27
ПОРАЖЕНИЕ ЦАРИЦЫ
Деревянный засов, на который была закрыта дверь тюремной камеры, пронзительно заскрипел и тяжело ударился о наличник. Трое мужчин, сидевших внутри на корточках, подняли глаза: вор, пытавшийся стащить драгоценности у одинокой вдовы и застигнутый врасплох ее сыном, внезапно возвратившимся домой, торговец, который уклонялся от уплаты налогов, и казначей.
— Заключенный казначей Майя! — крикнул главный тюремный смотритель, пришедший с двумя стражниками. — Выходи. Ты свободен.
Майя вытаращил глаза, встал и вышел наружу — как хищник из своей клетки. Ему не была известна причина освобождения. Уж не было ли это подвохом?
— Приказ главы ведомства Пертота, — ограничился начальник тюремщиков таким объяснением.
По прошествии четырнадцати дней тюремного заточения его платье было грязным, а парик несвежим. Майя отправился к себе домой, чтобы выкупаться и освободиться от обычных для тюрьмы запахов — вони людских экскрементов и пота, крысиной мочи, гнилой соломы. С восторженными криками и слезами на глазах его встретила супруга, как, впрочем, и остальные домочадцы. Он все еще не знал, какому чуду он обязан своим помилованием.
— Хоремхеб — во дворце, — объяснила ему жена.
Стал ли он царем? Нет, она об этом ничего не знала. Чуть позже пришел командир Рамзес, чтобы ввести его в курс дел.
— Я отправился разыскивать тебя в тюрьме, а тебя там уже нет, — сказал офицер с улыбкой. — Да будут благоприятны твои дни на воле!
— Что случилось?
— Отныне Хоремхеб — главнокомандующий армией царства. Он добился твоего освобождения.
— Главнокомандующий?
— Как только ты будешь готов, мы отправимся к нему с визитом. Я привел для тебя лошадь.
Встреча после разлуки была шумной: главнокомандующий и казначей не удержались от радостных возгласов, затем они обнялись и стали похлопывать друг друга по плечам. Рамзес и еще несколько командиров наблюдали за этой сценой с радостным видом. На полдень Хоремхеб заказал банкет: отныне в его распоряжении были царские кухни.
— Но… а остальные? — спросил Майя, когда они устроились перед подносом, уставленным блюдами с угощениями.
— Кажется, они уловили сложившуюся ситуацию: они ничего собой не представляют. Постепенно мы их заменим.
— Как?
Хоремхеб одним махом проглотил кусок рыбы в чесночной заливке, затем повернулся к сотрапезнику:
— Майя, все решает власть, и она — в моих руках. Разумеется, они станут создавать мне разные препятствия. Тем лучше: быстрее поймут, что уже не могут изменить положение, как мухи не могут препятствовать движению лошади.
Казначей тщательно обдумал услышанное, затем спросил:
— И царица?
— Она воображает себя царицей!
И главнокомандующий разразился громким смехом.
— Надо, чтобы ты с ней сочетался браком…
— В настоящий момент у нее нет такого намерения, но все закончится тем, что она приползет к моим ногам. Иначе…
— Иначе? — переспросил Майя встревоженно.
— Иначе я поднимусь на трон один.
Это заявление ошеломило казначея. Поднимется на трон один? Не заключив брачных уз с хранительницей царственных традиций? Это невиданно! Он об этом ничего не сказал, но его беспокойство было очевидным.
— Я буду придерживаться традиций, — сказал главнокомандующий, — но при условии, что эти традиции полезны.
Никогда еще Майя не слышал, чтобы высказывались так определенно и так просто, или упрощенно. Он знал Хоремхеба уже не один год, и их отношения, походившие на дружбу, крепко их связали. Содружество, возникшее в судорогах конца правления Тутанхамона и в начале правления Ая, продолжалось. Они оба были не согласны с теми режимами правления, когда личные амбиции поглощали львиную долю основных ресурсов в ущерб престижу и единству страны.
— Со времен Эхнатона, — заявил Хоремхеб, — дворец живет в мире интриг и вымыслов, в то время как внешние враги выжидают удобного случая, чтобы напасть на нас и захватить наши территории. В стране то же самое. Видя упадок династии, знать из провинции стала мечтать о том, как бы от нее избавиться.
И оба мужчины снова были единодушны. Попытка властителя провинции, небезызвестного Апихетепа[46] захватить Фивы доказывала, насколько монархию разрывали распри.
И в этом их мнения совпадали: сделка Ая с Апихетепом подтверждала духовную продажность режима.
Но никогда Майя не мог представить, что Хоремхеб бросит вызов правителям, причем будет действовать настолько хладнокровно. Он так пристально смотрел на него, что главнокомандующий расхохотался.
— Что ты на меня уставился, как заяц на шакала?
— Я восхищен твоей отвагой.
Хоремхеб покачал головой.
— Помни, что завтра мы будем присутствовать на заседании глав ведомств.
Прибытие Майи вместе с Хоремхебом в царский кабинет произвело эффект появления призрака во время пира. Всем, разумеется, было известно, что он освобожден по решению Пертота, принятому на последнем заседании. Но думали, что, довольный помилованием, он, по крайней мере некоторое время, будет вести себя тихо.
Он уважительно опустился на колени у ног царицы, сохраняя бесстрастное выражение лица. Она взглянула на него, потрясенная. Обвинила его в дерзости, неслыханном оскорблении. И — вот он, явился! И более того, она в первый раз после неудачного предложения Хоремхеба безбоязненно встретилась с ним.
