10

Мне всегда доставляли удовольствие занятия спортом, а здесь, в отделении, было все, о чем можно только мечтать. И даже больше. Еще одна беговая дорожка — поменьше, — как будто одной недостаточно. Всевозможные тренажеры, дорожка для боулинга, зал для тенниса и бадминтона, классический зал для занятий гимнастикой, а также шкаф с битами, клюшками, мячами всех размеров. В добавление к этому несколько небольших залов: для аэробики, танцев, йоги, фехтования. И конечно, бассейн.

От такой роскоши у меня слюнки потекли. Вокруг нас все занимались спортом: прыгали в длину и в высоту, бросали диск, играли в бадминтон, теннис, волейбол. Мы осторожно заглядывали в комнаты, где женщины играли в сквош, группа одетых в белое людей занималась дзюдо, несколько людей танцевали какой-то африканский танец, один мужчина упражнялся в тай-чи, женщина прыгала на месте под руководством тренера, которая, увидев нас, жестом пригласила присоединиться. Но мы показали на нашу неподходящую одежду и покачали головами. Закрыв дверь, мы с Эльсой прошли дальше в тренажерный зал. Там было свежо и прохладно, играла энергичная музыка, под которую тренировалось человек шесть. Никто не обратил на нас внимания: все были полностью сосредоточены на выполнении упражнений. Тренажеры были современными и в хорошем состоянии.

— Я не понимаю, — пробормотала Эльса, когда мы проходили мимо новеньких блестящих тренажеров.

— Чего? — спросила я.

— Вся эта роскошь! Сколько она стоит налогоплательщикам!

— Да? — скорее удивилась, чем возмутилась я. — Ты права, мы дорого обходимся государству.

— Вот именно. Только зачем все это?

Я ничего не ответила. Не потому, что мне нечего было сказать, а потому, что мое внимание привлек мужчина на тренажере, который, тяжело дыша, поднимал к груди груз. Лицо, руки и ноги у него были покрыты фурункулами, наполненными черной и красной жидкостью. Самые большие были размером с лист березы. Некоторые полопались, и из них сочилась сукровица. Это было невероятно отталкивающее зрелище. Я сразу подумала о саркоме Капоши,^[2] которую мне приходилось видеть у больных СПИДом: в юности я подрабатывала в больнице и немало повидала. Проходя мимо, я украдкой кинула взгляд на груз: он поднимал одной силой ножных мышц сто девяносто килограмм — неплохо для мужчины за шестьдесят. Чем бы он ни был болен, вряд ли это СПИД.

Эльса, которая ничего не заметила, тем временем продолжала:

— Мы похожи на поросят, которых откармливают к празднику. Или на рождественскую индейку. С одной только разницей: ни индейка, ни поросята не подозревают о предстоящей им участи.

Я рассмеялась и сказала:

— Эльса, ты ничуть не изменилась.

— Да?

— Помнишь, как мы с классом ездили в зоопарк?

— Ага… а что?

— Ты безумно расстроилась, увидев всех этих бедных зверей за решеткой: лис, слонов. И птиц, которые не могли свободно летать в своих тесных клетках. Ты, наверное, единственная из нас поняла тогда, что все это ненормально. Помнишь? Помнишь, что ты тогда сделала?

— Выпустила их? Что-то не припоминаю.

— Каждый раз, когда ты видела сотрудника зоопарка, — сказала я, — ты подбегала к ним сзади и громко кричала: «Гестапо»! Помнишь?

Она фыркнула:

— Да, теперь припоминаю. А ты помнишь, как ты и Лотта…

Так, вспоминая детство, мы прошли дальше по коридору и вышли в прилегающий к бассейну холл, где нам в нос ударил знакомый запах хлорки. Эти разговоры меня успокоили, они отвлекали от ужасных мыслей, которые упрямо угнездились в моей голове.

У нас не было купальников, но Эльса вспомнила, что здесь дают купальники напрокат, и мы спросили сотрудника, к кому нам можно обратиться. Он указал на шкаф, где были разложены по размерам плавки, купальники и бикини. Рядом стояла корзина с чистыми полотенцами.

— Берите, что хотите, — сказал смотритель, — а потом положите в корзину в раздевалке. Там есть одна для купальников и одна — для полотенец. Удобно, правда? — улыбнулся он.

Мы поблагодарили, взяли понравившиеся купальники и направились в раздевалку. Раздевшись и завернувшись в полотенца, мы прошли в душ.

Народа в душе было совсем немного. Но то, что мы там увидели, изрядно подпортило нам настроение. У трех из шести обнаженных женщин на коже были такие же нарывы, как у мужчины на тренажере. У многих были шрамы от операций, главным образом на животе. У двоих опухли лодыжки, и они с трудом передвигались, опираясь на стены. При этом они жадно ловили воздух ртом, словно никак не могли надышаться.

Мы с Эльсой замерли на пороге, вцепившись в полотенца, не в силах сделать ни шага. Женщины повернулись к нам и поздоровались, кроме одной, которой трудно было дышать, — она только кивнула, цепляясь за стену.

Эльса пришла в себя первой. Она решительно сняла полотенце, повесила на крюк и шагнула под душ. Механически я последовала ее примеру. Надев купальники, мы вышли к бассейну. Вообще-то их было целых четыре: один большой, пятьдесят метров в длину, один глубокий, с трамплином, и два маленьких, с функцией джакузи. Но ни одного лягушатника.

Не говоря ни слова, Эльса направилась к вышке и начала подниматься. Там было четыре мостка на разных уровнях, и я почему-то решила, что она выберет один из нижних. Но она продолжала подниматься к самому верху — туда, где до крыши оставалось метра два.

Уверенным шагом подруга ступила на шаткий мосток и подошла к самому его краю. Выпрямила руки перед собой и замерла. Глядя на нее снизу вверх, я различала, как на площади над нами двигаются люди. Мне стало не по себе. Голова закружилась.

Эльса согнула колени, один раз, два раза, мосток зашатался, и на третий раз она опустила руки, но только для того, чтобы снова вскинуть их над головой. Вся она была как натянутая тетива: от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук. Она словно стрела, вылетевшая из лука, легко оттолкнулась от доски и взмыла сначала вверх, а потом вниз. Спустя мгновение она аккуратно вошла в воду, почти не подняв брызг. По крайней мере, так мне запомнилось. Я помню только этот звук и что почти не было брызг, только расходящиеся круги на воде.

Эльса проплыла под водой значительное расстояние и вынырнула на другом конце бассейна. Там она вылезла из воды, откинула мокрые волосы за спину и вытряхнула воду из ушей.

— Какая прелесть! — воскликнула она, когда я подошла к ней.

Я в восхищении смотрела на подругу:

— Где ты этому научилась?

— Уф, — рассмеялась она, — я занималась прыжками в воду в молодости. Начала еще в школе, а потом даже участвовала в соревнованиях.

— Ты, наверно, была лучше всех! — не переставала восхищаться я. — Ты и сейчас лучше всех.

— Спасибо. Да, у меня неплохо получалось. Я получила несколько наград. Мне это доставляло удовольствие. Прыгать. Но мне не хватало амбиций, чтобы пробиваться дальше в большой спорт. Я занималась этим, потому что мне нравилось ощущение свободы, которое оно давало. И чувство опасности только обостряло ощущения. Нет, все эти медали и кубки меня совсем не волновали.

Я смотрела на нее во все глаза.

— Я знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь, что, если бы я не бросила спортивную карьеру, я бы не оказалась здесь.

— Что-то в этом духе, — призналась я. — Если бы ты победила на Олимпийских играх…

— Да, — подтвердила Эльса, — я бы стала положительным примером для девушек, и меня бы никто не тронул. Но, Доррит, я хочу, чтобы ты знала, что я не жалею, ни на секунду не жалею, что я оставила спорт. Это не для меня. Я никогда не понимала, зачем нужна победа только ради победы. Не стоит тратить всю свою энергию на что-то, что не имеет никакого значения. Ты меня понимаешь?

— Нет, — ответила я честно. — Не совсем.

— Нет, — продолжила она, — конечно, не понимаешь. Если бы понимала, ты бы здесь не оказалась. Пойдем поплаваем? В пятидесятиметровом, чтобы нам на голову не свалился какой-нибудь сумасшедший вроде меня.

Мы долго плавали взад-вперед. Разогревшись, я стала плыть быстрее. Я не умела плавать разными стилями, но у меня были сильные ноги и руки, так что я могла плыть довольно быстро, стремительно рассекая воду.

Проплыв, наверно, с тысячу метров, я неуклюже уселась на бортик и стала ждать Эльсу.

Я тяжело дышала, сердце учащенно билось в груди, подгоняя кровь. Я чувствовала себя на удивление живой.