Глава 8. Каждый третий кусочек
Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты.
Часто говорят, что каждый третий кусочек человеческой пищи зависит от пчел. Хадза в их «медовый сезон» посчитали бы такую оценку заниженной. Для всех остальных же это служит напоминанием о том, насколько сильно мы обязаны пчелам за услуги опыления, во многом остающиеся без внимания и при этом лежащие в основе нашей сельскохозяйственной системы. Довольно сложная задача — проанализировать цифры, чтобы доказать справедливость утверждения насчет «каждого третьего кусочка». Если исходить из объема продукции, получается, что 35 % общемирового производства зерновых дают культуры, зависящие от пчел и других опылителей. А это составляет практически одну треть, без учета калорий, получаемых нами от мяса, морепродуктов, молочных продуктов и яиц. Если же подходить с точки зрения разнообразия пищевой продукции, то этот показатель будет выглядеть, скорее, как три четверти. Более 75 % из 115 основных наших культур нуждаются в услугах опылителей либо получают существенную выгоду при их содействии. Диетологи используют иные критерии оценки, утверждая, что фрукты, овощи и орехи, зависящие от опылителей, обеспечивают нам более 90 % витамина C и ликопина, а также подавляющую часть витамина A, витамина B9, кальция, липидов, различных антиоксидантов и фторидов.
Понятно, что опыление растений чрезвычайно важно для получения наших продуктов питания, однако непосредственное отношение пчел к тому или иному кусочку будет зависеть от того, что именно вы кладете в рот. Коров и других животных, употребляемых в пищу, можно вырастить и без участия опылителей, а такие важные пищевые культуры, как пшеница и рис, вообще относятся к ветроопыляемым злакам. Но если вы захотите добавить какую-либо приправу к мясу или намазать на хлеб что-нибудь вкусненькое, то в этом случае все гораздо сложнее. Вместо того чтобы выяснять, какое влияние пчелы оказывают на количество нашей пищи, гораздо целесообразнее изучать их воздействие на ее качество. В мире без пчел у нас все равно нашлось бы, что поесть, но какой была бы эта еда? Овощной ряд в магазине или сельскохозяйственный рынок, разумеется, выглядели бы иначе, и выбор бы там уменьшился от многоцветной палитры до нескольких видов злаков, одного-двух видов орехов и экзотических клонов, таких как бананы[139]. (Даже столь известные самоопыляемые растения, как горох или баклажан, когда-то были получены от опыляемых пчелами сортов.) И такое сокращение разнообразия овощей и фруктов вполне ожидаемо. Чтобы по-настоящему осознать, насколько пчелы незаменимы в плане обеспечения нас продовольствием, я решил попробовать найти их следы в совершенно неожиданном месте — в блюде, более 2,5 млн порций которого ежедневно продают и съедают во всем мире. Ингредиенты его незамысловаты, и на первый взгляд кажется, что жужжащие насекомые не имеют к ним ровным счетом никакого отношения. Я это знаю, потому что, подобно миллионам других людей, мне доводилось как-то даже пропеть его рецепт.
Сэндвич «Биг Мак» впервые появился в 1967 г. в «Макдоналдсах» Пенсильвании и только несколькими годами позже был добавлен в меню. Но он не произвел никакой сенсации, пока в 1975 г. компания не выпустила один из самых успешных рекламных роликов всех времен со словами: «Две мясных котлеты-гриль, специальный соус, сыр, огурцы салат и лук — все на булочке с кунжутом!»[140] Некоторое время даже проводилась акция для клиентов: кто успевал проговорить эту фразу целиком в течение трех секунд, получал бургер бесплатно. Хоть я и не съел ни одного со времен средней школы, все равно хорошо помню его вкус и задаюсь вопросом: какое отношение к этому сэндвичу могут иметь пчелы?
