Сначала Майя решила, что сегодня великий день. Сильвестру привезли очередную порцию фильмов, и он позвал ее посмотреть новый фантастический боевик со звездами первой величины в главных ролях. Она получала удовольствие, наблюдая за реакцией шефа – краем глаза, разумеется. Когда он улыбался, она пыталась распознать, искренняя это улыбка или ироническая. Если он смеялся, ей было смешно вдвойне. Ему нравилась Кейт Уинслет, и Майя немножко ревновала, потому что Кейт в этом фильме была сногсшибательна.

Однако фильм только начался, и тут зазвонил мобильный телефон Сильвестра. Тот вышел из комнаты, нажав на кнопку «пауза», и Майя догадалась, что босс ведет разговор о чем-то важном. Она не слышала слов, зато уловила его взволнованный тон. Когда он вернулся, по лицу стало понятно, что просмотр подошел к концу.

– Придется сделать перерыв. Сейчас заедет Белоярова.

– Зачем это? – удивилась Майя.

Прежде руководство «Блеска», впрочем, как и других печатных изданий, в которых Сильвестр вел колонки или рубрики, не удостаивало его личным посещением.

– Ни фига себе вопрос, – возмутился тот. – Когда за тобой заезжают всякие Акакии, я же не спрашиваю, зачем ты подводишь глаза и отправляешься с ними гулять под ручку?

– Ах, это... – растерялась Майя.

Она всегда подозревала, что Алла Белоярова относится к ее боссу чересчур тепло. Но что он тоже к ней неровно дышит – такое ей и в голову не приходило.

– Пойду, посмотрю, что у нас там, на кухне, – небрежно бросил Сильвестр. – Кажется, мы чашки не вымыли.

Он испарился, а Майя подошла к телевизору и легонько щелкнула замершую в неподвижности Кейт Уинслет по носу.

– Вот так-то, – сказала она. – Жизнь идет своим чередом. А нам остается только моргать и улыбаться.

Белоярова домчалась очень быстро. Сильвестр к ее приезду сменил футболку на любимую спортивную рубашку и поставил на журнальный столик лучшие чашки. Две штуки.

– Ты не обидишься? – спросил он Майю.

– Разумеется, нет. Дама с вами приедет общаться. Я-то ей зачем?

Не очень ей нравилась Белоярова, честно говоря. Слишком холодная, на ее взгляд. Хотя мужчины в большинстве своем бывали очарованы. Босса скорее всего пленило сочетание яркой внешности и острого ума. Впрочем, не факт.

Белоярова всего-то дошла от машины до подъезда, но разрумянилась так, будто бегала на лыжах. Из-под лохматой лисьей шапки выглядывали два глаза в стрельчатых ресницах, которые с удовольствием примерила бы любая женщина. Майя вежливо поухаживала за гостьей и отправилась на кухню читать книгу, передав эстафету боссу.

– Чай или кофе? – спросил тот, предложив Алле самой выбирать, куда садиться.

Она устроилась на диване и попросила сладкого черного чая. Сильвестр, не представлявший, как можно класть в чай сахар, бестрепетной рукой взял щипчики и набросал в ее чашку столько кусков, сколько она одобрила кивком головы. Четыре!

– Послушайте, тут такое дело, – начала Белоярова, имитируя неуверенность. Именно имитируя, потому что ее тело было окружено невидимой, но плотной и оттого хорошо ощутимой аурой силы. – Помните, вы рассказывали, что в вашем подъезде убили человека? И еще как-то вскользь упомянули, будто помогали оперативнику, собиравшему информацию.

– Ну... да, – неохотно кивнул Сильвестр, лихорадочно соображая, когда и с какой стати он так расхвастался. – Вас что-то беспокоит?

Он был проницателен, это Алла поняла с самого начала. Не стоило ходить вокруг да около. Нужно было пользоваться его проницательностью. Несмотря на взаимную симпатию, оба понимали, что она останется всего лишь легким привкусом деловых отношений. Они жили в разных измерениях. Ее система координат исключала болезни и неустроенность, его – жестокую погоню за деньгами.

