94 ДЖИЗИ-ГУРГЕН

Покинул я те места и пришел к морю. Сел на корабль. Поднялся ветер, корабль разбился, все утонули вместе — со своим добром. Один я спасся па доске, и носило меня по морю семь дней и семь ночей.

На восьмой день волны выкинули меня на берег.

Истомленный, разбитый плаванием по бурному морю, я встал и побрел. Взошел на холм, стал глядеть. Была зима, лежал глубокий, до колен, снег. Пришел я в одну местность, где надеялся найти жилье. Хотелось есть.

Вижу, идет человек необычайной красоты, могучий, сильный. На нем были только исподние и рубаха из тонкого полотна, и ничего больше. Он шел с обнаженной головой, босой, с засученными до локтей рукавами. Рубашку стягивал золотой пояс, за поясом торчали две стрелы. В руках у него был лук. Он подошел, взглянул на меня и догадался, что я чужестранец; стал меня расспрашивать. И я обо всем ему поведал. Оп сказал:

— Зовут меня Джизи-Гурген, ступай по тропе, по которой я пришел, и дойдешь до поселения. Скажи от моего имени: «Примите как следует этого человека, пока я не возвращусь».

И пошел своей дорогой.

Я направился по тон тропе и пришел в большой, красивый город. Как только я назвал имя Джизи-Гургена, жители вышли мне навстречу и внимали мне так, как если бы я был их господином. Они хорошо приняли меня, обогрели, угостили и всячески услаждали.

Вечером возвратился Джпзи-Гурген. Он убил оленя и притащил его на спине; сбросив его у двери, вошел в дом, облачился в нарядную одежду, И когда он уселся рядом со мною, я увидел, что это человек именитый и достойный почитания. Две недели покоил он меня и услаждал; затем сказал:

— Следуй за мною, я покажу тебе мой дом и весь его распорядок.

Я встал и пошел за ним. Он водил меня по множеству разнообразных покоев, каждый из них был искусно y6paн.

Oн провел меня открытыми галереями к большому водоему. В нем была холодная вода и лежал лед. В этом водоеме я увидел детей — были тут младенцы месячные, трехмесячные и постарше, дети годовалые, двух- и трехлетки. Одни ходили, другие лежали. Когда мы вышли, я спросил его:

— Не погибнут ли дети от холода? Он ответил:

— Смерть в руке божьей. Если им суждено умереть, они умрут даже в бане. Предки приучали к этому наше тело, и мы поступаем так же. Кто умрет, пускай умирает, а кто выживет, тот станет таким вот юношей, каким ты меня давеча увидел. Я изумился.

Мы вышли оттуда, и он ввел меня в другую палату. Поистине прекрасна была эта палата. Посредине стоял серебряный столб. Золотая цепь была прикреплена одним концом к этому столбу, а к другому ее концу был прикован какой-то старец. Цепь была такая длинная, что узник мог свободно передвигаться по всей палате и переходить в соседнюю. В той другой палате стояли — в одном месте кровать, в другом стол, уставленный всякого рода яствами, в третьем вино, шахматы и нарды. Тот человек мог делать все, что ему вздумается, — пить, есть, спать, развлекаться.

Я спросил моего хозяина:

— Кто это? Он ответил:

— Мой отец. Я сказал:

— Зачем же ты посадил его на цепь? Он ответил:

— О брат, когда человек старится, разум его слабеет, в он склонен обижать людей,

В этой стране злой народ, никто отцу не уступит, и я тоже не уступлю противнику, — последует ссора, ссоры приводят к убийствам. Отец окружен всяческим баловством, он только прикован к месту. А тут пускай делает все, что ему угодно!

Повел он меня оттуда в другой роскошный покой и усадил; позвал и вошла прекрасная женщина, подобной. мне не приходилось видеть в жизни; поистине она была необычайно красива и станом схожа с кипарисом. На ней было много драгоценных камней и жемчуга. На золотой цепочке, украшенной драгоценными камнями и жемчугом и смыкавшейся вокруг ее головы, она волочила но полу что-то круглое.

Я уже не спрашивал, кто она, — понял, что близкая ему. Он сказал мне:

— Это моя жена, а волочит она человечью голову. Я спросил;

— Зачем же она ее волочит? Он ответил:

— Однажды я неожиданно вошел к ней. Она держала в объятиях этого человека и говорила ему: «Хоть бы никто не разлучил меня с тобою».^[2]

Предать ее смерти я не мог — ты видишь сам, как она прекрасна. Ум ее превосходит красоту, никто не обладает такими знаниями и умением вести себя. Я ее пощадил, но тому человеку отрубил голову, оправил ее в золото и приковал к ней, исполнив ее желание. Да не разлучит их господь! Да будет эта голова на всю жизнь прикована к пей!

Затем он сказал мне;

— Не осуждай меня за то, что я открыл тебе свой позор. Если бы я не открылся тебе, ты, чужестранец, не мог бы рассказать в чужой стране о чужих делах и правах.

Он дал мне пятьсот плури и проводника, посадил на корабль и отпустил. Я отправился дальше.

Прибыл я в страну, которая называется Дидора, — там обитает очень хороший, добрый народ, но в этой стране никто не говорит правды, все там лжецы — и стар и млад.

Повели меня к царю. У него я и остался. Никто не смел говорить правду, а если кто-нибудь говорил, это — считалось превеликим позором.

Царь устроил нам пир, и во время пира стали рассказывать охотничьи истории.

Рассказал один вельможа: