– Вы сегодня очень странно выглядите, – заметил Милованов, остановившись напротив Люси Антиповой. После их совместных приключений на вечеринке он относился к ней покровительственно. Впрочем, мужчине такого роста и комплекции вообще легко было покровительствовать маленьким тощим девушкам. – Напоминаете пациента, сидящего в очереди к дантисту. Что вас так испугало?

– Ничего, – еще больше испугалась Люся и придвинулась поближе к своему столу. Ей очень не хотелось, чтобы сегодня на нее обращали слишком много внимания. – Я просто неважно себя чувствую.

– Никогда не врите старшим, – назидательно сказал фотограф. – Или научитесь врать, как полагается. Женщина, не умеющая обмануть мужчину, обречена на скучную и однообразную жизнь. Вот, возьмите этот диск и передайте его Полусветову, когда он соизволит явиться на работу.

Как только Милованов вышел, Люся поднялась на ноги и прошлась по приемной, ломая руки, как героиня какой-нибудь душераздирающей пьесы. То, из-за чего она так нервничала, лежало в верхнем ящике ее стола, запертое на ключ.

Чтобы хоть как-то успокоиться, она решила зайти в туалет и умыться холодной водой. Обычно ей это помогало в критических ситуациях. Мир сразу становился немного более дружелюбным. Она вышла в коридор и двинулась по ковровой дорожке, которая сегодня показалась ей бесконечной. За дверью кабинета Яковкина ненатурально хохотала какая-то женщина, в холле Зинаида протирала окно, используя какое-то вонючее средство. На голове ее был платок, концы которого, завязанные на лбу, торчали в разные стороны, как маленькие уши.

– Послушайте, Зинаида, – неожиданно для самой себя отважилась спросить Люся. – Помните, незадолго до того, как убили Ирину Аршанскую, вы с ней ссорились в туалете из-за сумочки? Я все хотела спросить... Вы вообще часто ссорились?

– Да постоянно, – махнула тряпкой Зинаида. – И все она ко мне по пустякам цеплялась. Не хочу ничего плохого говорить про покойницу, но она несправедливая ко мне была... В тот раз сумочку ей муж подарил, красивую такую. Она ему говорит – вкус у тебя плохой, дрянь сумка, не стану ее носить. Игорь разозлился и отдал ее мне. Может, говорит, хоть ты, Зинаида, получишь удовольствие. Я и взяла. Собиралась племяннице отдать, на работу принесла. А Ирина ее увидела да на меня с обвинениями: украла, мол, из дому новую сумку! Я ей говорю, что мне сумку ее собственный супруг подарил, пусть позвонит ему и спросит. А она: мало ли что он подарил! Я не отдам и все тут. Потом только выяснилось, что в кармашке зелье проклятое лежало. Носить Ирина ее не собиралась, а тайник сделала.

– Вон оно что... – пробормотала Люся. – А я думала...

– Про Ирину многие думали не то, что следовало думать.

– И еще один маленький вопросик... Так, из чистого любопытства. Помните ту злосчастную вечеринку? Это вы были в кабинете на втором этаже и выглядывали в коридор, когда пьяная Клара буянила?

– Ну да. Я там подругу обучала этому... клинингу... Все протерла, помыла, стала проветривать. Форточку открыла, а тут крики, шум... Дурацкая была у вас вечеринка.

Она подхватила ведро и ушла, громко топая. Люся забежала в туалет и как следует умылась. Косметики на ней нет, так что какая разница... На обратном пути ей предстояло миновать так называемую зону отдыха – небольшой аппендикс, где стояли два кресла, столик и пальма, в которую редакционные курильщики с упорством маньяков стряхивали пепел.

Когда Люся шла в туалет, в аппендиксе никого не было. Но теперь... Она подняла голову, взглянула – и будто получила удар под дых. Рядом со злосчастной пальмой арт-директор Свиноедов целовался с девушкой из отдела распространения – той самой, которая ходила в коротких юбках и длинных сапогах и постоянно жевала жвачку, вытаскивая ее изо рта пальцами. Они целовались так самозабвенно, что у Люси при взгляде на них перехватило дыхание. На Свиноедове была ярко-голубая водолазка, которая очень ему шла. Девица согнула ногу в колене и водила ею вверх и вниз по ноге партнера. Это было так... ужасно, что Люся едва ли не бегом вернулась в приемную, упала на стул и закрыла лицо руками.

А она-то думала... Она вообразила... Вообразила, будто Свиноедов к ней неравнодушен. Она просто дура. У Люси стало так скверно на душе, что захотелось немедленно убежать из редакции и где-нибудь спрятаться. Забиться в угол и рыдать до тех пор, пока в груди не кончится воздух.

