Глава 32

Стив Грант очнулся. На его лицо капала вода. Он лежал на покрытой инеем почве, под бескрайним сводом ветвей. Попытался встать, но упал, перекатился набок, и под ним захрустел тонкий, как бумага, лед, сквозь который просвечивал подлесок.

Тело пронзила острая боль. Стив стиснул зубы.

Где он, черт побери, и что он здесь делает? Он посмотрел на часы. Четыре тридцать. Двадцать четвертое декабря. Стив долго не мог осознать, что это значит.

Боже, он провалялся тут четыре дня!

Стив продолжал лежать в полнейшем безразличии, прислушиваясь к неестественной тишине. Промокший, закоченевший и дрожащий от холода.

На нем была одежда, в которой он был на похоронах сына. На щеках отросла колючая щетина. Губы распухли и болели. Рот наполнился густой слюной со вкусом сосновых шишек. Стив хотел задремать и отключиться, но сознание не угасало, он цеплялся… нет, не за свою жизнь, но за…

Тайлер! Вернула ли она к жизни Тайлера?

Стив попробовал подняться на ноги. Мышцы спины заныли: Стив застонал и оперся рукой о землю. Огляделся и увидел высокие деревья, тсуги, растущие на склоне. Бесстрастно осознал, что находится в лесу на Горе Скорби, который как раз начинался возле его дома. Очевидно, он инстинктивно спрятался в одном из заросших кустарником окопов, которые вырыли военные, когда Вест-Пойнт проводил здесь учения. А может, эти укрытия, в которых теперь жили норки и змеи, сделали гораздо раньше – во времена войны за независимость.

Память о недавних событиях постепенно возвращалась к нему, медленно, частями, как обломки мачт, которые выбрасывает на берег после кораблекрушения.

Он вспомнил, как был дома один после похорон Тайлера. И он…

Боже мой. Совиный катышек. Волосы Тайлера. Катерина услышала его и пришла к нему. Он разрезал нитки ее швов. Он открыл ведьме глаза. Что он натворил?

Воспоминания о том, что происходило в промежутке между его бегством в лес и нынешним моментом, были отрывочны. Вероятно, у него временно помутился рассудок. Мозг парализовало от страха и предчувствия катастрофы, которую он на себя навлек.

Пожалуй, он впал в безумие. Возможно, он скитался по лесу, отрубался после очередного падения на землю и не пробуждался от зова естественных потребностей.

Хотя вряд ли такое состояние можно назвать сном – скорее он находился в бреду, в котором кошмарные видения и реальность сливались, как накладывающиеся друг на друга узоры в калейдоскопе. Несомненно, в те часы он превратился в настоящего психа…

Иначе с чего бы ему теперь вспоминать, что он видел процессию религиозных фанатиков-флагеллантов? Они пели религиозные гимны и хлестали себя по обнаженным спинам веревками с завязанными на них узлами, чтобы искупить свои прегрешения.

Ведь он же галлюцинировал, правда?

Хрустнула ветка, и Стив замер. По коже черепа пробежали мурашки. Он наконец-то сообразил, насколько неестественной была тишина.

Ни птиц, ни зверушек, шуршащих в подлеске. Лишь шорох ветра в верхушках деревьев и редкий треск замерзших листьев. Но почему хрустнула ветка? Может, где-то рядом Катерина? Что, если она затаилась неподалеку? Или это… Тайлер?

– Брось, – сказал Стив вслух.

Неужели ни логика, ни здравый смысл ему уже не помогут? Ведь он опять допускает возможность того, что его мертвый сын ходит следом за ним по лесу.

Стива стал бить озноб.

Но так должно произойти, верно? Обещанное воскрешение из мертвых.

Почему бы и нет?

Но он не посмеет… он не может… позволить себе надеяться на… но что на самом деле происходит? Стив отчаянно попытался изгнать мысль, которая терзала его мозг, но она не отпускала его.

Ему казалось, все сложилось неправильно и выхода попросту нет.

Неправильная тишина. Неправильный свет закатного солнца, мягко освещающий ветви деревьев.

Сделанное им давило на Стива невыносимой тяжестью. Он похлопал по карманам в поисках мобильного. Ничего не нашел. Наверняка дома оставил.

Стиву не требовался хрустальный шар, чтобы предсказать будущее. Он пойдет по тропе, вернется домой и увидит последствия своих действий.

Меня ждут, подумал он. Я должен…

А что он, собственно говоря, должен сделать?