– Мы получили одно письмо, – решительно сказала Алла и достала из сумочки большой конверт. – Вернее, фотографию со стихами.

– Мы – это кто? – немедленно уточнил Сильвестр, разглядывая конверт издали.

Конверт был белым, с марками и почтовым штемпелем, на лицевой стороне крупными округлыми буквами написан адрес.

– Письмо пришло в редакцию только вчера, но адресовано оно Ире Аршанской. Я даже не знаю, что с ним делать. Не хочется мне звонить следователю и разбираться. Может быть, вы как-нибудь сами с этим... справитесь?

Алла сидела на диване, скрестив ноги в точности так, как это делают телеведущие – просто и изящно.

Сильвестр протянул руку, взял конверт, оглядел со всех сторон, после чего извлек из него цветную фотографию. На ней был изображен мужчина средних лет с лицом настолько невыразительным, что хотелось немедленно его отретушировать. Странный, как будто оплывший нос, мягкие контуры лица, дряблые уши...

На обратной стороне снимка тем же округлым почерком мелко, но весьма разборчиво были написаны три четверостишия:

– Листом кленовым... – вслух повторил Сильвестр. – Интересно... Мне кажется, лист все объясняет. Вы правильно сделали, что принесли эту штуку мне, – он помахал фотографией в воздухе. – Обещаю, я найду ей достойное применение.

– Ну и отлично, – вздохнула Белоярова с явным облегчением. – А то как-то не по себе. Улика – не улика. Сами знаете, как противно сотрудничать с правоохранительными органами. Всегда хочется, чтобы кто-нибудь взял на себя эту почетную обязанность. Но ведь я – главный редактор. Значит, долг на мне.

– Был такой фильм: «Никто, кроме тебя». На заре сериальной эпохи. Не смотрели?

– Сериал? Я?! Вы, вероятно, шутите.

Ее усмешка была грустной. В самом деле, разве может она позволить себе вырывать каждый день около часа живого времени из короткого вечера, насыщенного неотложными делами? Она движется вверх по социальной лестнице, а всем, кто торопится чего-то добиться, некогда размениваться по пустякам. Эмоции в ее жизни постепенно становились теми пустяками, на которые не стоило обращать внимания.

– А у вас самой есть какие-то мысли по поводу фотографии? Вы когда-нибудь видели этого типа? – поинтересовался Сильвестр, пытливо глядя на свою гостью. Ее лицо не выражало ничего лишнего – только то, что было задумано. Пожалуй, Белоярову не раскусишь так легко, как грубого Половцева с его ментовской хитринкой.

– Никогда в жизни я его не видела. – Алла крутила в руках чайную ложку. Сильвестр отлично понимал, что она хочет курить и сдерживается изо всех сил. Большинство гостей убегало от него раньше времени именно по этой прозаической причине. – Мало того: я опросила в редакции каждую собаку. Его никто не видел. Ручаюсь.

– А на кладбище? Во время похорон? Не заметили?

– Ставлю правый глаз против бильярдного шара – его там не было, – уверенно заявила она.

Сильвестр решил на полную катушку использовать расположение Белояровой и тот счастливый случай, который привел ее к нему домой. Он задал массу вопросов об Аршанской, о ее любовнике, про которого Алла, разумеется, знала. Но особенно его интересовал супруг Аршанской, далекий от мира обывателей, как сверкающая звезда от небольшой периферийной планетки.

– Ира не горела желанием знакомить мужа с кем-то из редакции. То есть с простыми смертными, – сообщила Алла. – Впрочем, допускаю, что это он не горел таким желанием. Мы, конечно, видели его несколько раз. Ира приходила с ним на какие-то особые торжества, представляла... Он пожимал нам руки, был любезен и все такое... Но рассказать вам про него что-то пикантное я вряд ли сумею. Самый завалящий представитель желтой прессы даст вам больше информации, чем я.

Белоярова прикончила вторую чашку чая, опустив туда еще больше кусочков сахара, чем в первый раз. Вероятно, Господь Бог дал этой женщине хорошую фигуру без всяких условий, и ей не приходилось жертвовать сладким во имя тонкой талии.

