Глава 10
Свет включили около девяти вечера: к тому моменту ливень выдохся до крупной мороси. Мне даже стало слышаться что-то мелодичное в постукивании капель по крыше.
Бабушка и Ред ушли. Они решили проверить дом Реда, который находился через дорогу. Родители Майка и моя мама должны были вернуться лишь через час, когда немного сойдёт вода, но тут друг заявил, что ему уже пора.
– Папа просит посмотреть, не залило ли подвал, – объяснил он. – Но я могу вернуться, если хочешь. Заберу свои вещи и подожду, пока гроза совсем не закончится.
– Нет, не стоит. Я принесу тебе вещи завтра. А пару часов и одна побуду, не проблема.
Майк поджал губы, как мне показалось, огорчённо.
– Спасибо, что пустила к себе. До встречи, Паркер.
– Пока, Майк.
И он ушёл.
Я закрыла дверь. В доме стало нестерпимо пусто и тихо. Ну хотя бы на кухне меня ждал Билли.
– Как насчёт чашечки бабушкиного чая, дружище?
Он по-собачьи улыбнулся, и я достала из шкафа оловянную банку, полную домашних пакетиков чая, который мы на днях намешали с бабушкой. Включив мамин радиоприёмник и покачивая головой в ритм музыке, я налила в чайник воды.
Есть что-то неуловимо успокаивающее в кухонных ритуалах, и впервые я начала понимать любовь бабушки к готовке. Конечно, кипячение воды едва ли можно засчитать за стряпню, но сама идея мне стала ближе. В каком-то смысле приготовление еды напоминает бег: у тебя есть задача и, зная необходимые для её выполнения шаги, ты растворяешься в процессе достижения цели.
За этими размышлениями вскипела вода, и от залитого кипятком пакетика по кухне поплыл землистый аромат с цитрусовыми нотками. Я прислонилась к раковине и смотрела в окно на стихающий дождь.
Вдруг лампа мигнула, затем ещё раз. И ещё. Я застыла, молясь, чтобы электричество опять не отключили. Билли у моих ног заскулил.
– Всё хорошо. Бабушка Джейн и Ред в доме через дорогу, – громко сказала я, наверное, больше для себя, чем для Билли.
Наклонившись, я погладила пса по голове, и в этот миг льющуюся из динамика музыку прервал треск помех, да такой громкий, что Билли отскочил и завыл, а я невольно зажала уши. На кухне вдруг стало темно и холодно. Лампа снова три раза моргнула и погасла.
– Билли? К ноге!
Я пошарила по столу в надежде нащупать фонарик. Пёс не переставал скулить, но я не могла сообразить, с какой стороны доносится звук.
– Билли?
Резко включился свет, и помехи оборвались, сменившись битловской песней «Пусть будет так»[9]. Папа её обожал. Меня будто парализовало: после его смерти я ни разу её не слушала – знакомые аккорды как ножом вскрыли грудь и рассекли сердце надвое. У меня перехватило дыхание, из глаз градом полились слёзы.
Билли вновь завыл, низко и отчаянно, как если бы ему было больно. Вой вывел меня из ступора, и я вырубила радио, но в спешке задела кружку, и на руки плеснуло кипятком.
– Блин!
Продолжая плакать, я бросила кружку с ложкой и пакетик с чаем в раковину и повернула кран. Журчание воды заглушило всхлипы. Билли прижался ко мне и наконец затих, пока я старалась успокоиться, держась для надёжности за край стола. Я заметила своё отражение в окне и на секунду будто смотрела на папу. Мне с детства твердили, что я его копия.
Господи, что угодно бы отдала, лишь бы на самом деле увидеть отца в окне, чтобы он улыбнулся мне и заверил: всё будет хорошо…
Радио включилось, из динамика на полной громкости снова полилась «Пусть будет так». Лампа замигала в такт мелодии. Билли пулей вылетел из кухни, но я не последовала за ним.
Я знала, в чём тут дело, и крикнула:
– Покажись!
Свет продолжал мигать, музыка не стихала.
– Покажись! – повторяла я. – Покажись мне!
И словно в ответ радио умолкло. Теперь лампа светила ровно. Окно запотело, как бывает, когда принимаешь горячий душ. Сердце выскакивало из груди, но я старалась сохранять спокойствие, даже когда затылок обдало холодом.
– Кто ты? – спросила я, не обращая внимания на дрожь в голосе.
Из испарины на стекле проступило лицо. Но не моё. А папы. Карие глаза, веснушки, морщинистый лоб. И его улыбка.
– Папа?
В горле встал ком.
Я протянула к отцу руку, но за секунду до того, как пальцы коснулись стекла, он приоткрыл рот.
– Куинн…
– Папа!
Я метнулась к окну, но стоило мне до него дотронуться, и испарина бесследно исчезла.
– Папа? – Я прижала ладони к стеклу. – Нет… не уходи! Пап!
Но теперь на меня смотрело лишь моё отражение. Рот скривился, по щекам катились слёзы. Я не могла смириться – мне нужно увидеть папу!
Не давая себе времени подумать, я схватила ключи, выскочила из дома, добежала по лужам до крыльца Майка и вдавила кнопку звонка. И не отпускала, пока он не открыл.
– Паркер? Что такое? – Друг втянул меня в прихожую и мягко взял за плечи. – Тихо… Сделай глубокий вдох. Что случилось?