Но он посмеет приблизиться к дому. Ему надо немного поразмышлять.

Он взмолился, чтобы Джослин оставалась в больнице Святого Луки вместе с Мэттом. Ведь сейчас глаза Катерины открыты, и всякое может приключиться.

А если Джослин по какой-либо причине решила вернуться в Блэк Спринг, то пусть она развернет машину и поедет прочь. Пусть затаится в любом захудалом мотеле, где ей не будет угрожать опасность.

Ведь первоначальный план был правилен, да? Джослин находилась в Ньюбурге, сидела возле Мэтта – и не мешалась под ногами.

Возможно, Катерина терпеливо ждала того дня, когда кто-то вроде Стива поколдует над ее веками и зашитым ртом. И теперь ей, конечно, нельзя перечить.

И вдруг ведьма не хочет, чтобы Джослин имела отношение к их сделке?

Стив понимал, что тешит себя иллюзиями и пытается обрести почву под ногами.

В действительности он просто боялся.

Ладно, он пойдет по тропе, но не по той, которая петляет, пересекая Философерс Дип, и ведет к его дому. Он выберет южный маршрут – и двинется через Акерманс Корнер, там и Спай Рок Вэлли Крик недалеко. Он сделает выводы. Оценит ситуацию. Если с точки зрения логики все будет более-менее в порядке, то он, наверное, сумеет переступить порог собственного дома. Но если он наткнется на Джослин, то он будет вынужден ей все объяснить.

Он и так напортачил, связавшись с ведьмой. Значит, он в ответе за судьбу Джослин и Мэтта.

Стив прикусил губу и побрел вниз по склону холма. Мышцы ныли от боли, живот скручивало, но в конце концов он поймал нужный ритм. А если он выйдет к Философерс Трэйл, то свернет вправо – и вообще не станет смотреть в сторону дома, решил Стив… и встал как вкопанный.

Кстати, что за крики оглашали Блэк Спринг прошлой ночью?

Непрошеная мысль сверлила его мозг, и Стив, поежившись, сцепил руки на груди. Нет, ему нельзя вновь впасть в безумие! Это излишняя роскошь!

Он должен собрать воедино всю информацию, которой он располагает. Он постарается ничего не упустить.

Итак, он чувствовал боль и трясся от холода. Голод, судороги, сильнейший озноб. Однако физические страдания были ничем по сравнению с душевными переживаниями, которые ему довелось вынести. Животный ужас перед тьмой, которой он, скажем так, потворствовал, добавил к его ступору галлюцинации, – ну а кислородное голодание и паническая атака довершили дело.

Но все началось с криков – за ними последовали запахи.

А потом все выкристаллизовалось в видение, а точнее – в натуральный бред сумасшедшего.

Он слышал стоны, видел изможденных людей, корчащихся, с почерневшими лицами и распухшими бубонами на шее и под мышками. Город погибал от оспы или от чумы – болезней Старого Света.

Стив ощущал вонь плавящегося асфальта, видел бочки со смолой, которые зажигали на углах улиц в попытке очистить воздух от миазмов. А всем заправлял Пит Вандермеер. Сосед даже обзавелся факелом: тот был сделан из джинсов Levi’s, пропитанных бензином и намотанных на ручку швабры Rubbermaid. На фасады покинутых зданий привязывали пучки соломы, чтобы обозначить, где конкретно поселилась зараза. Церковь Пречистого Мета пылала. За ее витражными окнами виднелись больные и мертвые – и все они кричали. Лица горожан превратились в раззявленные маски греческой трагедии.

И тогда Стив отвернулся.

Даже в видении он не желал признавать тот факт, что его друзья и сограждане погибали у него на глазах.

И он видел Катерину. Она не шевелилась и молча взирала на горожан.

А абсурд нарастал. На городской площади материализовались все дети Блэк Спринг. Они были плотно замотаны в белые коконы, связанные между собой в огромную сеть из туго натянутых простыней. Высокое сооружение, устремленное в небо, имело форму выпуклого конуса, похожего на женскую грудь. Через ткань просвечивали розовощекие лица. Как ни странно, но все четыреста детей оказались целы и невредимы, вот только в их остекленевших глазах застыло мечтательное выражение.

Но настоящее испытание постигло их родителей, которые шумели, стоя у подножия величественной башни и держа друг друга за руки. Стив почему-то сразу понял, что если хоть кто-то из них не выдержит и бросится к своему спеленутому чаду, то конструкция обрушится и погребет под собой остальных.

