Глава 20

Я постучал в дверь морга и сразу вошел. Доктор Улье был там. Он лежал на полу, привалившись к столу для вскрытия. Его голова лежала на груди, кровь сочилась из одной ноздри и уголка его рта. Лабораторный халат был распахнут, пуговицы на нем были оторваны. Его галстук был натянут и съехал набок. Он потерял один ботинок. Его правое запястье было прикреплено к ножке стола кабельной стяжкой. Я шагнул к нему, и он поднял голову, затем отвернулся. На его лице промелькнул страх. Потом он узнал меня.

— С вами всё в порядке, доктор?

Казалось, у него перехватило дыхание.

— Эта скотина нашла вас? Мне очень жаль. Мне пришлось сказать ему, куда вы пошли.

— Ничего страшного. Я в порядке. Но как насчет вас? Вы ранены?

Доктор Улье вытер лицо свободной рукой.

— Ничего серьезного. Этот ублюдок сказал, что доберется до вас, а потом вернется за мной и отвезет меня к Дендонкеру.

— Этот человек больше не вернется.

Я подошел к автоклаву и взял скальпель. Затем я вернулся к столу, перерезал кабельную стяжку, положил скальпель в карман и помог ему подняться на ноги.

— Но могут вернуться другие. Доктор, у вас есть машина?

— Да, конечно. Вы хотите ей воспользоваться?

— Где она?

— На стоянке для персонала.

— Ок. Я хочу, чтобы вы немедленно сели в машину и уехали из города. Не заходите домой, нигде не останавливайтесь. Вы меня поняли?

Доктор снова дотронулся до своего лица.

— Я работаю здесь больше сорока лет…

— Я помню, вы мне говорили об этом. Но вы должны думать о своих пациентах. Вы не сможете им помочь, если будете мертвы. Эти ребята настроены серьезно.

Он на мгновение замолчал, а затем спросил:

— Как долго мне придется быть в бегах?

— Недолго. День или два. Дайте мне свой номер. Я позвоню, когда можно будет вернуться.

— Я думаю, мир не перестанет вращаться, если я уеду на сорок восемь часов.

Он подошел к столу и записал номер на одном из своих бланков.

— А что вы собираетесь делать?

— Вещи, о которых вам лучше не знать. Они будут противоречить вашей клятве Гиппократа.

Доктор Улье подобрал свой ботинок, выбросил испорченный халат в мусорное ведро, поправил галстук и направился на парковку. Он ездил на белом «Кадиллаке». Может быть, из 1980-х годов. Это была гигантская баржа. Он выглядел так, как будто должен сниматься в мыльной опере, с рогами на капоте. Я посмотрел, как он отъезжает, а потом вернулся в отделение скорой помощи.

«Линкольн» всё ещё был там, где я его оставил.

Я почувствовал облегчение. С тех пор, как я нашел доктора на полу морга, беспокойство мучило меня. Я подумал, что есть шанс, что парень Дендонкера наткнулся на тела в машине, когда искал меня.

Я открыл заднюю дверь. Парни в костюмах не спали. Они оба начали извиваться, пытаясь выбраться. Ещё они пытались что-то сказать. Я не мог понять, что именно, наверное из-за того, что их челюсти были испорчены. Я достал скальпель из кармана и показал его, чтобы им было ясно, что это такое. Я бросил его за спину парня в темном костюме, на пол, где он мог до него дотянуться. И бросил ключи Мансура вслед за ним. Затем я закрыл дверь машины и вернулся в больницу.

Я поспешил к главному входу. Прошел мимо женщины с жемчугом, прошел под глобусом и вышел на улицу. Я обогнул здание снаружи и направился к тому месту, где оставил «Шевроле Каприз». Он находился в переулке между двумя небольшими муниципальными зданиями, расположенными по диагонали напротив ворот отделения скорой помощи. Я подтолкнул к нему мусорный контейнер. Это было не очень хорошее укрытие, но оно хоть немного скрывало машину. Это было лучше, чем ничего.

Мне потребовалось четыре с половиной минуты, чтобы добраться от «Линкольна» до «Шевроле». Еще через девять минут я увидел, как начали открываться ворота отделения скорой помощи. Я завел двигатель. Как только зазор между двумя половинками ворот стал достаточно большим, «Линкольн» вырвался на улицу. Он повернул направо, я подождал две секунды. Этого было недостаточно, но это было настолько долго, насколько я мог рискнуть в данных обстоятельствах. Я обогнул мусорный контейнер и помчался за ним.