У жизни в глубинке на острове имеются свои преимущества в виде чистого воздуха, птичьего пения по утрам, запаса дров, которые всегда под рукой. Однако, если я захочу пообедать в ближайшей закусочной с узнаваемым логотипом в виде золотых арок[141], мне придется выйти из дома еще до того, как успеет перевариться мой завтрак. И после полутора часов на пароме, а затем быстрой езды на велосипеде до ближайшего города я окажусь перед «Макдоналдсом», будучи настолько голодным, что проглочу этот «Биг Мак» еще прежде, чем приступлю к его изучению. Ожидая в очереди, я слышал звуки, исходящие от фритюрниц и таймеров духовки на кухне, где работники закусочной, стоя плечом к плечу, собирали и заворачивали бургеры со скоростью молнии. Я пытался увидеть, как собирается мой заказ, но это оказалось невозможно: они двигались так быстро, что трудно было уследить за их руками.
Если кто не знает, сэндвич «Биг Мак» складывается из трех булочек и двух мясных котлет с добавлением соуса и лука. Маринованные огурчики кладутся под верхнюю котлету, а сыр — под нижнюю, где слегка плавится, стекая на самую нижнюю булочку. Горстки нашинкованного салата и нарезанного лука сдабриваются соусом, и все это закладывается под каждую котлету. Вооружившись лупой и пинцетом, я слой за слоем начал разбирать всю эту конструкцию, откладывая в сторону те составляющие, которые бы отсутствовали, не будь на свете пчел. (Для справки: у меня с собой был подробный перечень ингредиентов и сведения об их пищевой ценности, которые я распечатал с корпоративного сайта компании «Макдоналдс».) И вот что у меня получилось, если разложить компоненты в том порядке, как они перечисляются в знаменитом рекламном ролике.
Две говяжьи котлеты оставляем. Мясо «Макдоналдс» получает от ряда крупных поставщиков, которые, в свою очередь, покупают его у нескольких тысяч ферм и животноводческих хозяйств. Некоторые из коров, возможно, действительно щипали опыляемые пчелами люцерну или клевер. Откормочные площадки порой славятся тем, что обеспечивают нагул веса[142] за счет добавления всевозможных отходов пищевой промышленности: от кондитерской обсыпки для мороженого и жевательных червячков до пчелозависимых вишневого сока и фруктовой начинки. И все же, за некоторыми исключениями, основная часть рациона коров, идущих на мясо, складывается из ветроопыляемых злаков и злаковых трав.
Что касается специй, то в «Макдоналдсе» к мясу добавляют соль, что хорошо, а также перец, который посылает нам первый сигнал. Черный перец получают от тропической южноиндийской лианы из рода Piper. Регулярно его цветки посещаются безжальными пчелами, хотя многие сорта перца самоопыляемые, и, судя по результатам ряда экспериментов, ветер и даже удары от капель дождя в достаточной степени способствуют распространению пыльцы для получения хорошего урожая. Ну и поскольку частички перца слишком крошечные, чтобы их можно было отделить, я решил, что перец, так и быть, пусть тоже остается.
Другое дело — особый соус, один из видов «Тысячи островов». Данная сливочная приправа розоватого цвета имеет привкус сладкого маринованного огурчика, в основе которого опыляемый пчелами огурец, а также содержит измельченный лук, полученный из луковичного растения, которое для образования семян и размножения нуждается в пчелах. Цвет соусу придает паприка, опыляемый пчелами перец, и куркума, полученная из корня опыляемого пчелами растения из семейства имбирных. Кремообразная консистенция соуса получается благодаря соевому маслу либо маслу канола. Хотя соя способна самоопыляться, участие пчел повышает ее урожайность от 15 до 50 %. Канола (коммерческое название рапса)[143] тоже нуждается в услугах пчел для получения качественного урожая, а также образования жизнеспособных семян. Таким образом, из того, что не имеет отношения к пчелам, в составе соуса остаются кукурузный сироп, яичные желтки, консерванты и большое количество дополнительных ингредиентов с мудреными названиями типа «альгинат пропиленгликоля» (загуститель, получаемый из ламинарии).
