Глава 19

Наш побег из университета был впечатляющим, но слишком быстрым. О таких значимых событиях в жизни принято вещать не менее десяти минут кряду, захлебываясь эмоциями и повторяя несколько раз самые потрясающие моменты, но в действительности повествование оказалось бы слишком коротким: мы вчетвером завернули за дальний корпус, подошли в темноте к огромной стене, Майер вклинился между нами с Маритой, подхватывая обеих за талии и предупредил:

– Зажмурьтесь.

Следующие несколько секунд мы визжали в один голос, даже мощный порыв ветра в лицо не смог нас заглушить. Но приземлились на другой стороне мягко, все еще продолжая по инерции вопить.

– Я же сказал, чтобы зажмурились, – виновато закончил Майер этот ужасающий прыжок и отпустил нас.

Теперь-то стало ясно, насколько смешно ему было прыгать через костер и как сложно было не улететь от азарта в черное небо окончательно. Я, задыхаясь, обернулась и имела возможность наблюдать, как сверху летит Элвин – он даже руки не раскинул, только полы плаща от сопротивления воздуха немного распахнулись. Чуть присел, когда ноги столкнулись с землей, выпрямился и с улыбкой пошел мимо нас дальше, показывая путь – нам предстояло еще по заснеженной полянке добраться до дороги.

Остальных мы догнали довольно быстро, но студенты за столь короткое время успели купить несколько бутылей сладкого пива. Хорошо, что не придумали с собой катить бочонок из университета! Мы же с Маритой озирались по сторонам. Здесь пока тянулись узкие улочки небольших домиков, но по мере приближения к центру города становилось все красивее: здания выше, огней больше. Возможно, днем тут еще прекраснее, но и ночью было на что посмотреть и удивиться, как такое количество людей уживается в одном месте, живет через стенку друг от друга, а в седьмицу они, наверное, дружно ходят в пивные ресторанчики и торговые лавочки.

– Представляешь, как выглядит Сердцевина, Айса? – вздыхала рядом Марита. – Ведь она в сто раз больше Радожки! У меня голова разламывается, как только я пытаюсь подобное вообразить!

– Не представляю, – с тем же придыханием отозвалась я.

На центральной площади компания устроила почти те же танцы под те же песни – интересно, и зачем для того было выбираться из университета? Но мы с Маритой восторженно кружились, задрав головы к звездам, и не могли не подумать об одном и том же. И первой не сдержалась именно я:

– Марита, а ведь сейчас лучшая возможность сбежать…

– Знаю, знаю, – она остановилась и посмотрела на меня блестящими глазами. – Меня эта мысль догоняет с тех пор, как мы через стену перепрыгнули. Но сколько же людей за наш побег поплатится? Кабы знать, что и директор, и охрана смогут чем-то отговориться. Кабы знать, что Зохар не поедет в мое село, чтобы там меня разыскивать и попутно мучить всех, кто когда-либо был со мной знаком…

– Мы этого не знаем. Но чья жизнь стоит дороже? Почему именно мы с тобой – жертвы? Почему мне пострадать за кого-то нормально, но кому-то пострадать за меня – уже форменная несправедливость?

Подруга прищурилась, почти злобно глянула из-под длинных ресниц:

– Айса, которую я знаю, такого никогда бы не сказала. Надеюсь, это настойка тебе такую дурацкую идею подкинула!

– Почему же? – я немного растерялась. – Объясни, в чем я не права!

– Потому что мы стали жертвами по воле великого князя, он палач, а наша совесть чиста! Но если из-за нас кого-то убьют, тогда палачами станем уже мы. Ощущаешь разницу? Идем лучше танцевать, Айса!

Она закрутилась снова в сторону центра площади, а я как будто начала мерзнуть. Не от холода пока, а от поразительной мысли – Марита, дурочка деревенская, в какой-то незаметный миг стала мудрее меня, княжны начитанной и всячески образованной. Этак ей еще суждено сделаться магистром философии! Я вспомнила, что сегодня все еще не помолилась богине, но мысленно отмахнулась – песнопения вполне могут подождать моего возвращения. Ведь драк-шелле когда-то правильно сказал: четкого времени для молитвы нет, богине важно, чтобы я про нее не забывала, а не демонстрировала фанатизм. Я подбежала к Сегору, чтобы еще раз сказать пожелания о здравии именинника. Зверолюд едва держался на ногах, но выглядел веселым и счастливым. Подтолкнул меня под локоть и тихонько сказал:

– Наверное, я этот праздник до конца своих дней вспоминать буду – такого разгула со мной не приключалось!

– Со мной тоже! – отозвалась я.

