Глава 35

Кит

Месяц спустя

Ночка в отделении неотложной помощи выдалась немилосердная: подросток на автомобиле пробил ограждение на мосту и свалился в реку – погиб; передозировка фентанилом – пациента спасти не удалось; пожилая женщина упала с лестницы, доставлена в больницу с двумя тяжелыми переломами ноги – кости торчат наружу.

Что настраивает меня на весьма странный лад. Всю оставшуюся ночь я злюсь на весь белый свет.

Скучать не приходится. Случаи традиционные; сломанные запястья, выбитые зубы, пищевые отравления. Человеческий организм – хрупкое, поразительное творение. Уничтожить его ничего не стоит, и все же убить его не так просто. Большинство людей умудряются топтать нашу матушку-землю до семидесяти-восьмидесяти лет, за время своего жизненного пути обретая множество шрамов, за каждым из которых своя история. Кусок обвалившейся штукатурки, навечно обезобразивший лицо; рубец, оставленный пряжкой ремня; обожженная кожа, о которую тушили окурки.

Сообщение от мамы: «Приходи утром на завтрак? Блины с черникой».

Она, я знаю, тревожится за меня. И я стараюсь вести себя как обычно, чтобы она не побоялась оставить меня и поехала навестить внуков. Отъезд запланирован на середину следующего месяца. Я рада за нее. Она сделала большое дело. Она это заслужила. «Конечно, – пишу я в ответ. – Приду после серфинга».

С тех пор, как я вернулась домой, у меня все валится из рук. Любое занятие вызывает одно желание: встать и бежать. С мамой не могу посидеть больше пяти минут. Читать не в состоянии. Бродяга, как мама и говорила, держится молодцом. Она считает, что ему нужен товарищ.

Только серфинг меня выручает, и я при любой возможности отправляюсь на пляж. Сегодня утром серф-прогноз не самый блестящий, но мне все равно. Я кладу в машину свой шортборд и, поддавшись порыву, еду в нашу бухту. По возвращении из Новой Зеландии я там еще ни разу не была. Может быть, я ищу ответы.

Впрочем, что я хочу выяснить? Что происходило там со всеми, кто был мне дорог? Жизнь бывает жалкой и убогой, вот и все. Я должна благодарить судьбу, что мне выпали несколько чудесных лет в «Эдеме» в компании Дилана, Джози и Уголька. Как же мы все тогда были счастливы, проводя время на берегу, пока не начались невзгоды. Многим даже этого не дано.

Есть вещи, с которыми я не могу примириться. В том числе с поступками Дилана. Я думала, что знаю и понимаю его, но исповедь Джози разрушила тот его образ, что я хранила в памяти.

Хотя, положа руку на сердце, я знала.

Иногда я видела их вместе на берегу поздно ночью. Видела, как они, склоняя друг к другу головы, смеялись, будто заговорщики. И во мне просыпалась ревность. Не просто же так. В глубине души я знала. Хорошо это или плохо, но у них были свои близкие отношения, в которых мне не находилось места.

Но ведь я тоже была ему дорога. Как относиться к этому? К своим воспоминаниям о нем? Все минувшие годы в одном я была уверена: что Дилан любил меня. Благодаря ему моя жизнь стала богаче, интереснее. Он во многом был моим спасителем.

Я и сейчас так считаю. Правда и то, что Джози сбилась с праведного пути не без его участия.

Не знаю, как совместить эти две стороны его личности.

В океане я безмятежна. Не думаю, не чувствую. Просто скольжу по волнам, становлюсь частичкой природы. Возможно, и Дилан, думаю я, растворялся в природе? Во всяком случае, пытался.

И в итоге растворился. Утонул. Самая подходящая для него смерть.

Волны сегодня и впрямь так себе. Через полчаса я уже возвращаюсь на берег, снимаю гидрокостюм, надеваю спортивные штаны и футболку. Волосы собраны на макушке в пучок. Мама не осудит.