А на самом верху груди была Катерина, будто благословенный сосок, изливающий из серебряного кувшина теплое молоко. Оно стекало по сторонам конструкции, как струи идеального фонтана, и сотни жадных детских языков слизывали его сквозь полотно.

Она щадит детей, подумал Стив, и в его воспаленном мозгу появилась новая мысль.

Неужто взрослые до сих пор слепы? Господи, не дай им разрушить это – ведь Катерина щадит чужих детей!

Но из каких глубин выплыл столь гротескный образ? В самых смелых фантазиях он никогда не представлял себе такого зловещего безумия в сочетании с настолько нелогичной, но естественной красотой. Стив возлежал там, затаив дыхание и глядя на происходящее как на чудо.

Но вскоре видение изменилось – и на вершине конструкции оказалась абсолютно нагая Гризельда Хольст. Толстая и мясистая хозяйка лавки возвышалась над взрослыми горожанами Блэк Спринг и кормила их запеленутых отроков, одновременно производя на свет пищу. Из ее матки, будто послед, извергались бесконечные потоки паштета. Они стекали вниз, марая идеально чистые простыни и впитываясь во все коконы с запеленутыми детьми.

Мне это привиделось, ужаснулся Стив, это нереально. И, вообще, хватит с меня галлюцинаций!

Еще минута, и я очнусь, обязательно очнусь.

Картина вновь задрожала, и на вершине пирамиды возникла Катерина. Хотя, вероятно, она никуда и не уходила…

И тут Стив сообразил, что горожане всегда видели ее именно такой, какой хотели видеть, – злющей, уродливой, жестокой ведьмой. Они не принимали от нее подношений и не замечали, что она жалеет их детей.

Они намеревались уничтожить ведьму.

Метко брошенный камень попал в лоб Гризельде-Катерине и разрезал сосок, как нож-резак. Она начала падать навзничь, размахивая руками, – и вскоре рухнула в паутину из простыней. Раздался звонкий щелчок, словно лопнула струна контрабаса, и детей выбросило из пеленок. А спустя секунду обрушилось и все сооружение, прекрасное в своем совершенстве. Четыре сотни тел взлетели вверх, как от выстрела из катапульты. Стив разинул рот, услышав отчаянные крики и плач.

Родители провалили тест, и теперь их дети сыпались на землю градом. Трещали сломанные кости, а взрослые по-звериному выли, вторя детским стонам.

Даже в своем припадке Стив понимал, что от этого зрелища можно свихнуться по-настоящему.

Когда образ истаял в воздухе, Стив погрузился в беспамятство.

Осталась лишь слабая уверенность в том, что исход страданий был в его власти.

Деревья расступились, небо стало сине-черным, по нему плыли редкие алые облачка. Со странным ощущением дежавю Стив осознал, где он находится. У колючей проволоки, которая отгораживала тропу от заиндевевших пастбищ на склоне Акерманс Корнер.

Здесь всегда пас овец Джон Бланшар. Но сейчас пейзаж выглядел мертвым. С трех сторон высился лес Хайленд Вудс, а внизу раскинулся Блэк Спринг, скрытый от Стива перевалом. Дальше на юго-востоке начиналась долина Гудзона, и Стив различил вдали огни Форт-Монтгомери и Пикскилла.

Где-то там сотни других семей уже празднуют Рождество: сидят себе за праздничным столом или греются у камина, меланхолично подумал Стив.

Городки в долине выглядели как экзотические дальние страны, заманчивые, но недостижимые.

Зато у меня есть мое личное Чистилище, решил Стив. Если пройдешь испытание, попадешь в Рай, верно?

Он вспомнил дикое видение с Гризельдой-Катериной, и у него к горлу подкатил ком.

Псих ненормальный, выругал себя Стив и поплелся вниз по склону.

Наверное, ничто в мире не могло подготовить Стива Гранта к тому, с чем он столкнулся в городе, где вырастил своих детей.

В Блэк Спринг воцарился ад. Лишь поэту под силу должным образом описать те звуки, что возносились к лучезарному небу, когда Стив миновал водяную мельницу и бросился бежать по Аппер Резервуар Роуд.

Из центра исходил густой удушающий дым, от которого слезились глаза. Стив задыхался и кашлял, но уже не сбавлял шаг.

Давай же, быстрее, подгонял он себя.

Стив увидел развернувшийся спектакль во всей красе, только когда добрался до Храмового Холма.

Городская площадь являла собой незабываемое зрелище.