– Впрочем, – неожиданно спохватилась она, – я знаю человека, который владеет тайнами Мадридского двора. И вы его тоже знаете.

– Звучит интригующе, – признался Сильвестр. – Кто же это? Свиноедов?

– При чем здесь Свиноедов? – изумилась Алла. – Не понимаю вашу нежную привязанность к этому типу. По-моему, он просто болван. Талантливый, к несчастью. Колька Клебовников тоже его обожает. А мне иногда хочется его убить за все эти плоские шуточки... И еще булавки в разных местах! Меня в дрожь от них бросает. Скажите, нормальный человек будет прокалывать себе все, что можно оттянуть пальцами?

Сильвестр бросил конверт на стол и расхохотался:

– Ну, извините. Мне он в самом деле кажется довольно забавным. Так кто же у нас – посвященный?

– Догадайтесь сами. Ну? Кто знает о семейной жизни Аршанских всякие мелочи, которые вам и во сне не снились?

– Кто-нибудь такой... обыкновенный, – предположил он. – Не внушающий опасений. Привычный. Водопроводчик? Э-э-э... Погодите-погодите! Уборщица?

– Надо же, – искренне удивилась Белоярова. – Вы ведь угадали. Наша Зинаида уже несколько лет ходит к Аршанским домой наводить в квартире блеск. Можете попробовать потрясти ее, хотя не думаю, что она так легко согласится на встречу. Это дама с характером, уверяю вас. И очень неразговорчивая. Я вам помогла?

– А я вам?

Алла улыбнулась:

– Мне хотелось избавиться от этой фотографии, и я от нее избавилась. Моя совесть успокоилась, и я еду домой, чтобы немного поспать. Собиралась отогнать в мойку машину, но времени на это уже не осталось.

– Не жалейте. На дворе стремительно теплеет. К утру все растает, и ваша красавица снова будет в грязи.

– Бр-р, – сказала Белоярова. – Ненавижу грязь.

Она выглянула в окно, где под фонарями, словно под софитами, медленно оседал снег. Двуликая московская зима в один присест превратилась из одетой в белые меха барыни в грязную нищенку.

Сильвестр проводил гостью к выходу, и, подавая ей шубку, был галантен до чрезвычайности. Как только хлопнула дверь, из кухни появилась Майя с заспанными глазами.

– Неужели книжка оказалась такой скучной? Наверное, это умная книжка, – сказал он с усмешкой. – У тебя на щеке отпечаталась пара мудрых мыслей.

Майя машинально потерла лицо ладонями и, зевнув, поинтересовалась:

– Ну, как прошла встреча?

– В теплой и дружественной обстановке, разумеется. Алла кое-что мне привезла. Хочешь взглянуть?

Он провел свою помощницу в кабинет и протянул фотографию, рассказав, как и когда она появилась в редакции.

– Что бы это значило? – озадачилась Майя, прочитав стихи. – Я жил в библиотеке... Узнай меня в обличье новом... Вы что-нибудь поняли?

– Конечно, понял, – повел бровью Сильвестр.

– И что же?

– Я тебе уже говорил. То, что ниточка с зелеными зажигалками никуда не ведет. Это пшик, обманка! Обидно. Я-то думал, они могут вывести на что-то серьезное.

– Я, конечно, в Гарвардах не училась, – помрачнела Майя, держа фотографию двумя пальцами, – но и полной тупицей себя никогда не считала. Босс, скажите прямо сейчас – при чем здесь зеленые зажигалки?

– Но это же очевидно! Читай внимательно: Надежды цвет – он мой теперь навеки! Какой цвет у надежды?

– Какой?

– Зеленый, Майя. Это же аксиома, это все знают. На кладбище ты видела типа в зеленом. Вот тебе и отправитель фотографии! Какой-то старый поклонник. Я о тебе мечтал все эти годы... Помнишь? Вообще из этого опуса можно многое понять. Вероятно, мистер Икс был знаком с Аршанской когда-то прежде, и она не считала его слишком умным. Иначе зачем сообщать ей о том, что он жил в библиотеке? Спустя годы герой явился, потому что решил, что изменился. Тьфу, я тоже заговорил стихами. Поджидал ее в засаде, но она его не замечала.