Звонит телефон: на мою личную почту поступило сообщение. Я открываю его, стоя возле джипа на обрыве, где когда-то находился «Эдем».

«Mi sirenita,

Небо сегодня сияет оранжевым светом, который отражается в воде. Я ужинал в «Име», куда я теперь частенько захаживаю, ел жареного цыпленка и думал о тебе.

Надеюсь, у тебя все хорошо. Твоя сестра пригласила меня к ним на ужин, и я сказал, что приду с удовольствием. Сара опечалится, что тебя нет со мной, но я принесу ей чернила для авторучки и скажу, что это подарок от тебя. Может быть, ты действительно скоро приедешь. Мы все ждем, скучаем по тебе.

Твой Хавьер»

Он каждый день пишет мне что-нибудь. Письмецо подобное этому. Строки из какого-нибудь стихотворения – он обожает любовную лирику Неруды. Трогательные милые послания. Я обычно отвечаю на каждое третье-четвертое письмо. По мне, так это глупая переписка, рано или поздно она зачахнет. Да и вообще, мы с ним были вместе всего несколько дней. Почему же тогда из-за него я места себе не нахожу? Бред. Мама благоразумно воздерживается от комментариев.

Я стою на обрыве над пустынной бухтой, меня окружают призраки. Дилан, прислонившись к машине, курит марихуану. Отец отряхивает пыль с джинсов; его часы лежат в кармане рубашки. Мы их так и не нашли; я долго ревела из-за этого.

Никто из них не был идеален. Отец – суровый человек, выросший в суровой среде. Второй – юноша с исковерканной психикой из-за жестокого обращения, с которым ему пришлось столкнуться в детстве.

Как и Джози.

Это озарение мягко нисходит на меня, обвевает, как летний ветерок. Узел внутри ослабляется, выпускает защитные шипы вокруг сердца. Может, и не надо выбирать между Диланом-злодеем и Диланом-героем, которого я любила. Может быть, он воплощение того и другого. Может быть, и Джози тоже воплощала – воплощает – и то, и другое. Одновременно героиня и злодейка.

Наверно, все мы такие.

Океан спокоен. И впервые за многие, многие недели в моей душе воцаряется покой. По поводу работы я еще ничего не решила. Но я устала латать людей, которые сами себя калечат. Может быть, вернусь к животным. Моей первой любовью были море, морские животные и рыбы, а они, видит бог, сейчас нуждаются в помощи. Я накопила много денег. Можно бы и еще чему-то поучиться.

Может быть.

В животе урчит. Я запрыгиваю в джип и еду к маме. Сквозь облака проглядывает солнце, и настроение у меня чуть-чуть поднимается. Может быть, мне просто нужно устроить себе продолжительный отдых в каком-нибудь солнечном уголке. Взбираясь по лестнице, я рассматриваю возможные варианты – Таити, Бали, Мальдивы.

Испания.

От одного этого слова все волоски на теле электризуются. Я останавливаюсь на лестнице, чтобы продышаться, упрятать по местам все то, что я вытащила наружу. Неужели я влюбилась в Хавьера?

Меньше чем за неделю? Абсурд.

Но тогда почему я так сильно по нему скучаю? Как будто звезды с неба посыпались. Ко всему прочему, общества Хавьера мне особенно не хватает. Ему я могла излить душу. С ним я могла быть самой собой.

Остаток лестницы я поднимаюсь быстро, рывком отворяю дверь и замираю на месте, тупо тараща глаза.

– Как вы здесь оказались?

– Сюрприз, – говорит мама.

– Сюрприз! – вторит ей Сара, кидаясь ко мне через комнату. – Мы все приехали к тебе!

Тело у нее крепкое, сбитое. Мои руки падают ей на спину. Я бесконечно рада видеть племянницу. Боюсь, что все мои эмоции лопнут по швам и повалятся на пол. Несколько раз я делаю глубокий вдох.

– Я ужасно рада вам.