Практически все обитатели Блэк Спринг принимали участие в светопреставлении, завывая, плача и ругаясь. Никто не смог избежать этой участи.

Сперва Стив ничего не понимал и тупо глазел на происходящее.

Мясная лавка Гризельды сгорела дотла, пылали и другие дома. Люди метались по площади и смахивали на грешников, изображенных на картинах старых мастеров.

Ну а огонь уже подбирался к деревьям. Языки пламени озарили бронзовую статую купальщицы в фонтане и причудливо отражались в витражных окнах церкви Пречистого Мета, которая от этого словно увеличилась в размерах.

Как Стив ни вглядывался, он не сумел различить в толпе ни друзей, ни соседей, ни знакомых.

Черты лиц горожан стерлись, потускнели от времени, как медные монеты.

Эти несчастные принадлежали Блэк Спринг, а город, в свою очередь, пребывал в чернейшем из часов своей жизни.

Внезапно чутье заставило Стива обернуться, и он едва сдержал крик.

Катерина ван Вайлер замерла на одной из подъездных дорожек у дома на вершине холма. Перед ней стоял покореженный «Понтиак» с двумя хромированными выхлопными трубами.

Катерина не обращала внимания ни на смятый капот, ни на разбитые окна. Она была босой, и хотя вокруг ее ступней поблескивали осколки, ей было все равно.

Ведьма с безразличием созерцала творящуюся в городе анархию.

– Прекрати это! – заорал Стив, и у него сорвался голос.

Шатаясь, он сделал пару шагов в ее сторону и едва не упал.

Доковыляв до Катерины, Стив притормозил.

– Прошу тебя, заставь их остановиться, – хрипло сказал он. – Пожалуйста. Прошу тебя, Катерина.

Ведьма повернулась к Стиву.

Он посмотрел в ее глаза, и его пронзила догадка. То, что он принял за безразличие, было шоком, сравнимым с тем, который ощущал он сам.

И не ведьма была виновата в хаосе, который поглотил город.

Это была не кара и не воздаяние, а истинная суть Блэк Спринг.

Затем Катерина подняла руку и указала на церковь.

Джослин и Мэтт, подумал Стив… и отчетливо осознал, что в полыхающей церкви находятся люди. Возможно, многие уже погибли и стали призраками.

А если кто-то еще жив? Вдруг там его жена и младший сын?

Перед его внутренним взором возникла очередная картина. Мэтт с промокшей и пепельно-серой повязкой на глазу, Джослин с грязными и спутанными волосами.

Мэтт цепляется за маму, Джослин кричит, над их головами разлетается потолочная арка. Горящие угли сыплются в разные стороны и обжигают кожу…

Похоже, это был не бред безумца, а образ, напрямую спроецированный в его мозг. Катерина дала ему подсказку.

Стив обомлел. Он не сомневался в том, что Джослин и Мэтт действительно в церкви.

Но он должен их спасти. Кто же еще, если не он?

– Нет, Мэтт в больнице, – пробормотал он непослушными губами и сглотнул.

Кажется, лицевые мышцы отказывались ему подчиняться.

– Мэтт в больнице, – повторил Стив и потряс головой.

Палец Катерины продолжал безжалостно указывать на церковь.

На противоположном конце площади зазвучали выстрелы, раздался женский вопль, который не смог заглушить рев толпы.

– Мой ребенок, только не мой ребенок!

Стив посмотрел на Катерину.

Мэтт. Джослин. Они в церкви.

Теперь ты рад тому, что ты наделал, идиот? Как вообще возможно, чтобы Мэтт оказался в Блэк Спринг?

Неужели ты настолько глуп! Решил, что жена и младший сын остались в Ньюбурге и избежали кульминации этой многоактной трагедии! Нет, Блэк Спринг не отпустил бы их! Город заставляет всех плясать под его дудку.

Страшные истории должны иметь достойный конец. Прояви хоть какое-то геройство! Подумай о тех, кого ты любишь, и не пытайся себя обмануть!

Стив уставился на ведьму:

– Где Тайлер?

Катерина молчала.

Ее указующий перст не дрогнул, и Стив понял, что не добьется от нее ответа.

Он по-настоящему запаниковал.

– Я должен знать. Скажи мне, где Тайлер? – прошептал он.

Катерина безмолвствовала.

Поживее, придурок! Воскрешение мертвых – вне ее власти. Это люди придумали. А город давно сошел с ума!

Джослин и Мэтт, наверное, в самой гуще событий.