Условия были ужасными для слежки за кем бы то ни было. Я был в машине, которую вполне могли узнать. Не было никакого уличного движения, которое можно было бы использовать в качестве прикрытия. У меня не было членов команды, с которыми можно было бы сменить друг друга. Улицы были извилистыми и хаотично разбросанными, так что у меня не было другого выбора, кроме как держаться поближе. Что было легче сказать, чем сделать. Кто бы ни был за рулем «Линкольна», он знал, куда едет, он знал маршрут. Он знал, когда нужно повернуть, когда нужно ускоряться, а когда притормозить.

Я изо всех сил гнал «Шевроле», но «Линкольн» быстро удалялся от меня. В конце концов, он оторвался совсем. Я сильнее нажал на газ, машина качнулась на изношенных рессорах, и шины завизжали, когда я вырулил из-за поворота. Кардинальная ошибка, когда вы пытаетесь избежать привлечения внимания. Я сделал еще один крутой поворот, шины снова завизжали. Но шум меня не выдал. Потому что вокруг не было никого, кто мог бы его услышать.

Только пустая дорога, ведущая к Т-образному перекрестку. Я ударил по тормозам, шины снова завизжали, и я остановился, выставив капот на перекресток. Передо мной был маленький цветочный магазинчик. Женщина за витриной свирепо посмотрела на меня, а затем скрылась из виду. Я посмотрел направо и налево. «Линкольн» исчез. Никаких следов на асфальте, никакой зацепки, которая могла бы подсказать мне, в какую сторону он уехал.

Я знал, что смотрю на запад, поэтому если бы я повернул налево, дорога привела бы меня на юг, к границе. Что было еще одним тупиком. Если бы я повернул направо, это привело бы меня на север. Возможно, к длинной дороге у Дерева. К шоссе, подальше от этого города. Подальше от Дендонкера, его головорезов и его бомб. Но и дальше от Микаэлы.

Я повернул налево. Магазины и заведения уступили место жилым домам. Они были низкими, старыми и требующими ремонта. У них были плоские крыши с торчащими из верхушек стен концами широких круглых балок. Окна были маленькими, и они были в углублениях, как запавшие глаза на усталых старых лицах. Во всех домах было что-то вроде веранды или крытой площадки, чтобы владельцы могли выходить на улицу и при этом оставаться защищенными от солнца. Но в тот момент снаружи никого не было видно. Ни людей, ни черных «Линкольнов». Вообще никого.

Вскоре дорога повернула направо. Я притормозил и внимательно осмотрелся. Никакого движения. Вдалеке был просвет, затем улица ответвлялась влево. Там был более длинный проход и еще одна улица справа. Что-то мигнуло красным, в самом дальнем конце. Я повернул и подкрался ближе. Это был «Линкольн». Он стоял на обочине перед последним домом справа. Рядом стоял фургон телефонной компании. Поблизости никто не работал, поэтому я встал за ним. Я видел, как трое парней вылезли из «Линкольна». Мансур был за рулем. Они поспешили вверх по тропинке к дому. Он выбрал один ключ на связке. Тот самый ключ, догадался я. Он открыл дверь и все они исчезли внутри.

Я объехал фургон и остановился позади «Линкольна». Стены дома, возле которого он стоял, побелели и потрескались от солнца. Они были выкрашены в более глубокий оранжевый оттенок, чем его соседи. В доме были зеленые оконные рамы, низкая крыша. Он был окружен низкими уродливыми деревьями. За домом и перед ним не было никаких зданий. Просто длинная полоса поросшего кустарником песка с россыпью кактусов, ведущая к границе. Я достал пистолет и направился вверх по тропинке.

Входная дверь была сделана из простых деревянных досок, их поверхность была грубой и шершавой. Они выглядели как обломки корабля, выброшенные на необитаемый остров. Дверь выгорела почти добела. Я потрогал ручку из металла, изъеденного временем, она была заперта. Я отошел в сторону и постучал. Постучал так, когда служил в военной полиции. Когда я не просил, чтобы меня впустили. Когда я требовал этого.