Вместе с соусом я соскреб б'oльшую часть салата, но это не страшно. Несмотря на то что салат способен давать семена в результате самоопыления, его цветки посещают галиктиды и другие пчелы[144], существенно повышая этим степень опыления и перенося пыльцу от растения к растению на расстояние до 40 м. Более того, кочанный салат, используемый в «Макдоналдсе», никогда бы не появился без участия пчел. Так, в начале 1890-х гг. в ходе опытов по перекрестному опылению известный семеновод Вашингтон Этли Берпи[145] на своей ферме в Пенсильвании вывел сорт салата «Айсберг».
Далее у нас идет кусочек сыра — еще один компонент «Биг Мака», полученный от коров, и на первый взгляд может показаться, что он никак не зависит от пчел и его смело можно есть. Хотя крупный рогатый скот питается главным образом злаковыми травами, я, проведя небольшое исследование, обнаружил, что молочные коровы тем не менее потребляют в пищу подавляющую часть выращиваемой во всем мире люцерны, в чем я лично убедился, когда имел дело с солончаковыми пчелами и пчелами-листорезами. Люцерна с ее высоким содержанием белка и минеральных солей является идеальным кормом, лежащим в основе молочного производства: отраслевые рекомендации предполагают включать в ежедневный рацион молочной коровы 6–7 кг люцерны. Конечно, коровы эти могут и на одной траве просуществовать, но тогда конечных молочных продуктов может быть произведено не так много, и стоимость их будет выше, поэтому им не останется места в составе недорогих бургеров в заведениях быстрого питания. Вопрос это, конечно, спорный, но одной только люцерной не ограничивается влияние пчел на сыр. Эмульгатор в составе сыра получают из сои, а характерный насыщенный желтый цвет возникает благодаря семенам аннато — тропического дерева, опыляемого различными южноамериканскими шмелями. Поэтому я отделил кусочек сыра вместе с маринованными огурчиками и луком, которые находятся в более явной зависимости от пчел.
Осталась булочка, в составе которой, по данным «Макдоналдса», можно обнаружить 15 ингредиентов, помимо пшеничной муки. Подобно муке, остальные ингредиенты в большинстве своем не зависят от пчел, либо на их месте — простые заменители, никак с этими насекомыми не связанные; единственным исключением являются семена кунжута. Кунжут — одно из самых первых введенных в культуру растений — был выведен путем селекции задолго до получения самоопыляемых сортов. Никто не исследовал биологические свойства этих первых культурных растений кунжута, но фотографии роскошных зигоморфных цветков не оставляют сомнений в том, что изначально он, как и его дикие родственники, опылялся почти исключительно пчелами. Под любопытными взглядами семейства, сидящего за столиком напротив, я с помощью пинцета снял с верхней булочки все 243 семечка кунжута и сложил их в кучку.
Лишившись пчелозависимых ингредиентов, мой «Биг Мак» теперь выглядел довольно уныло и неаппетитно. Трудно себе представить, что в таком виде он когда-либо мог стать столь популярным во всем мире бургером. И, разумеется, рекламный слоган был бы не таким привлекательным: «Две мясных котлеты-гриль и… булочка». По аналогии с «Биг Маком» можно разобрать и проинспектировать на предмет связи с пчелами практически любое блюдо. Попробуйте, и вы поймете то же, что и я: да, в мире, лишенном главных опылителей, мы с голоду не умрем, только еда эта будет ужасно безвкусной и не особо питательной. Закончив ковыряться в распотрошенном обеде, я понял, что вряд ли смогу утешиться порцией картошки фри. «Макдоналдс» использует картофель сорта «Рассет», полученного от семян перекрестноопыляющегося сорта «Ранняя роза», созданного знаменитым селекционером Лютером Бербанком (кузеном Вашингтона Этли Берпи). Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы воспользоваться пчелозависимыми горчицей и томатным кетчупом. В конце концов я съел жалкие остатки «Биг Мака», которые только и можно было потребить в мире, лишенном пчел.