Но у тебя есть шанс. Ты еще сможешь вытащить их из пекла.

Стив замешкался, увидев в глазах ведьмы – нет, не зло, а неизбывную печаль.

Он бросился бежать и вскоре растворился в толпе горожан.

Спустившись со склона, Стив принялся усердно работать локтями и прорываться к церкви, но через несколько минут потерял все ориентиры. Лавировать в людском потоке больше не получалось. Его толкали и пихали грязные, потные и смрадные тела.

Стива стало мутить.

И он знал, что никогда не забудет этого зрелища – до скончания дней своих.

Ева Модески, бывший администратор супермаркета, привалилась к стене дома. У нее был рассечен лоб, из которого хлестала кровь, но Ева ничего не замечала и мурлыкала детскую считалочку. Потом она сползла вниз и уже не шевелилась.

Мужчина, имени которого Стив не знал (но помнил, что он работал в хозяйственном магазине Марнелла), расхаживал туда-сюда с двумя нагими младенцами на руках.

«Это дети Клэр Хаммер!» – сообразил Стив.

А еще повсюду валялись мертвые тела. Кого-то застрелили (можно сказать, что им еще повезло, поскольку многих просто затаптывали).

Борясь с приступами страха и тошноты, Стив начал звать жену и сына, но понял, что совершил ошибку. Его возгласы привлекли внимание тех, кто оказался поблизости. Люди отпрянули от Стива, и глаза горожан нехорошо заблестели.

Он явно не внушал им доверия.

– Это он! – взвизгнул кто-то, и Стив изумленно узнал голосок «новенькой» Бамми Делароза.

– Он навлек на нас дурной глаз!

Толпа молниеносно среагировала на вопль Бамми: люди помрачнели и насупились.

Сама Бамми продолжала верещать без остановки.

Но она ведь «городская штучка» и вовсе не деревенщина, вяло подумал Стив.

Она не может так поступить! Он наверняка обознался…

Между тем кое-кто уже принялся бормотать молитвы, делая знак отвращения от дурного сглаза и крестясь, чтобы защитить себя от нечестивца.

Стив заморгал и сделал шаг назад. Он пятился, пока не врезался в тех, кто стоял у него за спиной. И они с энтузиазмом вцепились в его одежду.

Люди даже приободрились.

Они поймали того, кто открыл глаза ведьме! Он стал козлом отпущения в проклятом городе Блэк Спринг и, конечно же, знал, чем обычно заканчивается такой самосуд.

Вырвавшись, Стив попытался прорваться вперед… и толпа расступилась перед ним в суеверном ужасе. Но Стив не смог ускользнуть, люди вновь сомкнулись вокруг него в кольцо.

Призывы к расправе разлетелись быстрее, чем он мог предположить. Горожане жаждали наказать преступника.

Стив шарил глазами по толпе – и вдруг инстинкт выживания указал ему на какого-то мужчину. Тот стоял к нему вполоборота, но Стив сразу признал в нем Уоррена Кастильо.

Стив метнулся к нему:

– Уоррен!

Он замешкался и коснулся руки Кастильо.

– Что здесь творится?

Уоррен повернулся, и Стив увидел в его руках здоровенный секач.

– Привет, Стив, – произнес Уоррен. – Давно не виделись. Как похороны?

Стиву в ноздри ударил едкий запах пота, смешанный с чем-то еще, – и он отпрянул в сторону.

Какой-то странный голос у Кастильо, и интонации слишком подозрительные, подумал Стив.

Уоррен казался пьяным, но Стив не чувствовал запаха алкоголя, лишь смрад разложения.

– Джослин не видел?

– Что за Джослин?

Пауза.

– Моя жена.

– Моя жена? – переспросил Уоррен и помолчал. – Моя жена набрала утром в лесу ягод можжевельника и крестовника, – добавил он. – Говорит, они воздух очищают. Не знаю, кто ее этому научил, но…

Умолкнув, он провел пальцем по лезвию секача.

– Но почему ты, Стив? Зачем ты ей глаза-то открыл?

Стив захотел ответить, но, открыв рот, он не сумел издать ни единого звука.

Спустя секунду его спина взорвалась болью, но на сей раз он смог выдохнуть.

А удар был сногсшибательным в прямом смысле слова. Стив рухнул ничком и ударился подбородком о бордюрный камень. Лязгнули зубы, а перед глазами замелькали кроссовки, сапоги и слипоны горожан.

