КАФЕ «АФРОДИТА»

Гиацинтов позвонил в редакцию Ванюшину и попросил Николая Ивановича встретиться с ним – выпить чашку кофе и посоветоваться по важному делу.

Гиацинтов приехал в кафе первым, сел возле окна, закурил, попросил лакея принести два кофе и, опершись лбом о ладони, принялся разглядывать серые прожилки на белом мраморе стола.

Ванюшин вошел в кафе тихо, глядя себе под ноги, на приветствия знакомых не отвечал. Сел возле полковника и спросил:

– Что-нибудь неприятное?

– И да и нет, – ответил тот, заправляя в длинный мундштук сигарету. – Я похитрить тебя позвал.

– Устал.

– От хитрости не устают, от нее гибнут.

– Афоризмы, афоризмы – они-то красивы, а истина уродлива.

– О! Это даже не афоризм, это аксиома. Что Исаева не привез?

– Ты же просил меня приехать одного.

– По-моему, ты доверяешь ему больше, чем себе.

– Себе-то я вообще не доверяю, я – растратчик по натуре.

– Коля, как на исповеди: ты Исаева давно знаешь?

– Я работал с ним у Колчака и шел от Омска до Харбина.

– Ну а если мы его возьмем к себе?

– Он не согласится.

– Ты меня неверно понял. Что, если мы его заберем?

– Причины?

– У меня нет явных улик, у меня есть уверенность, построенная на интуиции.

– Я не дам его в обиду, Кирилл. Не потому, что, как и всякий русский интеллигент, я не люблю жандармов, нет. Просто нельзя хватать людей по интуиции, это средневековье.

– А если я дам компрометирующий материал?

– Другой разговор.

– Я жду ответа из Лондона и Ревеля… Но тогда я буду со щитом и припомню этот разговор.

– Ты что – угрожаешь?

– В некотором роде.

– Господь с тобой, Кирилл, я уже пуганый, с тех пор ни хрена не боюсь. Сволочи, в кофе соли целую чайную ложку кладут.

– Турецкий рецепт.

– Ерунда, просто кофе зазеленелый, иначе он плесенью отдает. И поскольку я отношусь к тебе с симпатией, Кирилл, не советую зря рисковать: я-то – бумагомаратель, я-то – зерно, но Меркулов будет недоволен. Об этом я уж позабочусь.

– Ах, вот так…

– И не иначе.

– Считаем, что этого разговора не было вовсе.

– А его и не было, – улыбнулся Ванюшин и стал рисовать пальцем замысловатые узоры на запотевшем окне.

Уже третий день шел дождь со снегом, океан казался коричневым, он был иссечен тонкими струйками, и если по вечерам, когда город затихал, подолгу слушать, начинался тоненький стеклянный перезвон – дождевые пузырьки лопались.