– Твои друзья подарили мне две золотые пуговицы, утром подумаю, что это могло бы значить. Клянусь богами, если кто в силах понять шелле – тому впору самому становиться шелле! Но если бы не они, то ничего настолько шумного и веселого сегодня бы… – он глянул на притоптывающего впереди Майера и не стал заканчивать предложение.

Я не сразу поняла, что происходит. Глянула в сторону – Элвин смотрел вперед, но скорее всего опять слышал каждое сказанное мною слово. Почувствовав мой взгляд, повернулся и подошел, встал с другой стороны. Произнес с улыбкой:

– Не успели вы сбежать. Цепной пес снова на службе.

Я даже переспросить не успела: Майер подался вправо, и тогда я поняла причину легкого всеобщего замешательства. В центре толпы застыла Марита, а перед ней – точно в той же позе и с такими же распахнутыми глазами – стоял Аштар. Я без труда расслышала их одновременные фразы после затянувшейся паузы.

– Разве ты не уехал, Аштар?

– Разве тебе можно здесь быть, Марита?

Выпалили и усмехнулись, будто смущенные. Помолчали, а потом снова заговорили хором:

– Мы отмечаем день рождения Сегора и ничего больше не замыслили…

– Я остановился на полпути к дому и повернул повозку обратно, мало ли что тут без меня произойдет…

Если сегодня у Майера в сердце загорелся хоть крохотный огонек к моей подруге, то он тут же погас, будто и не было. Я покачала головой, пробурчав себе под нос:

– Он снова здесь – и снова рядом с ней.

– И горе тем, кто встанет между ними, – зачем-то ответил Элвин, хотя я не задавала вопросов.

Но я одумалась и поспешила объяснить:

– У них ничего такого нет!

– Охотно верю, княжна. И наверняка ничего никогда не будет. Но при всякой встрече они будут вот именно так замирать друг перед другом. А потом несколько минут вспоминать, что у них ничего такого нет и не будет. Кажется, я начинаю понимать это ощущение.

Он был прав, это я все время ошибалась, полагая, что влюбленность можно погасить невозможностью или моим вмешательством. Посмотрела на почти освоившего кадриль Майера и поняла еще одно: он вообще не расстроен, ему наплевать на Мариту. Он воспринимает ее точно так же, как в первый день знакомства: считает исключительной красавицей, готов поцеловать ее в щеку или поддержать шуткой, но ему по-прежнему на нее наплевать. Почему же страсть не возникает в тех местах, где она больше всего требуется? Зато где не надо – пожалуйста, да такая, что демона с полдороги развернет и притащит именно сюда. Насмешка богов, не иначе. Я сокрушенно тряхнула головой и предложила:

– Давайте уже напьемся, милорд!

– А мы еще нет? – усмехнулся Элвин. – Сегор, найдется немного сладкого пива?

Представления не имею, как устроена городская жизнь, но мне все больше и больше Радожка виделась каким-то неисчерпаемым магическим источником. Например, здесь откуда-то появлялись новые бутыли с дурманящими жидкостями и даже горячие пирожки, как будто только что вынутые из печки. Но ведь уже глубокая ночь! Или зверолюды, друзья Сегора, обладают таким волшебством, что демоны с драконами позавидуют? Или Радожские пекари за пуговицу от костюма шелле готовы прервать свой сон и устроить любой банкет прямо на зимней площади?

Мы без устали гуляли почти до утра, но когда силы начали нас постепенно покидать, отправились обратно. Нам четверым снова пришлось отговориться, что в университет вернемся чуть позже. Аштар только оглянулся разок и пошел с остальными, не сомневаясь, что при драконах его возлюбленной убийцы и грабители не грозят.

Перемахнули через стену так же, но и на этот раз визжали – теперь больше от восторга, чем от страха. Ох, завтра голова у всех участников будет болеть, а пока жизнь выглядела раскрашенной в разные яркие цвета. Марита с Майером побежали вперед, чтобы наконец-то согреться в покоях, мы с Элвином шли следом. Все вокруг смолкало, засыпало, потухало темными окнами и заново делалось обычным: цв'eта черного неба и серого в таком освещении снега.

Но перед самим зданием Элвин придержал меня жестом, а другую руку вскинул вперед. Прямо на дорожке перед нами разгорелось пламя – волшебный костер без дров и палок. Я невольно засмеялась, сразу прочитав его мысль – видимо, драконы от такого количества алкоголя тоже чудят. А что, всем можно, а им нет? Вот и драк-шелле зациклился на идее, теперь она не дает ему покоя. Но чудесная ночь все равно подошла к концу, так почему бы напоследок не поддаться еще одной глупости?

Я вложила руку в его ладонь, примерилась к огню. В длинной юбке прыгать не так уж и просто, как может показаться на сторонний взгляд. И побежала со смехом вперед. Огонь был невысок, как и наш прыжок над ним, и руки мы не расцепили – Элвин очень крепко сжал еще за шаг до магического костра. Приземлились на другой стороне, я со смехом посмотрела на него – и удивилась, поскольку желтые глаза выглядели неуместно для такой ситуации серьезными. Не подумал же он о поцелуе? Нет, наоборот, драк-шелле сразу же выпустил мою руку и отшагнул назад. Но смотрел на меня, словно придумывал, какую еще забаву нам устроить, чтобы смеяться до самого рассвета.

Клянусь, это сделала не я, а море крепкой настойки, сдобренной сладким пивом. В здравом уме я ни за что, ни при каких обстоятельствах так бы не поступила! Но теперь, взвинченная этим взглядом, шагнула к нему порывисто и поцеловала – успела только дотронуться до его губ своими, и этого хватило, чтобы одуматься. Я отлетела назад, поражаясь своей наглости и глупости, прижала пальцы ко рту, чтобы на саму себя в голос не закричать и сжалась от ужаса. Протрезвела за одну секунду, как если бы и не было до того целой ночи возлияний. Вот что бывает, если пропустить молитву! Весь свет может улететь в канализационный сток, если богиня перестает мне помогать.

– Простите, – я прошептала прямо в пальцы.

Но Элвина будто подменили – зрачки сузились до тонких полосок, лицо закаменело. И он подался ко мне. Схватил за запястье, отвел мою руку, наклонился и прижался губами к моему рту, перехватывая меня ладонью за затылок, словно боялся моего страха больше, чем своего собственного. И сразу же начал делать что-то немыслимое, от чего голова закружилась сильнее, как если бы я допила всю бочку настойки до дна: он проник языком в мой рот и судорожно, утробно застонал. Боги, какая ужасная пошлость… но в тот же момент со мной происходило необъяснимое: все тело ослабло, задрожало, эмоции хлынули через край, словно им не хватало больше тела и они рвались из него во все стороны. Его губы были жесткими и ласковыми, а язык – настойчивым, не знающим границ и приличий. Зачем же это так невыносимо и ошеломительно?

Я слабо толкнула его в грудь, но дракон сошел с ума. Его ладонь была уже под моим капюшоном, разжигая прохладным касанием кожу шеи. Безумие Элвина парализовало сильнее, чем заклинание магов, и мне теперь тоже нестерпимо хотелось коснуться его кожи – умереть от восторга, когда мои пальцы ее коснутся. Но я все еще пыталась вспомнить о разуме, потому толкнула снова, а потом стряхнула с руки черный дым и попыталась хлестнуть им. Но сил моих не хватало даже на то, чтобы открыть глаза, потому демонская магия потекла вокруг нас, обвивая и притягивая еще ближе друг к другу.

Элвин сам заметил мои жалкие попытки освободиться – он с трудом оторвался от моего рта, но не от меня самой. Наши лбы оставались прижатыми, а дыхания – перемешанными.

– Не надо, – попросил он едва слышно. – Только сейчас не надо ни о чем думать.

Я во все горло выкрикнула, хотя отчего-то звук тоже вырвался тихим шепотом:

– Это бесчестие, милорд. Хинанда не заслуживает…

– Я знаю, – ответил он и снова поцеловал, но теперь не стал углублять поцелуй. Вновь оторвался, чтобы продолжить: – Уже очевидно, что нам с ней нужно поговорить… сразу же после ее возвращения. Это всем было очевидно. Я, кажется, один до последнего отрицал… Женщина дракона – всегда единственная, а это означает, что моя любовь к ней…

Он сбился и снова вернулся к поцелую. И на этот раз, когда наши языки соприкоснулись, позорно простонала уже я. Да зачем же эти ощущения созданы настолько немыслимыми? Я толкнула теперь резко, вскинула голову, посмотрела в желтые глаза, накручивая себя на ярость – только она могла нас обоих спасти:

– Нет, милорд! Ваши с ней отношения – это лишь ваше дело. Но пообещайте мне, что никогда не захотите расстаться с Хинандой из-за меня!

Элвин усмехнулся, хотя его улыбка выглядела кривой и вымученной.

– Я точно сейчас должен пообещать именно это? Княжна, остынь немного. Я пока сам не понимаю, каким образом и зачем мне вообще эти чувства, представления не имею, что с ними делать, но путей назад ведь уже нет. Неужели сама не видишь, что их нет?

Я вырвалась из теплых объятий, почти в беспамятстве залетела в помещение и пронеслась по коридору. Покои, к счастью, были не заперты, потому я уже через полминуты оказалась в нашей спальне, как будто дверь была моей абсолютной защитой от всех невзгод.

– Айса? – Марита, оказывается, уже забралась в постель и теперь из-под одеяла уставилась на меня. – Боги, что случилось? На тебе лица нет!

– Я просто забыла сегодня помолиться. Спи, а я прямо сейчас это сделаю.

– Ты хоть меховую накидку сними, – посоветовала она, успокаиваясь.

Но мне было плевать на неудобство и навалившуюся после мороза жару комнаты. Я рухнула на колени и сцепила руки, запела, иногда давясь накатывающими слезами. А потом повторила молитву еще раз, и еще. И наконец-то почувствовала, что богиня снова смотрит на меня – и, возможно, даже немного жалеет, настолько я удручающе выглядела в своем смятении. По крайней мере, нервы начали расслабляться, голова снова вставала на место, и от недавнего сумасшествия оставалась только память, но она освобождалась от эмоций.

Под тихое сопение Мариты я поднялась на затекшие ноги, медленно переоделась, подошла к зеркалу и причесалась. Потом села в кресло перед окном и наблюдала, как мир вокруг постепенно светлеет, как серый снег становится белым. Я сидела так часами в спокойном ожидании, когда подруга проснется.

И, когда это произошло, посмотрела прямо и сказала без малейших эмоций:

– Собирай вещи, Марита, мы с тобой вернемся в наше общежитие. Не думаю, что угроза все еще существует. Если она вообще когда-нибудь была.

– Что? – она потерла заспанные глаза. – Почему? Разве нам здесь жить не здорово?

– Потому что вчера я поняла, что у тебя ничего не случится – ни с Майером, ни с кем-то еще. Я вообще ошибалась, когда делала эту ставку. Аштар вернулся, и ты сразу забыла, что существуют другие мужчины.

Подруга густо покраснела, отвела глаза.

– Из-за меня, что ли?

– Не только. – Я встала с кресла. – Но у нас теперь нет ни одной причины здесь оставаться и продолжать злоупотреблять гостеприимством шелле. Мы и так нарушили все возможные нормы приличия.

Марита выглядела виноватой, она тотчас вскочила и побежала к шкафу с какими-то извинениями – мол, это она все разрушила, потому что слабая и глупая. И лучше бы Аштар уехал в родовой замок, она ведь почти его успела позабыть! Ей вот денечка-другого только и не хватило. Но с моим решением она не спорила. И я ее не разубеждала. А что бы я сказала? Что это я здесь – слабая и глупая?

Я тем временем вышла в коридор и решительно направилась к другой спальне. Постучала, но мне не ответили. Потому пошагала в гостиную. К счастью, Элвин сидел перед камином в полном одиночестве. Я бы сказала то же самое и при Майере, но наедине все же было сравнительно легче.

– Милорд! – позвала я. – Мы с Маритой возвращаемся к себе. Примите нашу благодарность за всю вашу помощь, она была бесценной. И выслушайте насчет вчерашнего происшествия, – я чеканила слова так сухо и уверенно, что самой себе поражалась. – Мое поведение было непростительным. И меня не оправдывает тот факт, что никогда прежде я не была так пьяна, как минувшей ночью. Если сможете когда-нибудь простить мое непотребное, немыслимое поведение, я буду рада.

– Уходите? – Элвин продолжал смотреть на огонь, не поворачиваясь ко мне. – Не надо, княжна. Если для того, чтобы ты осталась, я должен изобразить, что не переосмысливаю последние двадцать лет своей жизни – хорошо, я изображу.

– Мы в любом случае уходим, милорд.

Он усмехнулся – и жаль, что выражение его лица было скрыто, я бы посмотрела на настоящие эмоции, играющие сейчас в его чертах.

– Убегаешь из-за страха, я правильно понимаю? – Элвин не спрашивал, а утверждал. – Боишься меня. Себя. Того, что мы оба рано или поздно взорвемся, если будем находиться друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Тогда я приказываю – останься. Хотя я сам боюсь того же.

– Ничего подобного, милорд, – мой голос звучал размеренно. – Я даже не боюсь ослушаться вашего приказа.

Он слегка повернул голову, но на меня так и не посмотрел.

– Чего же ты тогда боишься, княжна?

Теперь настала моя очередь усмехнуться – и славно, что он выражения моего лица тоже не видел:

– Аштар однажды сказал, что демоны боятся только других демонов. Мне понравились эти слова, они пришлись впору и мне. Я по-прежнему боюсь своего жениха. А теперь я еще до ужаса боюсь сделать больно Хинанде – оказаться недостойной ее грубой заботы, не заслуживающей ее агрессивной доброты. Но ваш гнев меня не страшит. Я прямо сейчас рискую потерять хорошего друга и прекрасного собеседника, но и это не страх, а лишь сожаление. До свидания, милорд.

Больше я не слушала, да он, кажется, больше ничего и не говорил.