Глава 16

Наместник северных земель, а в настоящее время командующий многотысячной армией Савлей Нибери ночью очень плохо спал. Известие об исчезновении его младшего сына портило общую картину его похода, а ведь всё так хорошо начиналось…

Через незакрытый выход на балкон доносился громкий шум и ржание лошадей.

— Все собрались, господин, — доложил слуга.

Савлей Нибери поднялся из кресла. Впервые он собрал всех своих вассалов, чтобы показать свою силу, чтобы доказать, что именно он является лучшим претендентом на Императорский трон Великой Моркенской Империи, но он опоздал. Буквально несколько недель назад официально объявили о коронации Дивиуса Пятнадцатого — сына третьей жены скоропостижно почившего Императора. И он был зол. Слишком долго собирались войска, слишком долго шла информация к нему — наместнику, а фактически властителю северных земель Империи. Но отменить своё распоряжение и признать, что собрал столь многочисленное войско за зря — непоправимый удар по авторитету. Обладая в пределах северных земель практически неограниченной властью, он желал, нет он грезил переселиться в столицу, в Императорский дворец и править. Править строго, но справедливо.

Площадь перед дворцом наместника переполнена конными всадниками, не всем удалось попасть на столь важное событие, как объявление воли господина, но и тех тысяч, что стояли в ожидании его появления достаточно, чтобы заявить о себе как о великом полководце, но недостаточно чтобы идти на столицу, к Императорскому дворцу, и наместник это понимал.

В великолепно сидящей на полноватой фигуре военной форме, Савлей вышел на балкон и шум стал постепенно стихать, пока над площадью не воцарилась тишина. Нибери медленно, но уверенно заговорил. Благодаря глашатаям, речь его слышали все, в том числе и те, кому досталось самое удалённое место.

— Подданные Моркенской Империи! Жители севера! Я умышленно сказал, не провинции, а севера! Скоро северные земли, что в столице именуют провинцией, станут центральной частью нашей дорогой и горячо любимой Моркенской Империи. И для этого я собрал вас, мои верные вассалы. Наши соседи — Канторийская Империя, слаба. Она увязла в войне и у неё нет ни то что денег, нет и людей, чтобы заселить обширные степные земли, что простираются с юга на север. Сколько раз мы с вами ходили туда, брали их скот, забирали их женщин? — послышался одобрительный гул и смех, а наместник улыбнулся, всё идёт как запланировано, — столько, сколько сами хотели! И вот настал черёд не просто по праву сильного прийти и забрать, то что плохо лежит, но и остаться там, сделав так, чтобы Моркенская Империя простиралась от южного моря до северного! Завтра мы выступаем, напоите коней, проверьте упряжь, заточите оружие и приготовьте перемётные сумки для добычи, да побольше!!!

Радостный вопль долго гулял над площадью, но наместник уже не слышал этого. Он вернулся к себе в палаты. Его дворец по столичным меркам не дотягивал и до летней резиденции Императора, но на севере Империи он являлся воплощением мощи и силы его владельца.

— Отец, ты вызывал нас? — перед ним стояли трое сыновей.

омандование вторую сотню правого крыла. А тебе, Салих, даю под командование полусотню своих лучших всадников — версанов.

— Но, отец, почему мне только полусотню?!

— Салих, ты самый младший из всех, а командование даже полусотней всадников непростое дело. Докажешь своими действиями, что достоин, отдам тебе и тысячу, а теперь идите…

Войско растянулось на многие километры. Когда передовые отряды перешли границу Канторийской Империи, арьергард колонны ещё только снимался с ночной стоянки в приграничном посёлке.

— Наместник, — обратился слуга.

— Называй меня господин военачальник или генерал, — поправил Нибери своего слугу. Он не любил иноземные названия, но ему нравилось само слово «генерал», оно было созвучно со словом моркенского языка «хенералус», означающее «великий, важный, достигший величия». Но и значение слова «генерал» ему было понятно и как никак подходило к ситуации, что он единолично командует армией.

— Генерал, армия перешла границу Канторийской Империи.

— Свершилось, — произнёс Нибери, — седлать моего коня и выступаем…

Окружённый верной охраной и советниками, генерал-наместник ехал в ядре колонны. Изредка к нему с докладом прибывали гонцы, сообщая о продвижении войск, а рядом находились сыновья.