– Потому что он изменился, – подтвердила Майя. – А зажигалки тут при чем?

– Они зеленые, – коротко ответил Сильвестр. И поскольку Майя продолжала молча смотреть на него, пояснил свою мысль. – Ты видела старую картину «Зимний одуванчик» с Глорией Ламар? Знаю, что не видела. Там же не играет Кевин Костнер...

– Это запрещенный прием.

– Так вот, безумно влюбленные ссорятся на одном балу, и дама убегает, забыв свои длинные красные перчатки на скамейке в саду. Герой хранит их долгие годы. Когда судьба снова сводит их вместе, дама не узнает своего бывшего возлюбленного, потому что он сильно изменился. Но он не хочет заявлять ей о себе вот так, в лоб. В надежде, что она его все-таки вспомнит, он подбрасывает ей эти самые красные перчатки.

– Ну и?

– Ты же знаешь женщин! Любовника она может и не узнать, а свои тряпки – легко. Хоть сто лет пролетит. Полагаю, у нас здесь тот же самый мотив. С зеленым цветом наверняка что-то было связано в их общем прошлом. Когда наш мистер Икс решает вновь предстать перед лицом Аршанской, он одевается во все зеленое и назойливо попадется ей на глаза.

– Я каждый вечер жду тебя в засаде! – процитировала Майя.

– Во-во. Но знаков ты моих не замечаешь...

Сильвестру пришлось обратиться к оригиналу, потому что запомнить с первого раза волнующие строки было проблематично.

– Думаю, что зажигалки – это один из способов напомнить о себе. Полагаю, он подкрадывался к объекту своей страсти и засовывал эти зажигалки, куда придется. Бросал в машину, в пакеты с продуктами. Это можно сделать и возле кассы, например, и на большой стоянке перед супермаркетом – запросто.

– Придумайте хоть одну версию, почему зажигалки могут служить напоминанием о человеке.

– Э-э-э, – протянул Сильвестр, заведя глаза. – Да вот, пожалуйста. Аршанская ведь была психологом. И начинала с приема пациентов в частном кабинете. Это уж потом сложилась ее карьера на радио, пошли печатные публикации, консультации... Допустим, в те далекие времена приходил к ней какой-нибудь обиженный судьбой тип со своими проблемами. И во время каждого сеанса, нервничая, крутил в руках зеленую зажигалку. Теперь он совершенно убежден, что его любимая докторша должна об этом помнить.

– Браво, босс! – сказала Майя, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.

Сильвестр посмотрел на нее с подозрением.

– В твоем голосе я улавливаю иронию, и мне это странно, – признался он, останавливаясь напротив. – Выкладывай.

– Есть одно «но», – охотно откликнулась на его призыв Майя. – Мужчина в зеленом, которого я видела на кладбище, совершенно не похож на типа с фотографии. Это разные люди. Что вы на это скажете?

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Сильвестр некоторое время ходил взад и вперед по комнате и раздувал ноздри. Наконец он замер и непререкаемым тоном возвестил:

– Этого не может быть. Мы имеем дело с одним и тем же парнем. Вот увидишь!

– Как, интересно, я увижу? – возразила Майя. – Теперь, после похорон, где мы его найдем? Может быть, Половцев проверил у него документы?

Сильвестр отрицательно покачал головой:

– Вряд ли. Он же не при исполнении был, не в форме, как он мог проверить? С какой такой стати? Вот лично ты станешь предъявлять паспорт типу, одетому в кроссовки и жуткую шапочку? Ты ведь так описывала прикид старшего лейтенанта?

– Значит, шансов никаких? Мы его упустили?

– Ну, что ты. Он наверняка еще не раз появится на могиле Аршанской.

Майя посмотрела на Сильвестра с опаской:

– Босс, хочу напомнить, что сейчас зима, а я все-таки хрупкая женщина. Дежурить в такой мороз на кладбище у меня здоровья не хватит.

