Правый

В участке нам зачитали права, сказали, что мы можем сделать один телефонный звонок, и вообще — вели себя не в пример культурнее патрульных. Правда, легче мне от этого не было: на ночь нас оставили в кутузке. Бесплатного адвоката обещали утром, жрать принесли какую-то кашу и апельсиновый сок. Сок мы выпили, а кашу есть не стали.

В кутузке было тесно от пёстрого люда — в основном вполне достойного внешне, но все ли они такие же несправедливо обвинённые, как мы, понять было невозможно.

Наш внешний вид арестантов интересовал недолго — время было позднее, и почти все засыпали, прислонившись к стене или друг к другу. Нам места не нашлось, но мы и не хотели спать. По крайней мере, я не хотел. Мой возмущённый разум кипел, грозя сорвать крышку; даже разбитый в драке носик свистел. Ну, дай бог, адвоката дадут нормального, мы завтра от этого казино камня на камне не оставим.

Хотя, если честно, мне было глубоко фиолетово: эти деньги, которые я не заработал, всё равно удовлетворения не приносили. Мне даже зуба выбитого не было жаль, и того, что я букву «р» из-за этого сейчас не выговариваю. Англоязычным не понять этой печали, английский язык изначально картавый. Зуб я себе потом вставлю. Золотой. Как цыган наполовину, я должен иметь во рту золотой зуб…

На самом деле мне хотелось отвлечься от неприятных мыслей о гибели команды. Может, это Гумилёв такую пакость задумал? А что: открытие уже совершено, все результаты исследований хранятся на закрытом сервере Центра, одним махом устранил претендентов на Нобеля — и пользуйся на здоровье.

С другой стороны — данные не обработаны, зачем гробить всю команду, когда массив полученных результатов не обработан? Нелогично — придётся новую команду нанимать.

Но крушение самолёта точно не случайно, каждая клеточка моего мозга вопила о том, что это заговор всего плохого против всего хорошего.

Возможно ли, что Даглас о чём-то догадался? Ведь я говорил ему, что неудачи нас преследуют едва ли не с начала проекта, намекал на саботаж. Он мне не верил тогда, но ведь что-то этот его постскриптум должен был означать. Может, он догадался, кто шпион, и сообщил Люси?

Но тогда Люси сказала бы нам об этом.

При чём здесь корзина, которую она никогда не чистит? Это какой-то код, его обязательно нужно разгадать.

Под утро мы сумели заснуть, но сна было часа полтора, не больше. Потому что пришёл адвокат.

Адвокат оказался кислым чуваком. Выслушав нас, он сказал, что нам проще признать свою вину и отбыть пару недель на общественных работах. Ладно бы просто надули казино, а то ведь ещё и в драку полезли… Ну, как не надули. Выиграли же подряд десять тысяч? Как это у вас получилось, можете объяснить? Я, конечно, буду настаивать на вашей невиновности, но адвокат игорного дома «Даймонд» от моих доводов камня на камне не оставит.

Мы плюнули на этого адвоката и сказали, что сами будем себя защищать. Мне показалось, что он даже обрадовался. Ну конечно, зачем ему заведомо проигрышное дело?

— И как мы будем доказывать нашу невиновность? — спросил Егор.

— Увидишь.

Судья Кимби, рассматривавшая наше дело, долго не могла поверить своим глазам, когда я безошибочно угадывал, какой стороной падает монета, легко обыграл пристава в игре «на пальцах» и в блэк-джек, а так же на детской рулетке.

— Это невероятно, — сказала она. Адвокат игорного дома «Даймонд» злобно смотрел на нас, вытирая платком ладони.

И тут нам нанесли последний сокрушающий удар.

— Это вопиющий факт бессовестного использования природных способностей в корыстных целях. У ваших соперников нет ни единого шанса победить в честной борьбе! — сказала судья. — Я передаю рассмотрение вашего дела в антимонопольный комитет. Вы будете содержаться под стражей до момента вынесения приговора, или будете выпущены под залог. Сумму залога назначаю в сто тысяч долларов.

Вот так. Похоже, физиономии у нас были те ещё, потому что адвокат игорного дома прямо светился от счастья, глядя на нас.

— Подсудимые, кто-нибудь может внести за вас залог?

— Да, ваша честь, — прозвучал за нашими спинами уже давно позабытый голос.

Мы с Егором обернулись так резко, что стукнулись лбами.

В проходе между скамьями стояла наша двоюродная бабушка Барбара Теодоровна Кравец.