Но она не могла. Сначала нужно было сделать то, на что она все утро не могла решиться. Ей потребовалось совершить над собой нечеловеческое усилие, чтобы снять телефонную трубку. Негнущимися пальцами она набрала номер Клебовникова.

– Николай Борисович, это Люся. Мне срочно нужно с вами поговорить. Это очень важно. Дело касается одного документа, который я случайно нашла. Да, ладно. Хорошо. Я буду ждать.

Она достала ключ и отперла ящик, в котором лежала твердая папка для бумаг. Взяла ее в руки и прижала к груди. Потом положила на край стола. Некоторое время смотрела на нее, не отрываясь, потом снова убрала на место.

Клебовников пришел минут через пять. Он явно был чем-то озабочен и хотел покончить с Люсиным делом как можно скорее. Секретарша сидела с потухшим взглядом и выглядела так, словно ее только что заклятиями подняли из усыпальницы.

– Ну, что тут у тебя, Люся? – спросил он. – Почему ты как в воду опущенная? С каким документом мне нужно разобраться? Что-то важное?

– Понимаете, Николай Борисович, – ожила Люся. – У нас с Аллой Антоновной были специальные папки для деловых бумаг. Желтая и красная. В красную она клала документы, которые мне нужно было обработать или кому-то отослать. А в желтую я подбирала все, что требовало подписи главного редактора. Или личного решения...

– Да я все понимаю, Люся, – устало сказал Клебовников. – Ты по сути давай, хорошо?

– Так вот. Когда приходили из милиции, они все документы перебрали. И в эти папки тоже заглядывали. В красной, например, лежали дополнения к годовому отчету. Их Алла Антоновна от руки писала. Видно, тот человек из милиции их просто пролистал. Ну, отчет и отчет. Вот он внимания и не обратил...

– На что не обратил? – Теперь уже Клебовников заинтересовался.

– На то, что в эту папку попала страничка, никакого отношения к отчету не имеющая. Я ее не прочла до конца, только взглянула. Это черновик письма в прокуратуру. Наверное, Алла Антоновна в конце дня просто сгребла со стола бумаги, она часто так делала. Просто все в охапку – и в стопку. А стопку – в папку для меня. И он туда попал, в середину.

– Алла собиралась писать в прокуратуру? – переспросил Клебовников. – Впрочем, вполне возможно. Не буду разыгрывать перед вами удивление. Вы же видели у нее пистолет. – Он взъерошил волосы привычным жестом. – Так что там, в этом черновике? И почему вы позвали меня? Может, лучше отдать этот документ следователю? Было бы вполне логично.

– Я заметила там вашу фамилию, в тексте. Не стала разбираться, подумала – лучше вы сами решите.

Клебовников усмехнулся. Он отлично понимал мотив ее поступка. Она нашла что-то, что, по ее мнению, могло навредить начальнику, который к ней так хорошо относится. И отважилась на этот акт доверия.

– Да ладно, Люсь, – по-свойски сказал он. – Чего такого обо мне не должна знать прокуратура? Даже смешно. Давай сюда эту бумажку. Я должен посмотреть. Разберемся.

Люся отомкнула верхний ящик стола и достала из него жесткую красную папку. Открыла и подала самую верхнюю страничку. Клебовников пробежал ее глазами, и брови его немедленно взлетели вверх.

– Черт, – сквозь зубы выругался он. – Вот это я попал! Как неприятно.

Он с досадой обернулся на открытую дверь в коридор. Ему показалось, что за дверью кто-то стоит. Люся тоже обернулась и прислушалась.

– Знаешь, что? – понизил голос Клебовников. – Нужно все как следует обсудить. Эта бумажка грозит мне огромными неприятностями. Я был последним, кто видел Аллу живой. Меня и так постоянно вызывают на допросы. У тебя есть ключ от ее кабинета?

– Конечно есть. Вот он.

— Возьми его. Не хочу, чтобы кто-нибудь нас подслушивал. Пойдем, поговорим спокойно. – Он встал и вслед за Люсей приблизился к двери кабинета Белояровой. Секретарша вставила ключ в замочную скважину. Замок отчетливо щелкнул. Она отворила дверь и пропустила Клебовникова внутрь.

Клебовников, хоть и исполнял обязанности главного редактора, сидел в собственном кабинете, а этот закрыли до лучших времен. Впрочем, Зинаида исправно наводила в нем порядок, всячески борясь с запустением и регулярно открывая форточку. И все равно мысль о том, что хозяйка убита, делала эту комнату неуютной.

– Ну вот. Теперь давай поговорим. Думаю, ты прочитала это письмо и знаешь, о чем Алла хотела сообщить в прокуратуру.

– Нет, я только взглянула, – пожала плечами Люся. Образ целующегося Свиноедова затмил в ее сознании все на свете преступления.

