно, русские смогут одним эффектным прыжком одолеть барьер из пустынь, гор и враждебных племен, лежащий между ними и Британской Индией.
Впрочем, власти в Лондоне и Калькутте могли успокоить себя, по крайней мере, одним доводом за неимением прочих. Скорее по счастливой случайности, чем по чьему-то предвидению, именно в тот момент у них на месте оказался исключительно способный человек. Если кто-то и мог противостоять капитану Виткевичу и рассчитывать испортить его игру (что и требовалось), то был им именно капитан Александр Бернс, находившийся тогда в Кабуле при дворе Дост Мохаммеда.