— Майя, — сказала она резко, наклонившись к нему, — ты помилован, но не восстановлен в своей должности. Ты больше не являешься казначеем. Что ты здесь делаешь?
Преемник Майи, Хапон, позеленел. Усермон стал белым как мел. Маху покраснел.
— Твое величество, — заговорил Майя, не поднимаясь с колен, — разве помилование не является доказательством моей невиновности? Против меня никакого дела не было возбуждено. Какую я совершил ошибку, чтобы стать виновным в глазах твоей высшей мудрости?
Она оказалась в ловушке. Снова.
— Первый советник, спроси мнение главы судебного ведомства.
Усермон повиновался.
— Если я не ошибаюсь, — произнес Пертот слащаво, — казначей был обвинен в связях с командующим Хоремхебом, нынешним главнокомандующим; необоснованность подозрения является очевидной, так как главнокомандующий находится среди нас. Итак, если главнокомандующий виновен, в этом случае за ним не могут сохраняться его обязанности, и казначея тогда следует снова отправить в тюрьму, если же он таковым не является, то в этом случае отставка казначея Майи не имеет основания, и он должен быть восстановлен в своей должности.
Он поочередно посмотрел на собравшихся.
Царица пронзила его взглядом.
Хоремхеб сощурился.
— Стало быть, Хапон больше не является казначеем? — спросил Усермон, чтобы хоть что-то сказать.
— Знания моего уважаемого коллеги Хапона, несомненно, пригодятся на другом посту.
— Поднимись, казначей, — сказала царица Майе, раздраженная его насмешливым взглядом.
Для всех было очевидно: отныне Хоремхеб будет командовать и армией, и финансами. Майя занял свое место и остановил одновременно угрожающий и иронический взгляд на том, кто заставил его арестовывать, — на Маху. Этот последний больше не мог оставаться в кабинете. Он встал.
— Твое величество, так как я теперь оказываюсь осужденным, то прошу тебя принять мою отставку.
— Сядь, Маху. Если ты хочешь отказаться от должности, назови своего преемника Первому советнику.
— Люди, которых я подобрал, твое величество, больше не могут быть полезными нынешней власти.
Наглая и циничная фраза, означающая, что царица больше не обладала властью. «Еще один, испытывающий отвращение, — подумала она. — Сначала Тхуту, а теперь Маху. Они служили трем царям и в результате остались в дураках. Вне сомнения, Маху уже дошел до такого состояния, что скоро начнет выращивать огурцы и салат-латук».
Сцепив руки под брюхом, Хоремхеб наблюдал за этой сценой, не говоря ни слова.
— Я могу предложить преемника Маху. Думаю, что военная охрана работает не хуже, чем гражданская.
«Их уже трое», — подумала Анкесенамон.
— И кого ты предлагаешь? — спросил Усермон.
— Командира Рамзеса.
— Само собой разумеется, что, в случае назначения, командир Рамзес должен будет подчиняться Первому советнику, а не главнокомандующему, и в этой должности он не сможет заниматься делами армии.
— Само собой разумеется, Первый советник, — согласился Хоремхеб. — Но дело от этого выиграет, это точно.
Пустые фразы, все были уверены в обратном.
— Ее величество разрешит мне удалиться? — спросил Маху.
— Разрешаю.
— Ее величество разрешит мне вызвать сейчас сюда командира Рамзеса? — спросил Хоремхеб.
— Разрешаю.
Рамзес не заставил себя долго ждать и чуть ли не столкнулся со своим предшественником.
Того же типа, что и его хозяин, но, пожалуй, более породистый. Возможно, у него не было тех же амбиций. Он опустился на колени перед царицей. Она посмотрела на гладкие блестящие плечи и уловила смутный отблеск желания в глазах командира. Затем велела ему подняться; он остался стоять возле трона. Она ощутила исходивший от военного запах пота и сморщила нос. Пентью и Пертот внимательно наблюдали за Рамзесом.
Хоремхеб объяснил, что предложил его кандидатуру в качестве преемника покинувшего свой пост начальника охраны.
— Чем ты занимаешься в качестве начальника военной охраны? — спросил Усермон.
— Вот уже два года я собираю свидетельства о нарушениях установленных правил в казармах, лагерях и за их пределами. Дисциплина солдат ее величества должна быть безупречной.
«Интересно, себя самого он судит по тем же меркам? — подумала Анкесенамон. — Участвовал ли он в покушении на жизнь Нахтмина?»
Усермон заметил, что он теперь не сможет выполнять эти задачи, поскольку должен полностью посвятить себя работе в гражданской охране, в том числе речной.
— Я подчиняюсь приказам ее величества, — ответил он.
В конечном счете эти армейские оказались не такими уж страшными людьми, как все предполагали.
— Садись, начальник охраны Рамзес, — сказал ему Усермон, указывая на место Маху.
Командир быстро сел и улыбнулся Пентью, который был справа от него, и Пертоту, сидевшему слева. Писец составил акт о назначении Рамзеса начальником охраны, и к документу была приложена царская печать.
Все оказали ей полагающиеся знаки уважения, и царица покинула царский кабинет, в котором теперь оставалось лишь несколько глав ведомств, назначенных Аем. Она уже не сомневалась в том, что скоро не останется ни одного из них. Но если Хоремхеб думал, что она беспомощна, он ошибался; вскоре она ему это докажет.