– Она решила, что я убил Аршанскую, – бухнул Клебовников. – Взял на вечеринке ее шубу, надел ее и отправился в «Надувную подушку».

Люся опустилась на краешек стула и обалдело хлопнула глазами.

– Ну, что скажешь? Нести это недописанное письмо в прокуратуру, куда его, собственно, и предполагалось отправить? Или не стоит?

Садиться он не стал, а отошел к окну и заглянул вниз, во двор, где никого и ничего не было, кроме мусорных баков и двух кошек, которые сидели друг напротив друга с настороженным видом.

– Поверить не могу, что Алла меня подозревала. И, главное, по какой идиотской причине! Ты прочитала?

Люся сглотнула:

– Да нет, я...

– На той проклятой вечеринке она потеряла меня из виду. А когда вдруг обнаружила, то взяла за руку. Руки у меня были холодными. Она решила, будто я пришел с улицы. Но это ж несусветная чушь. Может, я держал холодный бокал... Сейчас и не вспомню.

– Нет, дело не в этом! – выпалила Люся. – У вас... У вас мочки ушей были красные.

– Ну, ты все-таки читала, – констатировал Клебовников. – Я бы лично не удержался. Смешная ты, Люся. Сущий ребенок. Пора уж повзрослеть.

– Алла Антоновна спросила, что это с ними такое, а вы ответили, что съели салат с кальмарами, а на салат у вас аллергия. В письме все это подробно описано.

– Ну и что? Люся, ну ты-то помнишь? Я ведь действительно покрылся пятнами. А некоторыми из них – прямо у тебя на глазах.

– Алла Антоновна об этом постоянно размышляла, – через силу сказала Люся. Ей разговор давался с трудом. – Она мне объяснила, что прекрасно знает про вашу аллергию. Вы несколько раз попадали впросак на всяких праздниках и тусовках. От салата с морепродуктами вы просто чешетесь. А пятна у вас высыпают от клубники. Она это запомнила, понимаете? В тот вечер ей, конечно, было все равно, она и внимания не обратила. Но потом, когда об убийстве Аршанской столько говорили... Она узнала, что кто-то взял ее шубу и в ней совершил преступление. Стала думать, кто мог уйти с вечеринки незамеченным. Вспомнила о ваших холодных руках. Потом о покрасневших мочках. Оперативники, приходившие сюда с расспросами, давали описание подозреваемой. Она была в клипсах. Когда клипсы тугие, от них на ушах остаются вмятины и покраснение, которое долго не проходит.

– Вот это да! – сказал пораженный до глубины души Клебовников. – А говорили, что ничего не прочитали, ничего не знаете и вообще... хотите меня защитить. А сами выстроили целое обвинение. Давайте выкладывайте все до конца. Я же вижу, как вам хочется высказаться. Вы ведь тоже меня подозреваете? И, черт побери, при чем здесь тугие клипсы?

– Если Аршанскую убили вы, – голос Люси обрел некоторую твердость, – то в момент убийства на вас были клипсы. После того как Алла Антоновна спросила про красные уши, вам пришлось срочно как-то замаскировать эту красноту. Вы отправились наверх и съели горсть клубники. И тотчас пошли пятнами. Я сама видела, как они появлялись у вас на лице.

Клебовников продолжал стоять у окна, засунув руки в карманы брюк.

– Люсь, пойди сюда, – усталым голосом сказал он. – Ты не представляешь, как ты мне испортила настроение. Это такая чушь собачья, что даже противно. Пойди, пойди, я тебя не съем.

Люся неловко вылезла из-за стола и приблизилась.

– Встань напротив, – велел Клебовников. – А теперь внимательно посмотри мне в глаза. Что ты видишь?

У него было серое, усталое лицо, однако глаза казались очень живыми. В них появилось какое-то странное выражение решимости и отчаянья.

– Я не знаю...

Клебовников протянул руку и потрогал пальцем маленькую брошку в виде ягоды клубники, которую Люся прицепила на воротник сегодня утром.

– Клубничка? – насмешливо спросил он. – Надо же, какое совпадение. В этой клубничной версии определенно что-то есть...

– В какой версии? – не поняла Люся.

– Милиция считает, что тот, на ком можно найти клубничный символ, должен умереть. Забавное совпадение.

– Совпадение с чем? – Люся дрожала всем телом, словно испуганный кролик.

– Видишь ли, ты тоже должна будешь умереть, – будничным тоном сказал Клебовников и достал нож, из которого с коротким щелчком выпрыгнуло тонкое, обоюдоострое лезвие. Клебовников с ножом в руках выглядел так неправдоподобно, что Люся перестала трястись и уставилась на него в немом изумлении.