— Генерал, — прискакал очередной гонец, — впереди колонна местных, их много.

— Севил, сын.

— Слушаю, отец.

— Твои люди готовы выполнить мой приказ?

— Да, отец.

— Тогда скачи и разбей канторийцев!

— Слушаюсь.

Нибери был уверен, что сын справится с задачей и не ошибся. Через совсем небольшой промежуток времени к нему прискакал гонец.

— Генерал, ваш сын Севил докладывает, что отряд разбит, захвачены стада и женщины. Мужчин всех перебили. Выжившие сообщили, что направлялись к соседям. А своё село, что в дневном переходе, пришлось покинуть, говорят, колодец пересох.

— Отец! — не вытерпел младший, — позволь мне проверить, не обманывают ли, что селение брошено.

— Хорошо, сын, скачи. Проверь, — одобрил Нибери.

«Знать бы наперёд, что пленные ошиблись или умышленно сказали неправду, что селение покинуто», — Савлей потянулся, лёжа в походной кровати и продолжил вспоминать, анализируя свои ошибки. «Нельзя больше их повторять», — думал он, вспоминая те дни.

— Генерал, на пути селение, — доложил тысячник.

Армия день находилась в пути и необходим отдых не только всадникам, но и лошадям. Ведь основную силу в его армии составляют всадники. Вооружённые длинными копьями они способны разметать любой плотный строй, а смелость и отвага не заставит их свернуть под градом пуль.

— Захватить селение! — не колеблясь, отдал приказ Нибери.

Как только передовые отряды достигли окраин селения, до него дошла весть, что его сын не вернулся. Он был в ярости и приказал убить всех, кого захватили. Но на этом неприятные новости не закончились.

— Генерал, первая сотня встретила ожесточённое сопротивление. В селе солдаты! — доложил гонец. Нибери хотел казнить того, кто посмел принести дурную новость, но столб чёрного дыма, поднимающийся высоко вверх, охладил его пыл. Он созвал тысячников.

— Мне докладывали, что солдат в приграничных сёлах нет! — кричал он на своих командиров. Все они доказали преданность, отвагой заслужив право командовать тысячей всадников, но сейчас генерал не скрывал своего дурного расположения духа. Он думал, что без потерь, быстро достигнет стен Ухтюрска, осадит город или вынудит солдат выйти за стены, а уж там он своими всадниками разобьёт этих трусливых собак, что только и умеют прятаться за стенами. Но почти сразу план его рушился. Он с армией застрял, только перейдя границу. Оставлять за спиной пусть и малочисленный, но всё-таки отряд противника он не собирался. А ещё его сын пропал. Прошли почти сутки, а известий от него нет.

— Я, мой генерал!

— Я, мой генерал!

— Отправь передовой отряд по маршруту, куда направился мой сын и узнай, что там происходит, почему его так долго нет! Если в селе кто-то есть, дождись меня!

— Слушаюсь!

Трудное решение пришлось принять генералу. Он надеялся, что пополнит запасы воды, даст отдохнуть всадникам, но придётся скакать всю ночь.

«Ничего, — думал Нигрей, отдавая такой приказ, — впереди ещё есть селения, где найдётся и вода, и кров. Сидэр со своей тысячей возьмёт село, пополнит запасы воды и нас догонит. А мы пока пойдём дальше. Надеюсь, что мой сын ещё жив».

— Господин генерал, прибыл гонец из отряда Берноса! — колонна двигалась медленно. Палящее солнце, поднятая впереди идущими пыль, не давала возможности ускорить шаг. Но армия медленно, но верно продвигалась к новой цели своего маршрута.

— Говори!

Вошедший упал на колени и быстро заговорил:

— Мой генерал, Бернос послал меня сообщить, что в селе, что считали пустующим, солдаты. Видны следы боя и трупы.

— А мой сын??? — взревел Нигрей. Салих — младший сын. Самый горячий и избалованный, но именно он был похож на него молодого. Таким же безрассудным и отважным в его годы был и сам Савлей Нигрей. Он всего с десятком своих верных солдат совершал набеги на приграничные сёла. В одиночку скакал без устали сутками, чтобы только добраться до высокогорного ручья Ухраса, чтобы раз искупаться в холодной воде и, дрожа от холода, возвращался обратно. Именно так поступал и его младший сын. Но почему-то судьба, что берегла самого Савлея не уберегла его сына. Он корил себя, что не уступил сыну, не дал под его начало сотню всадников, как его старшим братьям, но он хотел уберечь его от безрассудных поступков, но получилось совсем иначе.