Лишь тогда я осознала, что меня всю колотит.
– Я… я… – попыталась выдавить я.
– Пойдём. Присядь.
Но я оттолкнула Майка. Какое тут сидеть – я едва могла устоять на месте.
Друг поймал мой взгляд.
– Что случилось?
«Он мне поверит, – решила я, глядя ему в глаза. – Должен…»
И у меня вырвалось:
– Я… я видела папу!
Не представляю, какой реакции я ожидала, но точно не долгой гнетущей тишины, и едва не подпрыгнула, когда Майк наконец заговорил.
– В каком смысле?
Я так сцепила руки, что костяшки пальцев побелели.
– Его лицо появилось в окне на кухне. Я заваривала чай и…
Майк замотал головой, обрывая меня.
– Куинн…
– С каких пор ты зовёшь меня Куинн? – перебила я. Мне вдруг стало невыносимо жарко.
– Паркер. – Он вздохнул. – Паркер, послушай…
– Ты мне не веришь!
Я попятилась. Он попытался поймать меня за руку, но я увернулась.
– Это был не он. – В тоне Майка было столько грусти и сожаления… вероятно, ему стоило огромных душевных сил произнести эти слова. – Ты видела своё отражение.
– Нет!
– Ты повторяешь, что очень на него похожа, Паркер.
– Ты не знаешь, о чём говоришь!
– День был долгий и тяжёлый. Ты устала и…
– Мне ничего не привиделось! Это был он! Майк, клянусь!
Друг сунул руки в карманы, и мы некоторое время молча смотрели друг на друга. Учащённое биение моего сердца сливалось с перестуком дождя снаружи.
Майк первым отвёл взгляд.
– Погоди. – Он ушёл на кухню, оставив меня, промокшую, в прихожей, и вернулся через несколько секунд со знакомой распечаткой. – Этот парень – эксперт по привидениям – утверждает, что не бывает дружелюбных духов.
– А ты сказал, что все его правила – чушь, – бросила я.
– Дело не только в правилах. Я перерыл кучу сайтов, когда вернулся домой, и везде написано одно и то же.
Я напряглась.
– И что?
– А то. Если ты и правда видела отца – и это очень большое «если»… то, возможно, им притворился демон. Или даже Эбигейл!
– Неправда. Я бы поняла. – Я вызвала в памяти родное лицо с любящей улыбкой. – Там был папа. Он хочет мне что-то сказать.
Майк снова замотал головой и перешёл на шёпот:
– Нет, Паркер. Это не твой папа. Из всего, что я успел прочесть, следует, что духи остаются в нашем мире, когда у них есть незавершённые дела или если смерть была насильственной. Твоего отца все любили. Он прожил счастливую жизнь. Какие у него могли быть незаконченные дела?
– Я! Я его незаконченное дело! – закричала я. – Или, по-твоему, он совсем по мне не скучает? Не мечтает навестить? Хотя бы разок?! – Как бы мне ни хотелось, чтобы голос звучал уверенно, он всё же сорвался. Меня слегка повело в сторону: колени будто превратились в желе. – Если привидения существуют, почему он не может быть одним из них?
Майк наклонился ко мне и посмотрел в глаза с такой теплотой и серьёзностью, что я замолчала.
– Паркер, – произнёс он особым тоном, мягким, но одновременно властным (именно таким мама после смерти отца убеждала меня что-нибудь съесть или прибраться в комнате). – Папа тебя любил. Он всегда будет жить в твоём сердце.
Я закусила губу, но слёзы сдержать не могла. И скрыть их было невозможно. «Но это не было похоже на мысли о нём», – едва не возразила я. Вспомнила мигающую лампу, потерянный ключ, порывы холодного воздуха и непонятную тень в комнате.
Майк сжал мою руку.
– Я видела его, – не сдавалась я.
– Я не спорю. Да, ты что-то видела. Но это был не твой отец.
– Хватит повторять одно и то же! – рявкнула я и вырвала руку. – Ты ни во что не веришь! Вечно твердишь о науке и доказательствах, но игнорируешь факты, даже когда тебя тычут в них носом!
– Паркер, успокойся…
– Перестань говорить мне, чтобы я успокоилась!
Меня затрясло, но теперь уже от злости. Я больше не могла находиться в этом доме. Я шагнула к двери.
– Паркер!
Но я не обернулась. И остановилась лишь на нашей кухне, где снова и снова умоляла папу вернуться.
Такой меня и нашла мама: стоящей перед окном и рыдающей в посудное полотенце. Она молча притянула меня к себе и отвела в комнату.
– Всё будет хорошо, – шептала мама, укладывая меня в постель. – Я здесь.
Но ничего не было хорошо после смерти папы, и я сильно сомневалась, что со временем что-то изменится.
– Это нормально, что ты по нему скучаешь, – добавила мама. – И в какие-то дни тебя просто накрывает. Только подумаешь, что справился с горем, как вдруг оно набрасывается на тебя и становится невыносимо больно.
Но хотя умом я понимала, что она права, сердце продолжало разрываться.
– Я ужасно устала, – прохныкала я. – И очень хочу, чтобы он снова был с нами.
Мама поцеловала меня в мокрые от слёз щёки. Её глаза влажно блестели.
– Знаю, милая.
Она подоткнула вокруг меня одеяло и гладила по волосам, пока я не уснула, вдоволь наплакавшись.