Можно обнаружить причастность пчел практически к каждому кусочку нашей пищи, и неважно, каким образом вы это оцениваете: по количеству, разнообразию, питательности или вкусу. Но стоит напомнить, что существуют и другие опылители. Мухи, осы, трипсы[146], жуки, птицы и летучие мыши тоже вносят свой небольшой вклад в опыление различных культур, а при необходимости это делают и люди. Грегор Мендель в ходе своих новаторских генетических экспериментов вручную опылил более 10 000 растений гороха, современные селекционеры похожие методы используют для создания новых гибридов или скрещивания определенных перспективных сортов. Опыление ручным способом в промышленных масштабах обычно считается слишком трудоемким и является разве что крайней мерой. Но есть одно существенное исключение из этого правила — сладкие плоды родом из жарких стран, выращиваемые в пустынных районах и некогда считавшиеся священными на территории от Египта до Вавилона. Недавно их ежегодный общемировой сбор оценивался в 7,5 млн т, что больше, чем урожаи авокадо, вишни и малины вместе взятые. Для опыления такого количества растений те, кто их выращивает, каждый год на несколько недель становятся своего рода пчелами в человеческом обличии. Практически никакая другая возделываемая культура не требует столько усилий, и ничто лучше не показывает, насколько мы обязаны пчелам, чем наблюдение этого процесса собственными глазами.
Брайана Брауна я застал жующим финик. «До сих пор их ем», — сказал он и ухмыльнулся, как будто даже несколько удивился сам себе. Наверное, действительно было чему тут удивиться, ведь человек более 30 лет занимался посадкой финиковых пальм (в общей сложности на его счету 1500 выращенных деревьев) и уходом за плантацией. Он привычно сплюнул косточки в ладонь и бросил их отработанным движением в ближайшую урну с надписью «Плевательница для косточек». Затем повернулся ко мне: «Итак, что же вы хотите увидеть?»
Мы находились возле кафе и магазина сувениров на территории финиковой фермы «Чайна рэнч» — зеленом оазисе посреди пустыни Мохаве в Калифорнии, всего в нескольких милях от въезда в Долину Смерти. Когда я напомнил Брайану о нашей с ним переписке по электронной почте, глаза его тут же загорелись. «Опыление! Точно!» — произнес он и сразу же повел меня в подсобное помещение с различным инвентарем. Вскоре после этого мы уже тряслись на его пикапе по плантации, вооруженные ватными шариками, мотком бечевки и ножом изогнутой формы, который смотрелся весьма зловеще.
«Вот это — иракский сорт „Хадрави“», — сказал Брайан, когда мы притормозили посреди финиковой рощи. После чего он вышел из грузовика и приставил к пальме алюминиевую раздвижную лестницу таким образом, чтобы ее верхняя площадка оказалась между основаниями двух зеленых перистых листьев. «Нам повезло, что они уже обрезаны», — произнес он, пояснив, что при ручном опылении первым делом срезаются ряды острых, как иглы, шестидюймовых колючек в основании всех окружающих соцветие листьев. (Позже мы снова вернулись к разговору о них, когда обсуждали страховые выплаты работникам. «Тут тебе и высота, и колючки, и ножи, — перечислил Брайан, покачивая головой. — Суммы просто баснословные».) Как только лестница была надежно установлена, Брайан засунул несколько отрезков бечевки себе за пояс, положил нож в задний карман джинсов и взял банку с ватными шариками. Затем с легкостью, выработанной за многие годы практики, зашагал вверх по лестнице, словно по ровной земле, и очутился у кроны пальмы.

«Пыльцу можно брать с любой мужской пальмы, — крикнул он сверху. — Ну а плоды неизменно образуются на женских». Этими словами он выразил ключевую особенность биологии финиковых пальм. Ботаники в этом случае сказали бы, что растения двудомные, то есть одни деревья исключительно мужские, со свешивающимися шестифутовыми кистями соцветий, нагруженными пыльцой, а другие женские (как то, на которое взобрался Брайан). «Количество женских цветков мы сокращаем примерно на треть, иначе плоды будут слишком мелкие», — сказал Брайан, раскачивая несколько желтоватых кистей из ближайшей группы соцветий. Одну такую я подобрал возле себя с земли и увидел, что во всю свою полуметровую длину она усеяна крошечными цветками, каждый из которых мог бы стать фиником.
Предоставленные самим себе, эти пальмы в плане опыления полагаются на ветер[147]. Ветроопыление может быть успешной стратегией у хвойных, злаков и многих других растений. Что же касается финиковых пальм, то в их случае данный процесс представляется не очень надежным, ну или по крайней мере достаточно непредсказуемым для получения большого урожая. Даже на хорошо обустроенной плантации б'oльшая часть женских цветков завянет раньше, чем ветер донесет до них пыльцу. Не менее 4000 лет люди, выращивающие финиковые пальмы, знают[148], что опыление вручную — единственный способ, с помощью которого можно сделать производство фиников прибыльным, повысив урожайность в пять раз. Знали это и применяли египтяне, ассирийцы, хетты, персы и представители практически любой культуры, населяющей Северную Африку и Ближний Восток, которые передавали свой опыт опыления из поколения в поколение, благодаря чему финики превратились из сезонного продукта, который в основном брали в дорогу путешественники, в один из основных продуктов питания древнего мира[149].
Наблюдая за действиями Брайана, я задумался о том, как мало изменений претерпел данный процесс со времен греческого ученого Теофраста, описывавшего его в III столетии до н. э.: «Когда зацветает мужское дерево, соцветие незамедлительно срезают вместе с обверткой… и трясут им над женскими цветками, осыпая пыльцу»[150]. Вместо использования целой кисти мужского растения Брайан проводит по женскому соцветию ватным шариком из банки, обсыпанным пыльцой: вверх и вниз по каждой кисти, чтобы не пропустить ни один цветок. «Затем мы привязываем вату к соцветиям», — крикнул он сверху, при этом ловко вытянув два отрезка бечевки из-за пояса и обвязав их вокруг длинного соцветия. Вата, оставленная на женском соцветии, позволяла оставшейся пыльце постепенно опадать, опыляя таким образом цветки, которые раскроются позже. Конечно, свою роль сыграет и ветроопыление: пыльца принесется с мужских пальм, рассредоточенных по плантации. Но цветки их пока еще не раскрылись, и Брайан приступил к делу, используя прошлогоднюю пыльцу, которая благополучно перезимовала внутри большого холодильника в кафе, рядом с мороженным, на основе которого здесь приготовляют фирменный финиковый молочный коктейль.

Прежде чем мы двинулись дальше, Брайан подробно продемонстрировал мне весь процесс заново, останавливаясь на каждом этапе, чтобы я успел задать вопросы или сделать фотографии. Мне стало ясно, что это был далеко не первый случай, когда он показывал кому-либо, как опылять финиковые пальмы. «Вообще-то, я еще утром обучал двух человек», — заметил он, после чего наша беседа перешла к трудностям подбора персонала. В любой сезон команда опылителей состояла из самого Брайана и постоянных или временных местных работников. Также есть дополнительные руки в лице волонтеров со всего света, которые прибывают сюда во время отпуска для изучения особенностей финикового бизнеса, при этом они обеспечиваются жильем и питанием. «Это похоже на сайты знакомств для деловых людей, — пояснил он. В отдельном домике у него уже поселились гости из Бельгии, Германии, Монреаля, и в любую минуту могли прибыть другие. — Пара человек должны приехать сегодня из России, — сказал он, — а завтра мы ожидаем целое семейство из Франции». Пока я осматривал плантацию, мне стало ясно, что работы тут хватит на всех.