Стив со стоном перекатился на спину и увидел лицо Рэя Даррела и черное дуло ружья, нацеленное ему в лоб.

– Только погляди на себя, парень, – пробурчал Даррел. – Зрелище, достойное, чтобы истинный американец прослезился, а?

– Рэй, – прошептал Стив. – Не…

– Предатель!

С этими словами Рэй выпрямился и ударил его ботинком по лицу. Раздался хруст сломанной кости, и челюсть Стива пронзила нестерпимая боль. Стив запрокинул голову, закашлялся, разбрызгивая вокруг себя кровь, и потерял сознание.

Он очнулся через минуту (хотя, возможно, и через пару секунд). Почувствовал, что его куда-то волокут. Толпа возбужденно выла. В воздухе пахло гарью. Стив внова надрывно закашлялся и выплюнул зуб.

Мир перевернулся, когда его подняли вверх ногами. Стива замутило и чуть не вырвало. Ему почудилось, что он летит и уже никогда не вернется на землю. Толпа несла его через кладбище, навстречу казни. О суде не могло быть и речи. Кожа Стива натянулась на черепе, волосы трепал ветер, искалеченный рот открылся, чтобы издать последний крик…

А потом произошло нечто неожиданное.

Картина на периферии его видения задрожала, и Стив вдруг понял, что видит горожан взглядом тех глаз, которых он так долго боялся… глаз, с которых он срезал швы.

Вероятно, это случилось потому, что он стал парией, как и Катерина. Стив превратился в главного виновника несчастий и бед горожан. Они были уверены, что именно он нарушил их иллюзорный покой.

Однако сейчас он оказался единственным человеком в Блэк Спринг, который понял Катерину. Она была его родственной душой, а не злобным исчадием ада, проклинающим все вокруг.

Откровение постигло его, когда толпа уже приблизилась к горящей церкви. Он был в эпицентре кошмара, но паника не захлестывала его. Он чувствовал некую связь с Катериной, своего рода эмоциональную близость. Ему сразу стало легче. Он ощутил принадлежность к чему-то очень важному. Стив расслабился, несомый руками инквизиторов – их прикосновения даже успокаивали его. Он зажмурился, но продолжал видеть мир глазами Катерины. Вырванная из благословенной тьмы, она была вынуждена узреть то, что сделали с Блэк Спринг три столетия так называемой цивилизации.

Но Стив был не единственной жертвой: в церковь тащили тех, кто, по мнению остальных, «провинился». Людей грубо швыряли внутрь под нестройный хор голосов.

У стен сооружения лежали пропитанные бензином охапки соломы и автомобильные шины.

Тео Стэкхаус, палач с Храмового Холма, размахивал факелом. Он был без маски, в ней он явно не нуждался.

Молодая женщина с младенцем на руках попыталась сбежать, но ей выстрелили в затылок, после чего затащили ее тело в церковь – вместе с еще живым ребенком, который продолжал цепляться за мать.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – скандировала толпа.

Стива бросили в притвор. Он упал на груду трупов, и двери захлопнулись у него за спиной. Пополз прочь по телам, на которых запеклась кровь. Кто-то наступал на него, но Стив смог выбраться на свободный участок, нащупывая руками еще прохладный пол.

Он попробовал встать. Сделал несколько нетвердых шагов и споткнулся. Распухшее лицо пульсировало от боли, кружилась голова. Нижняя губа была разодрана в клочья, а челюсть наверняка сломана.

Спустя некоторое время шепот огня превратился в рев, который заглушил крики горожан, запертых в церкви. Внезапно на пол посыпались осколки стекла: одно из ромбовидных окон разлетелось вдребезги, и в клубах дыма пронеслась бутылка с коктейлем Молотова. Она разбилась и вспыхнула посреди скамей на полпути к нефу.

Полыхнуло пламя, озарив оскверненный храм багровыми отсветами.

В церкви было полно народа. Люди бросались на запертые двери. Кто-то бился в истерике, кто-то пытался дотянуться до витражей, пригибаясь, когда стекла лопались от жара.

Двое горожан уже горели живьем. Стив не мог понять, кто они – мужчины или женщины…

Стив поковылял по центральному проходу, чтобы быть подальше от раскаленных стен. Многие протягивали к нему руки, умоляли его, спрашивали, зачем он сделал это.

Стив молчал. Он видел людей, которых раньше считал своими друзьями.

Пит Вандермеер стоял на коленях с мертвым ребенком на руках.

Пит поднял голову, и на мгновение их взгляды встретились. Стива будто парализовало: Пит, казалось, свихнулся от горя.