— Видны следы боя, но трупов заметили мало. Вероятно, он выжил и сумел ускакать.

— Обыскать всё вокруг! И ждать моего прибытия!!! — забрезжила надежда. Вдруг сыну удалось вырваться и ускакать, пусть не в ту сторону, может он ранен или конь понёс и не смог его остановить, а потом лошадь пала. Оставалась надежда, что сын жив и Нигрей приказал ускорить шаг. Но к селению прибыли только после заката.

— Разбить шатры, развести огни! Чтоб каждый десяток развёл костёр! — военная хитрость, не раз используемая в походах во время междоусобных войн. В тёмное время суток разводить костры не как принято в уставе на каждую полусотню, а на каждый десяток. Чтобы наблюдающий приготовления к ночлегу противник сбился со счёту и у него сложились неверные цифры атакующей армии.

— Генерал, тысячники собрались, — доложил слуга.

— Зови, — коротко ответил генерал.

— Узнали, сколько солдат в селе? — без предисловий, задал основной вопрос Нигрей.

— По нашим подсчётам, — начал доклад тысячник Бернос, — не более сотни. Они постоянно перемещаются и сосчитать трудно. Но среди солдат много офицеров. Насчитали троих. И насколько разбираюсь в званиях, то не ниже нашего десятитысячника. Мы прибыли к селу, окружили его и стали дожидаться вас, мой генерал.

— Десять тысяч солдат в этом селе??? — удивился генерал. Десятитысячников у него сейчас не было. Шеститысячное войско и это с учётом обоза, фуражиров и прочего обслуживающего персонала, без которого не обойтись в долгом походе, было разбито на тысячи, сотни, десятки, но командующего десятью тысячами всадников он назначить не мог, не хватало преданных вассалов. Но если бы он пошёл с таким войском на столицу Империи, то к нему б присоединились, присягнули на верность ещё примерно столько же. Но всё равно этого мало. А собирать и главное содержать такое огромное войско долго даже ему — наместнику северных земель, затруднительно. Поэтому он и отдал приказ идти на север, где есть пастбища, где есть добыча, где есть возможность пополнить быстро тающую на содержание армии казну. — И как в таком малом селе разместилось столько войск?

— Генерал, в одном из набегов, что совершили в позапрошлом месяце, — говорил Бернос, — в селении мои верные солдаты обнаружили вырытые в хижинах ходы. Там можно не только прятать нажитое добро, но и схоронить солдат.

го шеститысячная армия расположилась от края до края степи, сверкая огнями костров. Да, иллюзия — обман, чтобы ввести в трепет противника, но Нигрей-то знал, что десять тысяч солдат надо не только разместить, но и прокормить, а учитывая жару и напоить. — Лошади у них есть?

— Видели всего несколько и то упряжь наша. Скорее всего трофеи.

После слова «трофеи» генерала передёрнуло. Не любил он это слово. Предпочитал «добыча», но сейчас оно отражало ситуацию как-никак верно. С добычей вернулся не его сын, а взяли солдаты противника с его воинов трофеи.

— Вода? У них есть вода? Колодец пересох или и в этом обманули?!

— Следили за ними. Воду неоднократно доставали из колодца и очень часто. Столько воды для сотни солдат, излишество.

— Что предлагаете?

— Отец! Генерал! Надо стереть это село вместе с солдатами, что там засели! Я готов лично возглавить атаку!

— Отец! Мы отомстим за брата! — встал и второй брат. Они оба стояли, ожидали одобрения, но отец молчал.

«Зря своих детей допустил на совет. Слишком молоды, неопытны. Но где им набираться опыта, как не здесь, с нами. А если там в селе действительно, пусть не десять тысяч, а всего лишь две тысячи солдат. И они вооружены мушкетами, и умеют стрелять, и неплохо, помню, докладывали», — думал Нигрей, обводя взглядом своих военачальников.

— Что скажите вы, мои тысячники?

