Сцена 1
Сэки Осаму:
Я Сэки Осаму,
старший дознаватель Карпа-и-Дракона.
Кто же ты, стоящий предо мной?
Рэйден:
Я Торюмон Рэйден,
скромный сын самурая низкого ранга,
дознаватель службы, возглавляемой вами,
мой справедливый господин.
Явился я доброй волей,
с рыдающим сердцем.
Склоняю голову и готов к признаниям.
Сэки Осаму:
Сын скромного самурая?
И я — твой господин?
О нет, ты должно быть, шутишь!
Ты — владыка, отдающий приказы,
ты — повелитель всех нас, ничтожных!
Предупредить? Для тебя это мелко!
Доложить? Для тебя это низко!
Спросить разрешения? О чём это я?
Такая просьба тебе неизвестна!
Да будь я твой справедливый господин,
ты бы уже сводил счёты с жизнью!
Рэйден:
Падаю ниц, молю о прощении.
Сэки Осаму:
Скажи мне, о дерзкий самурай!
Скажи, пока тебе не вырвали язык!
С чего это началось?
Что вонзилось занозой в твоё седалище?
Рэйден:
Имя, господин, имя и одежда.
Они приходят рука об руку:
имя надевает одежду,
одежда облекает имя.
Сэки Осаму (изумлён):
Имя? Одежда? Ха-ха-ха!
(расхаживает по сцене, топает ногой)
Неслыханная дерзость!
Немыслимая глупость!
Рэйден:
Самурай, доложивший о фуккацу,
назвал мне имя своего убийцы.
О, он помнил его: Кояма Мичайо,
гневный душитель, пьяный ревнивец!
Сэки Осаму:
Кояма Мичайо? И что же с того?
Имя как имя,
хоть с начала, хоть с конца…
Рэйден:
Убийца Кояма Мичайо,
смотритель за разгрузкой риса,
сошедший в ад из-за вспышки ревности,
отдавший своё тело в угоду гневу и похоти,
и насильник Кояма Имори,
смотритель княжеского зонтика,
обвинённый банщицей-самоубийцей —
родные братья, господин.
Старший Мичайо изгнал младшего Имори,
из родного дома изгнал,
велел на порог не пускать,
гнать палками прочь, плевать в спину!
Нет насильнику места, сказал он,
ни в стенах, ни под крышей!
Так сказал он
и вскорости, год спустя,
стал убийцей, адским обитателем,
отдав убитому своё тело.
Сэки Осаму (заинтересованно):
Значит, братья?
(взмахивает веером)
Но зачем же банщице мстить старшему,
зачем делать убийцей, адским обитателем,
зачем отнимать его тело, дарить другому,
если старший брат вступился за женщину,
одарил её дух сладкой местью,
изгнал насильника прочь?!
Рэйден:
О, мудрость господина!
О, прозорливость!
Вот и я подумал: зачем?
Верен вывод господина: совершенно незачем!
Сэки Осаму:
Гнусный льстец!
Ядовитый мёд течёт с твоего языка,
затекает мне за воротник,
сквозь поры кожи проникает в сердце!
Итак, имя, но где же одежда?