9

— Захватите с собой микрофон с усилителем, — скомандовал Эллиот Фримантл. — Он нам может очень пригодиться.

Жители Медоувуда, собравшиеся в воскресной школе Медоувудской баптистской церкви, были предельно возбуждены. Искусно подогреваемые Фримантлом, они собирались двинуться в международный аэропорт имени Линкольна.

— Не говорите мне всякой чепухи насчёт того, что сейчас слишком поздно или что вы не хотите туда ехать, — заявил Эллиот Фримантл своей аудитории несколько минут назад. Он стоял перед ними уверенный, безукоризненно одетый — в элегантном костюме и блестящих ботинках из крокодиловой кожи. Его тщательно подстриженные волосы лежали волосок к волоску. Собравшиеся готовы были следовать за ним куда угодно, и чем резче он говорил, тем, казалось, больше им нравился.

Он продолжал:

— И чтобы никаких дурацких отказов. Я не желаю ничего слышать насчёт детей, оставленных на попечение чужой женщины, или старушки-тёщи, или что на плите стоит рагу: меня это абсолютно не интересует, да и вас сейчас не должно интересовать. Если ваша машина застряла в снегу, плюньте на неё и поезжайте в чужой. Помните: я еду сегодня в аэропорт ради вас и постараюсь причинить им там как можно больше неприятностей. — Он помолчал, выжидая, пока очередной самолёт с грохотом пронесётся над головой. — Честное слово, пора кому-нибудь это сделать.

Последние слова его вызвали взрыв аплодисментов и смех.

— Мне нужна ваша поддержка. Я хочу, чтобы вы были там — все были. И теперь я спрашиваю вас просто и напрямик: едете вы со мной или не едете?

Зал сотрясло громовое: «Да!» Все вскочили, громко выражая своё одобрение.

— Прекрасно, — сказал Фримантл, и в зале тотчас наступила тишина. — Давайте в таком случае предварительно кое-что уточним.

Он уже говорил им, напомнил он, что Медоувуд может добиться некоторого облегчения, если не полного избавления от шума, создаваемого аэропортом, лишь законным путём, передав дело в суд. Однако слушание дела должно проходить не при закрытых дверях и не в каком-нибудь захудалом полупустом зале, а с максимальным привлечением внимания и сочувствия публики.

— Как же мы добьёмся такого внимания и сочувствия? — Фримантл помолчал и сам ответил на свой вопрос: — Мы добьёмся этого, если изложим нашу точку зрения так, чтобы она стала достоянием гласности. Тогда, и только тогда, средства, используемые для привлечения внимания общественности, — пресса, радио и телевидение — дадут нашей позиции должное освещение, как мы того хотим. Журналисты славные люди, — продолжал он. — И мы вовсе не требуем, чтобы они разделяли нашу точку зрения, мы лишь просим честно изложить её, а я по собственному опыту знаю, что они умеют это делать. Правда, если дело принимает драматический оборот, нашим друзьям-репортёрам легче будет его осветить.

Три репортёра, сидевшие за столом прессы, заулыбались, и Фримантл добавил:

— Что ж, мы постараемся создать сегодня такой драматический оборот.

Говоря всё это, Эллиот Фримантл зорким глазом не переставал наблюдать за тем, как его бланки продвигаются по залу — домовладельцы должны были подписать их, чтобы он мог представлять интересы медоувудцев в суде. По его подсчётам, уже добрая сотня была подписана и возвращалась к нему. Он видел, как из карманов извлекались шариковые ручки, мужья и жёны, склонившись над документом, подписывали его, тем самым обязуясь уплатить ему, Фримантлу, сто долларов. Фримантл ликовал: если прикинуть, то сотня заполненных бланков означала десять тысяч долларов ему в карман. Не такой плохой гонорар за один вечер, учитывая, что в итоге он получит гораздо больше.

Надо ещё немного занять их разговором, пока они подписывают бланки, решил он.