— До утра смысла нет начинать атаку, — высказался один из самых опытных командиров, — коней зря только покалечим.

— А утром, на рассвете, отец… — начал говорить старший сын.

— Подожди, Севил, пусть все выскажутся. Твоё мнение и мнение твоего брата учтено.

— Соглашусь с Шатунсом, раньше утра брать приступом село не имеет смысла, — высказался ещё один командир. После этого последовали одинаковые утверждения, что ночью атаковать не имеет смысла. Всадники и лошади устали. Им необходим отдых.

— Генерал, — вновь взял слово самый опытный командир Шатунс, — тысячник Сидэр так до сих пор и не взял село. За подмогой не присылал, но и гонца, что приказ выполнил, не отправил.

«Вот это проблема, — может действительно в сёлах спрятались тысячи солдат, а мы и не знаем об этом?».

— Пошлите к нему гонца, пусть узнают в чём причина невыполнения моего приказа?! — резко произнёс Нигрей. Всё больше ему не нравилось, что такой великолепный план захватить земли Канторийской Империи, заявить о себе как великом военачальнике и с почестями прибыть к Императору с простым и важным вопросом: «А ты сынок, что тут делаешь? Ноги-то до стремени достают, а на троне умещаешься?», трещит по швам.

— Будет исполнено, генерал. Сейчас же отправлю гонца, — отрапортовал слуга. Как таковых, принятых в других армиях должностей адъютантов у него не было. Не нужны они. Во время похода его сопровождали те же лица, что прислуживали и во дворце наместника. Они знали его привычки, что он любит на обед, а чего сторонится. И менять этот устой Нигрей не собирался. А для решение военных задач и существовал совет, куда приглашались тысячники, высказывали своё мнение, но окончательно решение всегда осталось за наместником-генералом.

— Значит так, — все командиры подобрались, внимательно слушая генерала, — до утра село не атаковать. Шатунс, со своей тысячей будь готов выступить по моему приказу.

Когда военачальники разошлись, сыновья остались.

— Отец, объясни, поему не даёшь нам отомстить за брата? Разве я или Севил не достойны преподнести тебе голову поверженного врага?

дат, что я привёл сюда, и вода, что расходуется не на сотню человек. Разве вы не заметили эти особенности? Чему я вас учил, находясь на совете тысячников?

— Слушать, запоминать и подмечать, — ответил младший.

— Так вот, почему не заметили этой важной особенности?! Разве Канторийские солдаты плохи? Сколько наших братьев потеряли за последние два месяца, сколько умелых всадников не вернулось, после успешного похода?!

— Мы поняли, отец, извини. Но наш брат, Салих…

— Салих пал смертью, достойной истинного воина моркенца и память о нём будет жить долго. А сейчас, идите. Отдыхайте и готовьтесь к завтрашнему дню…

Нигрей нехотя перевернулся с бока на бок. Ему всё так и не спалось. Воспоминания так и кружились в голове, не давая уснуть.

Забрезжил рассвет. Первые лучи стали проникать в шатёр и Нигрей ожидал, когда придёт слуга его будить. Самостоятельно вставать с постели он не привык. Для этого существовал целый ритуал, что ему в постель приносят влажное полотенце, он им вытирается и только потом встаёт.

— Господин генерал, утро. Командир Шатунс просит о встрече. У него важная новость, — вошёл верный слуга, что на протяжении десятка лет его будил по утрам. Даже находясь в спальне не один, всегда один и тот же слуга приходил и сообщал, что наступило утро, и подавал полотенце.

— Хорошо, встаю, пусть ожидает, — вытираясь влажным полотенцем, отдал приказ Нигрей…

— Слушаю тебя, — закончив моцион и облачившись в военный мундир, встречал своего командира генерал-наместник.

— Генерал, у меня сведения о вашем сыне. Возможно он ещё жив. Мои люди близко подобрались к одной из хижин и там услышали нашу речь.

— Говори!!! — оживился Нигрей. День начинался как-никак с приятной новости.

— Точно утверждать не могу, но противник захватил пленных. Их двое или трое и возможно среди них ваш сын.

— Почему не освободили?!

— Приказ был не атаковать село ночью, — без тени смущения ответил командир.

— Ясно. Как хочешь, узнай жив мой сын или нет! И без моего личного приказа на штурм села не идти. Всё, свободен!