Но кто же были «...небольшая группа плохо одетых людей с чемоданами. Их тридцать два человека, в том числе женщины и дети»?²⁷

Сколько русских и сколько евреев ехало в этом ва­гоне? Даже если не знаете, угадать будет не трудно. Ну, допустим, русских было там 9 человек. А если бы их было 2 человека? Или 11? Что, очень многое бы изменилось? Тем более, во втором поезде было 130 человек, из них 119 — евреи.

Эти люди и захватили власть в Российской империи. Они и стали ставить над ней и над живущими в ней на­родами свои диковинные эксперименты. «Пусть 90% русского народа погибнет, лишь бы 10% дожило до мировой революции», — говорил Ленин. «На Россию мне плевать... Слышите вы, плевать! Потому что я большевик!» — кричал Бухарин²⁸. 18 сентября 1918 года Г. Зиновьев на Петроград­ской партконференции сказал: «Мы должны повести за собой девяносто из ста миллионов человек, составляющих население Советской Республики. Остальным нам нечего сказать. Их нужно ликвидировать».

Цифры, как видите, разные, суть приблизительно одна.

Чтобы стать единственной в империи головой и коман­довать русским телом — «народом», чтобы ставить свои эксперименты, большевикам было нужно уничтожить правящую династию. Решение об убийстве императора и всей его семьи принимали Ленин и Свердлов, а главными исполнителями стали Яков Юровский, Шая Голощекин, Александр Белобородов. 2 февраля 1934 года Юровский выступил на совещании старых большевиков в Свердлов­ске. «Так как этот акт был актом политической важности, все это дело было поручено пользующимся особым до­верием ЦК тов. Голощекину»²⁹.

Национальность убийц называть нужно?

В комнате, где убивали царя и его семью, найдена над­пись на идиш: «Месть!». Кто из этой троицы написал слав­ное слово, не знаю. Или это кто-то менее «доверенный», но тоже причастный к преступлению? Для современной России характерно, что об этой находочке стараются не писать, и о ней известно из книг Н.А. Соколова³⁰, первого следователя по делу об убийстве императора и его семьи, и П. Жильяра³¹.

Наверное, бывшие советские а ныне российско-феде­ративные люди не хотят будить национальных проблем... Но кто убил царя — уже известно, а за рубежом — всегда было известно. В зарубежной литературе, на английском языке, иногда тоже вот обижают евреев. В книге корреспондента «Таймc» Роберта Вилтона, который присутство­вал при работе Соколова, есть слова: «кровавые деяния гнусных еврейских убийц». Ах он, гадкий антисемит! Не желает знать, этот Вилтон, что евреи не бывают убий­цами! Это их убивают погромщики, а они только вершат великие исторические дела.

По свидетельству Гелия Рябова, такие слова очень обижают сына «того самого» Юровского, Александра Яковлевича. Так же обижают его предположения, что часть драгоценностей царской семьи он присвоил, а не отдал по назначению (например, золотые украшения с бриллиантами, которые прятали в лифчиках великие княжны и которые так и сняли с них, расплющенные пулями убийц). И вообще «трудно быть... Юровским»³².

Наверное, он прав — трудно быть сыном изобличенного подонка и палача. Так же трудно приходилось и детям Отто Скорцени, Гесса, даже честного фронтовика фон Браухича. Но это можно и нужно пережить; да в конце концов — их проблемы. Отцу Александра Яковлевича было плевать, тяжело ли приходится нам, а ведь пережить все, что сделала его шайка с Россией, куда труднее.

Чтобы стать единственной головой России, нужно было истребить целые общественные слои — отстранить от власти одно из двух сословий русских европейцев — дворянство. Уже зимой и весной 1918 года на Петроград обрушивается удар Петроградской ЧК, во главе которой стоит Моисей Соломонович Урицкий, сын богатого купца, окончивший юридический факультет Киевского универ­ситета. Не хочется раздувать объем книги, перечисляя его сотрудников... На одного русского, поверьте на слово, там приходится два латыша и пять евреев.

Такое же соотношение — и в Киевском ЧК! В.В. Шуль­гин приводит «личный состав командных должностей в киевской черезвычайке». Из 20 человек — трое русских, остальные евреи. Там же — список расстрелянных Киевcким ЧК из 132 имен³³. Список неточен: под одним номером идут «Соколов, братья Сабанеевы и др». Список неполон, за три месяца красные убили в Киеве около четырех тысяч человек. Но даже из этого списка можно сделать кое-какие выводы: еврейских фамилий там всего четыре. Это при том, что жило в Киеве до 200 тысяч евреев из 500 тысяч жителей.

То есть, конечно же, и евреев большевики порою оби­жали — как же обойтись без перегибов в такое безумное время? В киевской «чрезвычайке» были убиты (кроме нескольких тысяч русских людей) финансисты Пенес и Рубинштейн, директор городского банка Цитович, присяжный поверенный Лурье³⁴.

Это, по их терминологии, «буржуи». А вот даже в списке В.В. Шульгина есть «Павлович Иосиф Яковлевич, директор 8-й гимназии», и соседними номерами в списке Сабанеев Лазарь и Сабанеев Даниил, «ученики». Полагается ука­зывать, что жертвы ЧК были невинны... Жаль, если так. Как ни мало зла могут причинить мальчики, а хоть бы что-то сделали сволочам, убивающим детей. Военный врач Турбин и то пристрелил, убегая, петлюровца. Дай-то бог, мальчики хоть что-то, да успели, были убиты не просто «как гимназисты». Я верю, что их душеньки в раю, а что были мальчики евреи — так я ведь не иудаист, у ко­торого только своя болячка болит. Который рассуждает про «качество» жертв. Не становится же на одну доску с дикарями, висящими на пальме с помощью хвоста?

