данные под присягою июля 31 числа, в десятый год правления Государя нашего Георга Второго, милостью Божией короля Великой Британии, Англии и прочая. Мне семнадцать лет от роду, я уроженка этих мест, девица. Я состою в услужении у мистера и мистрис Пуддикумб. В: Хозяин растолковал вам, для чего я вас призываю? О: Так, сэр. В: И предупредил, что вы свидетельствуете под присягой, как в суде? О: Так, сэр. В: А посему вы должны мне ответствовать по чистой совести, ибо тот человек будет записывать каждое ваше слово. О: Как перед Богом, сэр. В: Хорошо. Взгляните еще раз на это изображение. Тот ли это джентльмен, которому вы прислуживали в этом самом покое в последний день апреля? О: Так, сэр. Как будто он. В: Точно ли? Если у тебя есть хотя бы самомалейшее сомнение, девушка, говори прямо. Никакой беды тебе от этого не будет. О: Точно он, сэр. В: Хорошо. Вы ли подавали джентльменам ужин? О: Я, сэр. И ужин и все прочее. В: Разве у вас не в обычае, что проезжающим джентльменам услужают их собственные люди? О: Это уж как будет их воля, сэр. А джентльмены к нам жалуют редко. В: Никаких распоряжений о том, кто должен им служить, они не отдавали? О: Нет, сэр. В: Они беседовали между собой, когда вы накрывали на стол? О: Нет, сэр. Мы не слыхали. В: Вы присутствовали при их ужине? О: Я хотела остаться, но они немедля меня отослали. В: Значит, за столом они обходились без прислуги? О: Так, сэр. В: Не приметили вы чего-либо необычного в их поступках? О: Что мы должны были приметить? В: Вопросы делаю я. Вспомните. Не выказывали они волнения, не хотелось ли им поскорее остаться в комнате одним? О: Ничего необычного, сэр. Просто они утомились после долгой дороги. А накануне худо пообедали. Это их слова. В: И теперь желали отужинать без лишней канители? О: Так, сэр. В: Какие кушанья они спросили? О: Жаркое с яичницей и похлебку гороховую с луком, и еще салат, а под конец молочный пудинг. В: Сытно они поели? О: Да, сэр. Изрядно. В: Чувствовалось ли между ними согласие? Не дулись ли они друг на друга как после ссоры? О: Нет, сэр. В: Кто из них отдавал вам приказы? О: Который постарше, сэр. В: А потом вы носили ему и мистеру Бекфорду чай? (Non comprendit [19]). Чай, милая. Китайская травка. О: Так, сэр. В нижнюю комнату. В: Что из их беседы вы расслышали? О: Мистер Бекфорд, помню, рассказывал про себя. В: Что же именно? О: Про своих родных, сэр. Что он родом из Уилтшира. Про сестрицу свою сказывал – что она недавно в Солсбери сыграла свадьбу. В: И больше ничего? О: Нет, сэр. В: Случалось вам прежде усматривать, чтобы мистер Бекфорд таким же порядком заводил беседы с проезжающими? О: Как же, сэр. Его дом стоит тут же на площади – вон, сэр, извольте только голову повернуть. Ему из окна все видно. В: Он предпочитает водить знакомство с людьми просвещенными? О: И ни с кем другим, сэр. Такая о нем молва. В: Скажите мне, Доркас, среди скарба, который джентльмены отнесли к себе в комнаты, не бросилась ли вам в глаза какая-нибудь диковина? О: Нет, сэр. Разве вот сундучок да бумаги. В: Что за бумаги? О: Молодой джентльмен в сундучке привез, сэр. Я принесла ему еще свечей, а на столе, на котором пишут, бумаги. А свечи ему велел подать второй джентльмен, когда спустился к мистеру Бекфорду. В: Молодой джентльмен читал? О: Да, сэр. Это ему надобны были свечи. В: Какого рода бумаги? О: Не знаю, сэр. Я