– С Акакием на морозе целоваться у тебя есть здоровье, – буркнул Сильвестр. – Да ладно-ладно, я пошутил. Мы сделаем умнее – оставим на могиле Аршанской приманку. Может быть, не слишком этично, но я не вижу другого выхода. У этого типа газированные мозги. В том смысле, что он все-таки слегка – того. Ходить в изумрудной кепке, чтобы продемонстрировать нежные чувства... Адекватному мужчине такое вряд ли вообще придет в голову. Кроме того, наш красавчик сентиментален. Это можно заключить из его стихов. Дешевые рефрены... Я изменился, Ира, изменился! И вот еще: Узнай меня, узнай!

– Вы несправедливы, – обиделась за автора Майя. – По-моему, это очень душевные стихи.

– Графоманство, – отрезал Сильвестр. – Из серии: «Заря горит над речкою, а я сижу за печкою».

– А какую приманку мы оставим на могиле Аршанской?

Заявление босса не добавило Майе хорошего настроения. Без слов было ясно, что ей так и так придется пилить на кладбище, хорошо бы еще не ночью.

– Мы тоже напишем ему стихи, – важно сказал Сильвестр. – Тогда уж не придется за ним бегать, он сам придет. Сюда, к нам.

Он схватил лист бумаги, карандаш и углубился в творческий процесс. Майя с удовольствием наблюдала за его муками, потому что, подбирая рифмы, босс от напряжения то задирал по очереди брови, то высовывал кончик языка, похожий на мармеладку. Наконец все было готово, и он победно посмотрел на свою помощницу.

– Вот. Нужно это переписать, засунуть в пакетик, чтобы бумага не размокла, и подумать, как лучше пристроить. Записка должна быть заметна всякому, кто подойдет к могиле.

– Можно? – Майя протянула руку и взяла у него черновик. Поднесла поближе к глазам и вслух прочитала:

– Ниже будет адрес друга, то есть мой, – деловито пояснил Сильвестр. – Твой зеленый человечек обязательно прибежит, даже сомневаться нечего! Ну, как?

– Ужасно, – честно ответила Майя.

– Только не говори мне, что это кощунство, я и сам знаю, – дернул он уголком рта. – Просто выбора нет. Нам нужен этот тип – и баста.

После слова «баста» Майя поняла, что придется ей собираться в поход. Однако Сильвестр решил иначе:

– Дождемся утра, – сказал он. – Метеорологи обещали потепление и солнце. Ты ведь любишь солнце?

Однако метеорологи оказались не на высоте. С утра на улицу было страшно выходить. Майя посмотрела на босса с укором собаки, которую злой хозяин погнал на улицу. Тот торопил ее, а записку, загодя запаянную в целлофан, давно держал наготове.

Майя вышла во двор, и ветер сразу же схватил ее в охапку, рассчитывая побороться. Она наклонилась вперед, чтобы он не унес ее к чертовой бабушке. Вокруг царил серо-белый хаос. Все живое попряталось, только шафранные кошачьи глаза следили за прохожими из подвала. Фонари шатались среди метели, как пьяные. Костлявые деревья переминались с ноги на ногу, шевеля ветвями, туго забинтованными мокрым снегом. То и дело от висящей над городом непогоды отламывались куски и с уханьем шлепались вниз. В тяжелых сугробах от них оставались черные воронки.

Желание вернуться домой было настолько сильным, что Майя ему едва не поддалась. Потом она вспомнила лицо Сильвестра, провожавшего ее «на дело». Оно выражало жадное ожидание. С такими лицами дети пускают в пруд свои новые игрушечные пароходы.

К остановке подскочил чахоточный автобус, с визгом отворив двери. Майя тяжело вздохнула и вскочила на подножку. С задачей своей она справилась на «отлично», записку оставила на видном месте и прикрепила так, чтобы не унес ветер. Теперь оставалось только ждать результата. Сильвестр был уверен, что мышеловка сработает, и экзальтированная зеленая мышь соблазнится явно фальшивым сыром.