«Цветки у женских деревьев раскрываются постепенно», — сказал Брайан и объяснил, что здоровая пальма имеет от 10 до 20 соцветий, которые превратятся в свисающие гроздья фиников, каждая весом не менее 34 кг. Цветение может начаться в самое неожиданное время, и требуется ежедневный осмотр каждой пальмы, чтобы в нужный момент застать раскрывшиеся цветки для их опыления. Подниматься на деревья приходится по многу раз — при помощи лестницы, трактора с подъемной платформой или, как в случае с наиболее старыми и высокими деревьями, некой разновидности автоподъемника, которые используются, когда нужно добраться до телефонных линий и фонарей. Мужские деревья тоже нуждаются в мониторинге и периодическом сборе соцветий, которые высушивают, а затем водят ими по сетке для окон, чтобы пыльца осыпалась. «Все это немалый труд», — заметил Брайан. Он напомнил мне, что сбор урожая и обработка фиников также включают много ручной работы, к тому же плоды требуется оберегать от птиц и даже куда более неожиданных вредителей. «Койотам тоже нравятся финики, — сказал он, спокойно пожав плечами. — Они срывают их с самых низких пальм: встают на задние лапы, чтобы достать!»
Свой обход мы завершили на подъездной дорожке возле жилища Брайана — скромного одноэтажного дома, который он вместе с покойной женой построил из 18 000 глиняных кирпичей, сделанных вручную прямо на месте. Я пришел к выводу, что возделывание финиковых пальм было для Брайана подходящим занятием: он, похоже, легких путей не ищет. «Я необычный парень», — признался он. Не считая нескольких лет, проведенных в Колорадском университете за изучением сельского хозяйства, по его словам, он всю жизнь прожил в окрестностях «Чайна рэнч». Со смуглой кожей и постоянно прищуренными из-за солнца глазами, Брайан определенно выглядел как человек, чувствующий себя среди пустыни как дома. И в подтверждение этого он сам себя оборвал на полуслове в тот момент, когда из-за выгоревшего на солнце склона холма позади дома прокричала птица: четыре нисходящих гулких звука, похожих на глухое воркование голубя. «Слышишь этот жалобный плач? — тихо спросил он. — Это самец земляной кукушки кличет подружку». На мгновение он замолчал и затем продолжил рассказывать мне историю своего бизнеса: о том, как они с женой пересаживали необычные сорта финиковых пальм с заброшенных на юго-западе плантаций, и о первых своих продажах урожая с кузова грузовика. Мы прошлись, осматривая старую рощу с мужскими пальмами, отбрасывающими тени на дом. Птица на холме умолкла, но я был почти уверен, что Брайан продолжал прислушиваться, независимо от того, о чем мы с ним дальше говорили.
По разобранному мной «Биг Маку» видно, какой могла бы быть наша еда в отсутствие пчел, а пример с финиковыми пальмами показывает, сколько требуется сил и стараний, чтобы заменить этих насекомых. Средняя операция по опылению, как на «Чайна рэнч», включает более 6000 подъемов на пальмы и спусков с них. Такое же количество вложенного труда многие другие садоводы получают почти совершенно безвозмездно от пчел. Даже если им приходится брать ульи в аренду у пчеловодов для опыления своих культур, то расходы эти и рядом не стоят с теми суммами, которые люди, выращивающие финиковые пальмы, вынуждены выплачивать за работу, сделанную вручную. Пчелы же не требуют страховых выплат, положенных работникам. Вновь и вновь Брайан подчеркивал важность тщательно проводимого опыления для успеха своего бизнеса. Когда я стал расспрашивать его, насколько это повышает себестоимость продукции, он задумался. «Мне бы не хотелось производить эти расчеты, — сказал он. — Результат будет слишком удручающим». В любом случае ответ я нашел, когда у себя дома заглянул в местный продуктовый магазин: калифорнийские финики продавались там по цене $9,99 за фунт, что было вдвое дороже любых других продуктов в этом отделе. Впрочем, если бы передо мной стояла задача потратить как можно больше денег на продукты растительного происхождения, то в таком случае лучше всего мне было направиться к рядам со специями. Там я мог выложить $27,50 за пару плодов орхидеи, известных как стручки ванили. Пожалуй, это неудивительно, так как ваниль является еще одной популярной во всем мире культурой[151], полагающейся главным образом на опыление ручным способом.
