2

Увы, я напрасно думала, что мама разделит со мной мою радость и энтузиазм. Казалось бы, отчего не помочь родной и любимой дочери заполучить копию с книги, которую она (любимая дочь то есть) раздобыла с таким трудом? Но мама сказала, что я спятила. Она, мама, на работе рвется на части. У нее масса нерешенных проблем. А с ксероксами полный завал. Один вышел из строя, два других заняты с утра до вечера. И кто будет тратить уйму времени и сил ради фантазий посторонней девчонки!.. Ну, может быть, если выберется время… и не сразу, а частями… в течение месяца, скажем…

– И, пожалуйста, не набухай! Что за мода! Взрослая девица, а чуть что – сырость на ресницах…

И неправда! И никакой сырости! Просто я подумала: что скажу Пашке Капитанову? Наобещала!..

Мама поглядела строго, потом помягче.

– Вот что… корабельная душа. Позвони дяде Косте. У них с ксероксами попроще, он как-то даже помогал мне…

– Издеваешься, да? Он же в командировке.

Мама сказала, что она не такое чудовище, чтобы издеваться над собственным ребенком (пусть даже вредным и невоспитанным). Дяде Костя приехал раньше срока, сегодня утром, и звонил ей, маме.

– По делу…

Могла бы и не добавлять.

– Мама, я помчалась!

– Позвони сначала!

– Позвоню по внутреннему! Городской у них всегда занят!

Трест “Стройметалл” находился в высоченном офисе на углу проспекта Космонавтов и Пушкинской. Вестибюль там был как в министерстве (хотя в министерствах я не бывала). Проход – с вахтером и никелированными турникетами. Я на внутреннем аппарате набрала знакомый номер – 3-46.

– Дядя Костя, это Женька!.. Ну да! Я внизу! Дядечка Костя, уж-жасно важное дело! Иначе не пришла бы!.. Ага, сейчас! – Я помахала трубкой сидевшему неподалеку охраннику. Он взял трубку параллельного аппарата. Послушал, кивнул, махнул рукой: топай, мол, посетительница, пока не передумал.

Кабинет был на седьмом этаже, я доехала на быстром, прямо космическом лифте. Дядя Костя оказался один, говорил с кем-то по селектору. Показал на кресло. Я погрузилась в него, в мягкое и необъятное. Дядя Костя кончил разговор, выключил аппарат.

– Привет, Евгения. Излагай.

Я изложила. И показала книгу. Он повертел ее.

– Нет проблем. Через пару дней сделаю, позвоню. Или занесу. А теперь… рад бы поболтать, да все равно не дадут. Извини.

– Дядя Костя, я исчезаю! Спасибо!… Ой, и за подарок спасибо! Такие чудесные корабли!

– Я рад…

Недалеко от дома я встретила Лоську.

– Я заходил, а к вас заперто…

– У всех дела, Лосенок! – бодро сообщила я, потому что была в хорошем настроении.

– Женя, пойдем погуляем?

– Ну… пойдем.

Конечно, его бродячей душе хотелось в глухие переулки и на пустырь. И мы пошли. Навестили Умку. Вымахавшие за лето сорняки превратились в настоящие джунгли. Я всегда удивлялась: какое разнообразие растений в городских закоулках. Интересно, кто-нибудь пытался их всерьез изучать? Или всем кажется: мусорная трава!

Трава эта стояла – мне по плечи, а Лоське по макушку. А местами и выше. Всюду торчали серо-лиловые ежики репейника. Солнышками горели цветы осота. Перепутывались друг с другом сиреневые, бело-пушистые, желтые, пепельно-зеленые шарики-головки. Курчавились седые верхушки давно отцветшего иван-чая. И еще цвели над мелкозубчатыми листьями какие-то похожие на маленькие орхидеи цветы разных оттенков – от бледно-розовых до темно-вишневых… Мне всегда было досадно, что у большинства этих трав я не знаю названий.

Крупные ромашки под конец лета словно спохватились, что раньше цвели не в полную силу, и теперь буйной пеной захлестывали лужайки. Пахло бурьяном, пасленом и полынью (наверно, как в диких степях). На развалинах двухэтажного кирпичного особнячка росли тонкие клены и березка. Если бы меня кто-то спрашивал, я бы обязательно предложила: надо в каждом городе сделать заповедники пустырей и окраинных переулков. Чтобы здесь можно было бродить, отдыхая от нынешней суматошной жизни. На пустырях с тобой шепчутся прошлое и тишина…

Но никаких заповедников, конечно, не будет. Скоро городские власти продадут этот участок какой-нибудь фирме и та отгрохает здесь еще один бетонно-стеклянный офис.

Лоська тянул меня куда-то напрямик, не боясь ни крапивы, ни когтистого чертополоха. Мне-то в джинсах ладно, а он? Видать, кожа на нем задубела за летние месяцы.

– Лось, ты куда меня тащишь?

– Сейчас… уже недалеко.

Мы выбрались на окруженную репейной чащей лужайку. Посреди нее блестела болотистая лужица Вокруг стояла осока, а посреди лужицы торчала мохнатая кочка. Лоська поднял из травы длинный, как удилище прут. Шепнул, как заговорщик:

– Женя, смотри… – Он дотянулся до кочки, шевельнул на ней травяные плети. Из них… вот это да! Из них размашисто скакнули в воду две серо-зеленые лягушки. Плюхнулись и вплавь рванули к берегу. Скрылись в осоке.

Лоська заливисто смеялся.

– Интересно, да? Как в пруду у Тортиллы…

Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. И подумала, что Лоська при его любви ко всякой живности, мажет быть, станет зоологом… Вдруг таким же знаменитым, как Даррелл?

Вспомнив о Даррелле, вспомнила, конечно и про “бэйливик Джерси”, где он создал свои зоопарк. Ну и, значит, про монетки – мысли вернулись к кораблям и книге.

– Лоська! Ты мне показал интересное. Теперь пойдем ко мне, я тебе тоже что-то покажу…

Он ведь еще не видел мою коллекцию!