Однако при виде Стива выражение лица Пита изменилось. В глазах Пита появилось отчаяние и упрек.

Даже Пит признал его виновным.

Но почему? Действительно ли он сотворил этот ад?

Его решение стало катализатором. Им владела скорбь, охватившая его после гибели сына. Кого же надо судить?

Джейдон Хольст каким-то образом дал послушать Тайлеру файл с шепотом Катерины. Но ведь Джейдона растерзали горожане (каким-то образом Стив уже знал это).

А виновна ли Катерина? Ее обвинили в колдовстве, пытали и заставили сделать чудовищный выбор.

Зло порождает еще большее зло, и в конечном итоге все упирается в Блэк Спринг.

Значит, Блэк Спринг сам вверг себя во тьму.

Стив задрожал. Огонь нес с собой смерть и обжигал, но Стив не чувствовал жара. Ему вдруг стало очень холодно.

А еще он ощутил брезгливость. Ко всем обитателям проклятого города. И тем, кто оказался в церкви, и тем, то орал снаружи.

Они одинаковы.

А его глаза были зашиты! Он ничего не видел, но теперь прозрел.

Стив подумал о раззявленных пастях и выпученных глазищах горожан.

Они хотели разорвать его на куски. Ну и что с того?..

Он просто стал отверженным. Но они не сумеют его ослепить.

У них ничего не получится. Дойдя до алтаря, он проклял их. Каждого жителя Блэк Спринг. Возвел очи к небу, и на него посыпались мерцающие угольки из почти прозрачной завесы огня, пожирающего крышу церкви. Но страх давно покинул его. Огонь принадлежит ему. Будь прокляты эти люди. Будь проклята их нескончаемая цепь выборов, которые они делают в угоду своему эгоизму. Будь проклято их нежелание искать примирения, их неспособность любить и их одержимое упорство, которое застилает им глаза.

А Тайлер оказался другим. Тайлер мечтал.

Прокляты, прокляты, прокляты!

Будь они прокляты, те, кто забрал у него Тайлера!

Его лихорадило от гнева.

Стив нашел дверь, о которой позабыли остальные, – скрытую в нише позади аналоя.

Ноги сами привели его сюда.

– Папа! – раздался знакомый мальчишеский голос.

Кто звал его?

Стив вздрогнул, сдернул кольцо с ключами со штыря и, крепко сжимая его в кулаке, оглянулся.

И заметил жену и сына, сидящих на полу.

Джослин прикрывала Мэтта, пытаясь защитить сына от горящих углей. Ее обнаженная спина и ягодицы покрылись ожогами и волдырями.

Она обернулась и посмотрела на Стива. Ее губы зашевелились, и Стив бесстрастно осознал, что она шепчет его имя.

Наверное, сначала Джослин подумала, что грезит перед смертью и видит ангела.

А потом до Стива донесся ее хриплый визг:

– Стив! Боже мой, Стив, помоги нам!

Но Джослин не двинулась с места – в отличие от Мэтта. Мальчик пробудился от кататонического ступора, вырвался из рук матери и побежал к отцу.

Стив обомлел.

Его младший сын – бледный после пребывания в больнице и с повязкой на одном глазу, вернул Стива к реальности. Лишь сейчас он полностью осознал разлом, который произошел в их семье после утраты Тайлера…

Его старший сын. Тайлер. Вот с чего все началось.

Горе вновь затопило его, сломив волю к сопротивлению. Стив ощутил на себе взгляды обреченных. Увидев страстный порыв Мэтта, люди ринулись следом за мальчиком.

Стив отшатнулся, прижимаясь к массивной двери.

– Папа, папа!

Стив будто онемел. Что ему теперь делать? Как поступить?

Некоторые из выбранных тобою путей ведут сквозь тьму, и вступить на них будет отрицанием морали или безумием.

Не безумием, понял Стив. Любовью.

Катерину заставили пожертвовать одним ребенком ради спасения другого.

Это и есть настоящая любовь.

Стив быстро вставил ключ в замок. Отворил дверь, захлопнул ее за собой, повернул ключ и задвинул засов, прежде чем чьи-то руки смогли дотянуться до него.

Он кувырком скатился по ступеням крутой лестницы.

С глухим стуком шмякнулся на пол и лежал, скрючившись и постанывая от боли. Здесь царила кромешная тьма, такая, к которой никогда не приспособится зрение. Зато Стив различал любой звук. Он слышал ровный рев пламени и то, как дверь осыпают градом ударов.