Развитие событий в аэропорту, сказал Фримантл своим слушателям, он просит предоставить ему. Он надеется, что удастся встретиться с руководством аэропорта: во всяком случае, он намерен устроить в аэровокзале такой спектакль, который запомнят надолго.

— Вас же я прошу лишь об одном: держитесь вместе и возвысьте свой голос, когда я подам сигнал.

Он предупредил их, однако, чтобы не было беспорядков: ни у кого завтра не должно быть повода сказать, будто делегация медоувудцев нарушила хоть в чём-то закон.

— Конечно, — многозначительно улыбнулся Фримантл, — мы можем создать им некоторые затруднения — насколько я понимаю, в аэропорту сегодня и так уйма народу и много дел. Но тут уж ничего не попишешь.

Снова раздался смех. Фримантл чувствовал, что люди готовы идти за ним.

Ещё один самолёт пронёсся у них над головой, и Фримантл умолк, выжидая, пока стихнет грохот.

— Прекрасно! Двинулись! — Фримантл простёр руки, точно Моисей реактивного века, и продекламировал, переврав цитату: — «Мне обещаний много надо бы сдержать и много сделать, пока лягу на кровать».

Кто-то рассмеялся, кто-то крикнул: «Пошли!», все поднялись со своих мест и направились к дверям.

В эту минуту взгляд Фримантла упал на портативный микрофон с усилителем, взятый напрокат в Медоувудской баптистской церкви, и он велел прихватить систему с собой. Флойд Занетта, председатель собрания, которого Фримантл полностью затмил, кинулся выполнять его указание.

Фримантл же тем временем поспешно засовывал в портфель подписанные бланки. Он уже успел произвести в уме подсчёт и понял, что ранее ошибся: в портфеле у него лежало свыше ста шестидесяти бланков, значит, он получит более шестнадцати тысяч долларов. Да ещё немало народу подходили пожать ему руку и заверяли, что вышлют ему бланки вместе с чеками утром по почте. Фримантл ликовал.

Он не обдумал заранее, как вести себя в аэропорту, точно так же как не планировал и хода этого митинга. Эллиот Фримантл не любил сковывать себя жёсткими рамками планов. Он предпочитал импровизировать — развязать событие, а потом направить его по тому или иному пути в зависимости от собственной выгоды. Этот метод уже сработал сегодня, и он не видел оснований, почему бы ему не сработать ещё раз.

Главное — держать медоувудцев в убеждении, что они получили динамичного лидера, который со временем добьётся для них желаемого результата. Больше того: надо держать их в этом убеждении до тех пор, пока они не внесут деньги за все четыре квартала, как это предусмотрено в подписанных имя бланках. А когда Эллиот Фримантл положит денежки в банк, их мнение о нём будет ему уже не столь интересно.

Таким образом придётся подогревать атмосферу в течение десяти или одиннадцати месяцев. Ничего, энергии у него хватит. Надо будет провести ещё несколько митингов и собраний вроде сегодняшнего, потому что это попадает в печать. А выступления в суде в печать часто не попадают. Хотя он сам всего несколько минут назад говорил, что решать проблему надо с помощью закона, судебные заседания обычно бывают неинтересны и порой не приносят пользы. Конечно, он постарается ввернуть несколько ссылок на историю, хотя лишь немногие судьи нынче способны понять тактику, которой пользуется Фримантл для привлечения внимания, и, как правило, резко обрывают адвокатов.

Но это всё не суть важно; надо только помнить, — а он всегда помнит, — что главное в подобного рода делах — забота о преуспеянии Эллиота Фримантла и о его хлебе насущном.

Он увидел, что один из репортёров — Томлинсон из «Трибюн» — звонит по автомату; рядом стоял другой репортёр. Отлично! Значит, городские газеты уже оповещены о предстоящем событии и оставят место для рассказа о том, что произойдёт в аэропорту. Больше того: если предварительная договорённость сработает, там будет и телевидение.

Толпа начала расходиться. Пора было двигаться в путь!