По окончании нашей с Брайаном беседы я решил, что посещение «Чайна рэнч» будет неполным, если я не попробую их знаменитый финиковый коктейль в кафе при магазине сувениров. Но прежде чем насладиться им как следует, я решил побродить по окружающей пустыне и спустился к небольшому щелевому каньону неподалеку от реки Амаргоса. Дорога шла мимо покосившихся каменных стен заброшенной фермы и кучи белых отходов там, где добывался гипс. Кустарники креозота и заросли низких кактусов тянулись во всех направлениях, а окружающие холмы выглядели опаленными солнцем и грубо сложенными, словно смятые и разбросанные великанами куски породы. Все это разительно отличалось от вечнозеленых лесов, к которым я привык, но при этом здесь царила величественная, бескрайняя тишина, и я наслаждался скромной красотой этого места, в которую нельзя было не влюбиться. Поездку к Брайану я запланировал так, чтобы застать ранневесеннее цветение финиковых пальм. Оказалось, что и первые дикие цветы в пустыне тоже оживали в это время: кое-где я замечал яркие пятна желтого подсолнечника и редкие ярко-синие — фацелий. В надежде встретить пчел я отыскал подходящий участок и расположился там, чтобы понаблюдать.
Минуты проходили в тишине без какого-либо намека на опылителей, пока я не заметил порхающую западную карликовую голубянку-пигмея (Brephidium exilis), самую маленькую булавоусую бабочку Северной Америки. C размахом крыльев менее 12 мм, она казалась крошечным одиноким пятнышком, и сложно было поверить, что она способна опылять все это множество цветов. Ни одна пчела так и не появилась, чтобы помочь ей. Рассуждая логически, я убеждал себя, что, возможно, сезон еще не наступил. Местность казалась идеально подходящей, и, должно быть, повсюду вокруг меня находилось множество зимующих пчел, скрытых в своих гнездах под землей, в норах грызунов, обрывистых склонах или полых веточках и стеблях. Когда в ближайшие дни температура воздуха повысится и цветки распустятся, все эти пчелы несомненно выберутся наружу, и возрождающаяся к жизни пустыня наполнится их жужжанием. Я знал это, но все равно долго еще потом испытывал беспокойство, даже после того как, насладившись в конце концов молочным коктейлем, я попрощался с «Чайна рэнч».
В XXI в. уже не получится отсутствие пчел постоянно списывать на сезонные причуды природы. Пока я работал над этой книгой, группа из более чем 80 специалистов по пчелам со всего света опубликовала исследование, в котором была приведена первая глобальная оценка численности опылителей. Откуда бы ни поступали данные по пчелам, они свидетельствовали о том, что около 40 % видов сокращаются в численности либо находятся под угрозой исчезновения. Эти выводы вызвали настоящую сенсацию — неожиданно оказалось, что дискуссии по поводу гипотетического мира без пчел уже перестают быть просто игрой ума. В последующих главах мы от рассказов о биологии пчел и нашей с ними связи перейдем к изложению объективного взгляда относительно их будущего. Но вначале побываем в поле вместе с одним человеком, чей внушительный научный опыт мог соперничать разве что с его неистребимым оптимизмом.