Люди кричали, но постепенно их вопли превратились в призрачные отголоски. В какой-то момент Стиву показалось, что он услышал свое имя.

Кто же позвал его теперь, Джослин или Мэтт?

Стив запретил себе думать об этом и замотал головой.

Он перевернулся на спину. Открыл глаза, закрыл, открыл снова.

Так-то лучше. А тьма его вполне устраивала. Она позволяла его мыслям обратиться к любви. Где-то далеко, в ином мире, мучились и страдали люди. Они не хотели умирать. Стив представил себе, что так поют проклятые.

Он сжался в комок, пытаясь уменьшиться в размерах, и заткнул уши пальцами.

А затем начал напевать себе под нос.

– Я люблю тебя, Тайлер, – прошептал он перед тем, как уснуть, убаюкав себя колыбельной.

Но никто ему, конечно, не откликнулся.

В это время Катерина ван Вайлер восстала. Она приняла тот образ, который каждый ребенок Блэк Спринг рисовал себе в самых худших кошмарах. Злосчастная ведьма взывала к силам, что были древнее человечества и обитали в частях вселенной, состарившихся прежде рождения земли.

Ведьма стояла на Храмовом Холме, повернувшись к горящей церкви. Она воздела руки к небу, совершая жесты заклинаний друидов, бормоча нечестивые слова на мертвом языке, не понятном никому из ее паствы.

Но от звуков ее голоса у людей волосы вставали дыбом.

Уцелевшие горожане заголосили, но Катерина продолжила свой распев из преисподней, обращенный к небесам.

Слезы струились по ее лицу, не переставая.

И тогда жители Блэк Спринг двинулись на восток. То была процессия обреченных. Некоторые из них оказались нагими. И все они выглядели потерянными.

Они шли прочь от церкви, будто во сне. Добравшись до шоссе двести девяносто три, они направились в лес, который начинался как раз неподалеку. Миновало почти три часа, когда первые из них появились на безлюдной трассе к югу от Форт-Монтгомери.

За окнами украшенных затейливой резьбой особняков колониального стиля было тихо. Родители осторожно раскладывали подарки около каминов, чтобы дети развернули их рано утром еще до завтрака.

Между тем по обочине шествовал кошмарный парад, бесконечный и никем не увиденный.

Когда люди Блэк Спринг дошли до дорожной развязки, они направились к Гудзону. Один за другим они входили в Гудзон и скрывались под поверхностью ледяной воды, где их подхватывало течение.

На рассвете небо окрасилось в кроваво-красный цвет.

В этот миг под мостом Таппан Зее проплывали сотни вздувшихся тел. Вода несла их в сторону Нью-Йорка.

Те, кто встал пораньше, узрели мертвых горожан.

Наступило Рождество.

Стив Грант ощутил медный привкус в распухшем рту. Он с трудом разодрал воспаленные веки. Рассеянный солнечный свет бил в глаза: зрение никак не желало привыкать даже к столь скудному освещению.

Стив повернул голову и понял, что лежит на полу собственной кухни.

Значит, он вернулся домой. Стив попытался по кусочкам восстановить картину того, как и когда он выбрался из горящей церкви, но не смог. Будто провал во времени между тем моментом, когда он закрыл за собой дверь, и нынешним.

Наверное, его память поглотила черная дыра. Сознание словно провалилось в яму, которая до сих пор зияла у них во дворе.

Стив решил приподняться и стиснул зубы, чтобы не застонать. Его одежда превратилась в обуглившиеся лохмотья и провоняла гарью. Кожа на его руках вздулась и зудела. Спину сильно ломило, а колено пульсировало. Стив ощупал свое лицо. Похоже, дело совсем плохо. Левая сторона раздулась, как воздушный шар, а челюсть под кожей была деформирована.

Если ты собирался принять участие в шоу «Топ-модель по-американски», тебе надо хорошенько подумать, сказал себе Стив.

С трудом поднявшись на ноги, Стив огляделся. Ничего вроде бы не изменилось… хотя нет. Он ошибся. Все стало другим, каким-то чужим, и это сбивало с толку.

Царящая в доме тишина надвигалась на него. Гнетущая, такая, что он услышал стук собственного сердца. Что-то тут неправильно.

Рождественская елка в Чистилище Джослин все еще не украшена.

Они ее поставили, а нарядить собирались вечером – после своего похода по магазинам.

Но в тот день они нашли Тайлера мертвым.