– Ты, Люся, сегодня выбросишься из окна, – между тем продолжал он. – Да что там – сегодня! Прямо сейчас. Заметь, по неведомой причине. Ты была здесь одна. Страдала. А потом открыла раму, забралась на подоконник и... – Он показал ножом, какой должна быть траектория ее полета. – Давай, давай, действуй. А иначе мне придется тебя поранить. Это будет чертовски больно, обещаю.

Моих отпечатков здесь не найдут. За стол я не садился, к дверной ручке не прикасался. Все чин чином. Я даже подталкивать тебя не собираюсь. Ты спрыгнешь сама. Да у тебя просто нет выхода...

– Николай Борисович, – прошептала Люся сиреневыми от страха губами. – Вы что?!

– Нечего было нос совать, куда не просят. Впрочем, это Белоярова тебя подставила. Поделилась с тобой своими мыслишками. Если бы не это, жила бы себе дальше.

– Я буду кричать, – неуверенно предупредила Люся.

– Не успеешь, это я тебе гарантирую. – Он поводил ножом перед ее носом. – Давай, влезай на подоконник. Влезай, я сказал!

Именно в этот момент позади него кто-то вежливо кашлянул. Словно подброшенный пружиной, Клебовников всем корпусом развернулся назад, выставив перед собой нож. Напротив него с постной миной на лице стоял старший лейтенант Половцев. В руке он держал пистолет, его дуло смотрело Клебовникову в живот.

– Он снят с предохранителя, – предупредил старший лейтенант. – Брось нож и отойди от окна. Слышал, что я сказал?

Клебовников посмотрел через его плечо. Там, на фоне открытого встроенного шкафа, возвышался еще один тип с пистолетом в руке.

– Давай, Бутов, действуй, – обращаясь к нему, приказал Стас, не поворачивая головы. – А вы, Антипова, катитесь отсюда. Все сделали, как надо. Молодцом.

Люся на глиняных ногах отступила от все еще опасного ножа, прошла мимо двух заряженных пистолетов и выскользнула в приемную, попав прямо в объятия Майи и незнакомой женщины в черной форменной юбке. Они увели ее из приемной в холл и после коротких успокаивающих реплик и похлопываний по спине усадили в кресло. Кудахчущая Зинаида притащила откуда-то кружку горячего чаю и ушла, часто оглядываясь.

Через некоторое время мимо них провели Клебовникова, который смотрел только себе под ноги. На его лице отражалась вся мировая скорбь. Он сразу как-то сгорбился и потускнел, словно голая правда, выскочив на свет божий, уничтожила его обаяние.

Прошло пять минут, и Половцев вернулся обратно.

– Стратег, – сказал он, похлопав по плечу помощницу Сильвестра. – Если бы вы ничего не придумали, Антипова бы нам всю операцию провалила. Должен перед вами извиниться, – обратился он к удивленно вскинувшейся Люсе. – Это я виноват в том, что вы сегодня так расстроились.

– В каком смысле? – спросила она, не зная, чего ждать от этого типа, который был похож на повзрослевшего дворового хулигана.

– Когда я вас утром увидел, то сразу понял, что вы все испортите. Вы так боялись и так при этом фальшивили, что Клебовников раскусил бы вас с первых двух слов. Хотя подготовили вас прекрасно. Наши графологи такое письмо состряпали – сама Белоярова не заметила бы подделки. Эта операция была единственным шансом схватить убийцу за руку. А вы могли ее провалить.

– А за что вы извиняетесь? – не поняла Люся.

– Если честно, – вмешалась Майя, – это я заметила, что вы неравнодушны к Свиноедову.

Люся подпрыгнула в своем кресле, чай плеснул через край и чуть не ошпарил ей коленки.

– Что?!

– Да ладно, Люся, чего там... – с дружеской неуклюжестью успокоил ее Половцев. – Дурак и тот догадался бы. Майя несколько раз видела, как вы смотрите на этого парня. А он на вас. Я ей поверил. Пошел к Свиноедову, все ему объяснил и попросил разыграть сцену. Ну... Ту, которая вас так расстроила. Как только вы отправились в туалет, я дал ребятам отмашку, и они принялись целоваться у вас на глазах.

Люся сделалась такой красной, как будто ее с ног до головы окатили кипящим чаем.

– Теперь Свиноедов мается в своем кабинете – ждет известий. Пообещал, что если вас его поступок отпугнет, он устроит мне публичную порку. Да и черт с ним. Своего-то мы добились. Целующийся арт-директор произвел на вас такое сильное впечатление, что вы перестали трястись из-за этого «письма в прокуратуру». Вообще-то вы здорово рисковали. Кстати, Свиноедов об этом не знает. И пожалуйста, не рассказывайте ему. Боюсь, он обратится в суд с требованием выплатить вам крупную денежную компенсацию, а в милиции люди небогатые...