Глава семнадцатая
ПОПЫТКИ БЕЖАТЬ
После того пира очнулся я в дружинной избе. Весь день пролежал как мертвый после меда княжеского, а Тюр меня молоком отпаивал. Если бы кто-нибудь надо мной тогда копье занес, я бы не пошевелился — убивай на здоровье, мне жизнь не дорога. Так худо мне было.
Отошел я, живу себе, князь меня не трогает, варяги на меня не гневаются, словно и не было ничего. Дивное дело. Однако в другой раз меня на пир уже не взяли. А мне только того и надо.
Дождался я темноты и прокрался к стене детинца. Тихо-тихо взбираюсь по лестнице. Сапоги мне Тюр подарил, так я их еще в дружинной избе разул, чтобы дозорные шагов моих не услыхали.
Взошел наверх, внизу Волхов-река чернеет, светлая дорожка от месяца по воде на тот берег убегает. Стал я спускаться по стене снаружи. Как уж я там голову не сломал! Это не то, что по углу избы лазить. Детинец хитро строили, все бревна вровень стесали.
Спустился я кое-как до земляного вала. Что дальше делать? Свернулся калачиком, обхватил руками колени, пригнул голову, сколько можно, и — была не была! — покатился вниз. Как ни берег голову, все же ударился внизу о камень и память потерял.
Не знал я, когда побег затевал, что варяги на кораблях стражу на ночь оставляют. Эти-то сторожа услыхали меня, когда я на берег скатился, и подобрали беспамятного.
Опять мне от варягов никакого наказания, только, если на пир идут, оставляют со мной раба — стеречь меня. А Тюр пуще прежнего со мной возится, даже стал меня воинскому делу обучать, особенно бою на мечах.
Приметил я как-то в конюшне длинную веревку, видно, с зимы валяется, сено ею на возу перехлестывали. Закопал я ее в углу под соломенной трухой. Нашел вожжи старые, выброшенные — туда же снес. Так помаленьку набралось у меня веревок изрядно.
И вот однажды ночью вышел я из дружинной избы до ветру — а сам в конюшню! Связал я там все свои веревки крепко-накрепко и смотал в моток. Моток большой, тяжелый получился. Надел я его на себя через голову и пошел. Поднялся опять на стену детинца, привязал веревку к столбу и начал спускаться. В этот раз спустился без шума, отвязал челнок и поплыл.
На другой день догнали меня варяги. Плыл я уже по озеру Нево. Солнце клонилось к закату. Еще издалека завидел я погоню — сперва там, где небо с водой сходится, показалась черная точка, потом точка в жучка превратилась. Машет лапками жучок — вверх, вниз, вверх, вниз. Это весла поднимаются и опускаются.
Гляжу я по сторонам, а спрятаться некуда — я и сам как муха на полотенце. Мелководье да ровный берег песчаный. Повернул я все же к берегу, гребу изо всех сил. Слышу, зашуршал мой челнок днищем по песку и сел. Выскочил я из него, вода мне по щиколотку, бегу, только брызги во все стороны. Добежал до берега — ни деревца, пи кустика, один песок, и края ему не видать.
Словом, поймали меня и привезли обратно в Ладогу. И, веришь, опять ничего не сделали. Князю меня не отдают, в рабство не продают, за побеги не наказывают, Тюр со мной, как с сыном, возится. Чудно!