Кстати, о гимназистах. В Ярославле чекисты (на 90% евреи) убивали мальчиков в гимназических фуражках: «чтобы не вырос еще один русский интеллигент»³⁵. Дети перестали носить фуражки, и тогда чекисты стали опре­делять подлежащих смерти по характерному рубчику под волосами: натирает фуражка, и натирает в определенном вполне месте! Поймает коммунист русского ребенка, на­чинает щупать, и если нащупает — выстрел!

Как ни поносили зверей-погромщиков, а что-то я не слыхал, чтобы евреев убивали... ну, допустим, по при­нципу: есть на заду следы хедеровской розги — надо стрелять. Или что-нибудь в этом духе. Смеетесь? Но ведь детей-то убивали.

В крестьянском восстании в Меленковском уезде (Черноморье) были «замешаны» восемь реалистов, то есть учеников реального училища — подростки от 12 до 16 лет. Они были взяты в заложники и расстреляны. Крестьяне могли не очень разбираться в том, что такое реальное училище, но убийство детей — этого крестьянин, по своей скотской сущности, не понимает. Крестьяне растерзали двух комиссаров-убийц. Ответ — убийство еще 260 заложников³⁶.

Одесская ЧК — то же соотношение русских и евреев как среди палачей, так и среди жертв. Для интересую­щихся подробностями рекомендую книжку В. Катаева «Уже написан Вертер»³⁷.

Крым дольше всего оставался свободной русской землей — по крайней мере, в европейской части России. В Крыму, «заявляясь в хаты мужиков, комиссары первым делом требовали: «Убрать эту грязь вон!» и тыкали пальца­ми в сторону икон. Большинство комиссаров и чекистов были евреи»³⁸.

Справедливости ради: в Севастополе, помимо ос­тальных, убиты еврей-купец Окунев и его сын³⁹ (двое на тысячи русских).

Но все же вошел Крым в историю Великого Русского Погрома не смертью Окунева и сына, а гибелью нескольких десятков тысяч русских «монархистов, патриотов и офи­церов». Именно на этом основании зимой 1920/21 годов были истреблены все, кто не эвакуировался вместе с вой­сками Врангеля. Организаторами массовых убийств были председатель Крымской ВЧК венгерский еврей Бела Кун и секретарь Крымского обкома РСДПБ Розалия Семеновна Залкинд, еврейка из Киева, вошедшая в историю под одной из своих партийных кличек — Землячка. Любопытно, что в числе этих кличек была и такая, как Демон.

Сначала объявили регистрацию офицеров, и те в массе своей явились — ведь остались в Крыму те, кто не хотел уезжать с Родины и кто поверил обещаниям большевиков (ах, эта смешная и нелепая приверженность к своей зем­ле! Она так типична для русских свиней!). Все эти люди были уничтожены. Уцелели только те, кто почувствовали что-то и убежали в горы, к партизанам.

Потом погнали на расстрел членов семей офицеров, а также вообще всех, кто имел хоть какое-то образо­вание и хоть где-нибудь служил. Для этого на улицах арестовывали всех, кто прилично одет, кто говорит, как образованный человек. Потом устраивали облавы, на­селение целых кварталов сгоняли в концлагеря и потом «сортировали», истребляя всех «классово неполноценных». И тоже, разумеется, целыми семьями. Людей истребляли по спискам «за дворянское происхождение», за «работу в белом кооперативе», «за польское происхождение». Как видите, мотивы убийств — происхождение. Чистой воды геноцид, как его ни отмывай и ни оправдывай.

Офицеров вешали в форме, штатских — в белье, жен­щин — голыми. Часто повешенным забивали в задний проход разбитые бутылки. Ни для чего — просто ев... просто «строители светлого будущего» так шутили.

«Окраины города Симферополя были полны зловония от разлагающихся трупов расстрелянных, которые даже не закапывали в землю. Ямы за воронцовским садом и оранжереи в имении Крымтаева были полны трупами расстрелянных, слегка присыпанных землей, а курсанты кавалерийской школы (будущие красные командиры) ездили за полторы версты от своих казарм выбивать зо­лотые зубы изо рта казненных, причем эта охота давала всегда большую добычу»⁴⁰.

Одна из самых страшных в мировой литературе книг — «Солнце мертвых» — написана про Крым того времени Николаем Шмелевым.

Я рекомендую эту книгу читателю, но предупреждаю — это еще страшнее, чем истории про киевскую ЧК. Кстати, один из десяти тысяч убитых «патриотов, монархистов и офицеров» — сын Н. Шмелева. Это он валялся, еле присыпанный землей. Это за золотыми зубами из его рта охотились красные курсанты.

Крым вошел в историю как изнасилованная земля. Как земля страшного преступления советских. А что из памяти двух поколений пытались всячески вытравить эту память... Так об этом — стихи В. Иванова:

И не только Леонид под Фермопилами. Все белые, все русское воинство, включая полковника Кауфмана и штабс-капитана Фридмана. Все они умерли за этих «голубых комсомолочек» и их женихов.