по-азбучному не разбираю. В: Вы разумеете, что не знаете букв? Не имелось ли на верху этих листов каких-либо надписей, сделанных особо – адресов? О: Мы неграмотные, сэр. В: Да-да, но буквы-то вы различили. А не было ли на тех листах складок от сгиба, печатей, тайных знаков? О: Нет, сэр. Они больше походили на счетные цыдулки. В: Что это такое? О: А это, когда проезжающие просят, хозяин им дает бумагу с указанием, сколько платить за постой. В: Вы хотите сказать, что на них были изображены цифры? О: Да, сэр. И еще вроде букв, только не азбучные – те-то я знаю, какие из себя. В: Эти знаки писались в строчку или столбцами, как в счетах? О: Нет, сэр. Промеж фигур. В: Каких фигур? О: Одну я разобрала: большой круг. И другая – с тремя сторонами, и еще такие, навроде луны. В: Как это понять – «навроде луны»? О: Ну, как корка у сыра. Или как темный краешек у старой луны. В: То есть луны на ущербе? О: Так, сэр. В: И рядом цифры? О: Так, сэр. В: Много ли бумаг на столе содержали означенные фигуры и цифры? О: Много, сэр. С дюжину, а то и больше. Изрядное число. В: Какой величины были эти листы? О: Вон как те, на каких пишет джентльмен. А иные вдвое больше. В: Укажите так: фолио и полуфолио. Листы были исписаны? Чернилами? О: Так, сэр. В: Слова не были напечатаны, как в книге? Может, то были страницы из книги? О: Нет, сэр. В: Джентльмен занимался писанием? О: Нет, сэр. При нас – нет. В: Не приметили вы каких-либо принадлежностей для письма – перьев, чернильницы? О: Нет, сэр. В: И такими же бумагами был набит сундук? О: Лежали там и бумаги, сэр. А еще книги, а промеж них – большие медные часы без футляра. В: Часы? Вы это знаете за верное? О: И пребольшие, сэр. А нутро у них – как у надкаминных часов мистрис Пуддикумб, ежели заглянуть через заднюю дверцу. В: Вы видели циферблат, стрелки, указующие время? О: Нет, сэр: часы лежали ничком. А вот нутро ихнее мы видали: колесики, колесики – совсем как в наших часах. В: А книги? Где они помещались? О: Сундук стоял возле дверей, сэр, весь нараспашку. У дверей было темно, ну да я, уходя, в сундучок-то заглянула. В: И увидели книги? О: Да, сэр. Нынче слух пошел, будто в нем было золото – из-за него-де всех и порешили. В: Но вы знаете, что это не так? О: Знать-то знаю, сэр, да только моим словам веры не дают. В: Пусть их. Я, Доркас, тебе верю. Но перейдем к горничной Луизе. Расскажите-ка, о чем вы с ней судачили. О: Перемолвились только словечком, когда я показывала ей комнату, а других разговоров не было. В: О чем перемолвились? О: Я спрашивала, издалека ли они едут, сэр. Куда направляются. Все в этом роде. В: А о себе она не рассказывала? О: Как же, сэр, я и про нее спрашивала. Она и говорит: везут-де ее в Бидефорд прислуживать одной леди – она джентльменам сродница. Прежде в Лондоне служила у другой хозяйки, да та подалась за границу, а горничную не взяла. Потом она спросила, знаем ли мы Бидефорд. Как не знать, говорю, мы туда однажды ездили – с отцом, правда. Право слово. Город изрядно большой, рынок знатный. В: Приводила ли она имя прежней своей хозяйки? О: Имя она поминала, сэр, да я уже запамятовала. В: Английское имя? О: Так, сэр. В: Какая-нибудь важная дама? О: Нет, сэр. Хозяйка как хозяйка. Не помню, как ее... В: Не узнавали вы у Луизы, откуда она родом? О: Она сказывала, из Бристоля, сэр. А как подросла, перебралась в Лондон, потому что ее родители умерли. Она умеет шить и укладывать волосы, а в Лондоне такие мастерицы хорошие деньги зарабатывают. В: А про вашу жизнь она расспрашивала? О: Да, сэр. Довольна ли я хозяйкой да как нам у нее служится. В: Что еще? О: Мы говорили недолго, сэр. Меня кто-то кликнул. Тут она спохватилась, что у меня, верно, дел невпроворот, а она меня держит. А она-де притомилась и сядет ужинать отдельно от всех. И чтобы я себя не утруждала, а ужин ей снесет этот, Дик. В: Не было ли речи о двух джентльменах? О: Сказывала, будто впервые их увидала десять дней назад, но о старшем слыхала от прежней хозяйки много хорошего. В: А те двое слуг – о них вы не толковали? О: Про Фартинга – нет, сэр. Про другого, Дика, который глухонемой, она сказывала, чтобы я ни повадок его, ни наружности не страшилась: он зла не причинит. В: Припомните хорошенько, дитя мое: подлинно ли она походила на горничную или же было заметно, что она лишь присвоила оное звание для какой-то причины? О: Манеры у нее самые лондонские. Говорит как по писаному, а собой уж такая красавица. Одни глаза чего стоят. Мужчины ради таких глаз жизни не пощадят. В: Больше похожа на леди, чем на горничную? Слишком видная для девицы простого звания? О: Не знаю, как и сказать, сэр. Но слова она выговаривала слегка на бристольский лад. В: Стало быть, держалась она не как знатная дама? О: Нет, сэр. Она говорила, что после ужина ляжет почивать, а сама не легла. Я через час-другой пошла спать, и случилось нам проходить мимо покоя молодого джентльмена – так она у него сидела. В: Вы слышали ее голос? О: Так, сэр. В: И остановились у дверей полюбопытствовать? О: Был такой грех, сэр. Всего на минуточку. Ведь этакая странность: мы думали, она спит, а она вон где. В: Вы расслышали, о чем они беседовали? О: Куда там. Дверь толстая, а они все вполголоса да вполголоса. В: Кто же из них говорил больше? О: Джентльмен, сэр. В: И что вам удалось разобрать? О: Он ей наказывал, чтобы она потрафляла новой хозяйке, сэр. В: А, выходит, что-то все же было слышно! Ну-ка, рассказывай, что там происходило. О: Как Бог свят, сэр. Уж мы и так и этак – ничего не слыхать. В: С чего бы ему читать ей такие наставления среди ночи? О: Ума не приложу, сэр. В: Повторяю прежний вопрос: не явилось ли у вас подозрения, что это никакая не горничная? О: Мне только то было удивительно, что беседа их больно затянулась. В: Откуда вам известно, сколько они беседовали? Вы только что уверяли, будто замешкались у дверей всего на минуту. О: Истинная правда, сэр. Но наша с Бетти комната по соседству с ее покоем. И вот спустя полчаса – мы еще уснуть не успели – возвращается. Слышим – проскользнула к себе и дверь на защелку. В: Не пришло ли вам на мысль, что девица, возможно, предназначалась для угождения не новой хозяйке из Бидефорда, но молодому джентльмену? О: Стыдно вымолвить, сэр. В: Полно, Доркас, тебе уже восемнадцатый год. Чтобы у такой бойкой да пригожей девицы не было воздыхателя – ни за что не поверю. Их, поди, уже с десяток имеется? О: Ваша правда, сэр, есть один. Я его прочу себе в мужья. В: Так пристало ли тебе корчить стыдливую невинницу? Не обнаружилось ли позже указаний на то, что они имели плотское соитие? О: «Соитие» – это я не знаю, что такое. В: Что они спали в одной постели. О: Что вы, сэр, в постели и вовсе никто не спал. В: Никто не спал? Верно ли? О: Да, сэр. Ложиться ложились, но покрывало не скидывали. В: Не входил ли кто ночью в покой к девице? О: Нет, сэр. В: И не выходил? О: Нет, сэр. В: Не слышали вы там шума или голосов? О: Нет, сэр. Мы спим крепко, и Бетти тоже. В: Можно ли было почесть ее за беспутницу, блудодейку, продажную девку? О: Нет, сэр. В: Не заводила ли она часом речь, что для девицы столь приятной наружности, как ты, можно сыскать в Лондоне местечко более благодатное и доходное? О: Нет, сэр. В: Не рассказывала ли горестных историй о своей несчастной любви? О: И об этом разговора не было, сэр. В: Была она довольна своей участью или скорбела о ней? О: Не знаю, сэр. Я чаю, на прежнем месте ей жилось лучше и она не рада, что заехала в такую даль с чужими людьми. В: Так и сказала? О: Так сказали ее глаза, сэр. В: Она не улыбалась? О: Раз или два, сэр. А потом и того пуще. В: Как пуще? Сделалась игрива и резва? О: Нет, сэр. Не умею объяснить. В: Смелее, милая, я тебя не съем. О: Как они уехали, нашли мы у нее на подушке платочек с цветочным узором, будто нарочно оставленный, чтобы нам сделать удовольствие. В: Где теперь этот платок? О: Матушка велела спалить, сэр. Тогда только и разговоров было что про убийство, про Фиалочника, и она побоялась: как бы беду не накликать. В: Из дорогой материи платочек? О: Да, сэр, материя прочная, вроде индийского хлопка. А по ней – цветы да заморские пичужки. В: Обыкновенной горничной подобная вещица верно не по карману? О: Приезжал на прошлую ярмарку коробейник из Тивертона, так он такие привозил. Сказывал, такую материю нынче ткут в Лондоне. Меньше чем за три шиллинга нипочем не отдавал. Ткань, говорит, хоть и не из Индии, но индийской не уступит. И король ее носить не запрещает. В: Не спрашивали вы наутро, отчего горничная так долго оставалась в покоях молодого джентльмена? О: Нет, сэр. Кроме прощания, у нас других разговоров не было. Недосужно: день праздничный, работы – втроем не управиться. В: Я слышал, Доркас, этот самый Фартинг приставал к тебе с бесстыдными домогательствами? О: Приставал, сэр, да я слушать не стала. Не на такую напал. В: Он отозвал вас в сторонку? О: После ужина мне понадобилось в кладовую. Он за мной. Хочет меня обнять, а я гоню его прочь. Тогда он стал зазывать в покойчик над конюшней, где ему было постелено, и посулил шиллинг. В: Он пришелся вам не по сердцу? О: Сдался мне этот пьяница! И лгун к тому же. Я сразу смекнула, что лгун. В: Из чего вы это заключили? О: Стал он за ужином рассказывать про того, другого, Дика, и уж какими только поносными словами его не обзывал. Он-де сущий скот, будь-де его воля, он бы нам обиду сделал. А на поверку вышло, сам такой, если не хуже. Видит, что я на его шиллинг не польстилась, – я, говорит, сам приду нынче к вам в почивальню – вас охранять. Охранять! Так я и поверила. В: Однако ночью он к вам не пришел? О: Нет, сэр, не пришел. И жаль, что не пришел: уж Бетти наша его бы приголубила дубинкой по маковке. В: Я слышал, он отъехал еще до света. Не сказывал ли он вам об этом намерении? О: Нет, сэр, ни словечка. В: Вижу, Доркас, девушка ты честная. Исправна ли ты в рассуждении церкви? О: Так, сэр. В: Держись тех же правил и впредь. Вот тебе шиллинг, которого лишило тебя твое добронравие. Jurat die at anno supradicto coram [20] Генри Аскью.ДОПРОС И ПОКАЗАНИЯ ДОРКАС ХЕЛЛЬЕР,