Мари стоит рядом с мамой, Саймон чуть позади них. Лео старается изображать заинтересованность.

А посреди маминой гостиной, словно я его наколдовала, стоит Хавьер. Элегантный европеец. Нарядная бледно-лиловая сорочка в тонкую фиолетовую полоску, скроенные на заказ слаксы, стильные туфли, дорогой одеколон. Выглядит он сногсшибательно – олицетворение всего хорошего, что есть на свете.

– Hola, gatita, – с улыбкой приветствует он меня.

Я перевожу взгляд с одного гостя на другого.

– Не понимаю. Что…

– Дорогая, – произносит мама, – к тебе нагрянули гости.

Сара все еще льнет ко мне, и я крепче прижимаю ее к себе.

– Нагрянули? Но я…

– Мама волнуется за тебя, – объясняет Мари. – Она попросила нас приехать.

– Зачем? У меня все хорошо.

Саймон качает головой. Меня это удивляет, и я говорю:

– Я сейчас с пляжа. Серфингом занималась. Это запрещено?

– Мы все нагрянули к тебе с любовью, – добавляет Мари.

– С любовью? – Лава эмоций, которые я упорно гасила, начинает бурлить.

– Да, – отвечает Мари. Она подходит ко мне и по примеру дочери обнимает меня. От запаха ее волос, что окутывает меня, я испытываю головокружение. Потом и Саймон присоединяется, а следом – мама и Хавьер. И даже Лео, хотя, думаю, без всякой охоты. – Мы хотим, чтобы ты знала, – говорит моя сестра, – ты больше не одинока.

– Не понимаю, о чем ты. Я…

– Мы не уделяли тебе должного внимания, – перебивает меня мама. – Все мы, каждый по-своему: я, Джози, Дилан, твой отец.

– Но не я, – протестует Сара, теснее приникая ко мне.

– И не я, – низким голосом вторит ей Хавьер.

– Ты больше не одинока, – вставляет Саймон. – Мы все твоя семья, и ты можешь рассчитывать на нас.

– И на меня, – добавляет Сара.

И я больше не в состоянии сдерживать кипящую во мне бурю чувств. Взрываюсь, как Везувий. Все невыплаканные слезы, все скрываемые горести, ярость и сожаление начинают извергаться из меня, и вот я рыдаю, захлебываюсь слезами, как ребенок. А их руки гладят меня по голове, крепко обнимают, и голоса нашептывают:

– Поплачь. Мы с тобой.

Я так долго была одинока.

Мы с тобой.

Пока я реву, бедняга Лео сбегает на пляж. Наконец я успокаиваюсь, и мама ведет меня в ванную, где я принимаю душ, умываю покрасневшее лицо. После мы все садимся завтракать. У мамы всего два стула, поэтому мы усаживаемся на диван, держа на коленях тарелки с блинами. Джози/Мари устраивается рядом со мной.

– Это все ты, – говорю я сестре. – Ты все это спланировала, да?

– Разумеется, – улыбается она. – Это тебе, конечно, не торт «Носорог», но тоже неплохо.

У меня сдавливает горло.

– Гораздо лучше, чем торт.

– Эй, мы потратили на тот торт целых две банки обсыпки.

– Не спорю, – смеюсь я. – Но это все равно лучше.

– Я рада.

К нашей беседе присоединяется Саймон.

– Мари сказала тебе, что она разрешила великую тайну гибели Вероники Паркер?

– Не может быть! И кто ее убил?

– К сожалению, – тяжело вздыхает она, – все-таки Джордж. – Узнал, что у нее роман с краснодеревщиком и взбесился. Не думаю, что он хотел ее убить, но так уж вышло.

– И как ты это выяснила?

– Прочла в дневниках Хелен, – отвечает за жену Саймон. – Они были спрятаны среди огромной уймы журналов. Видимо, расстаться с ними она так и не решилась.

– Она тоже любила Джорджа, – продолжает Джози. – И слила ему, что его возлюбленная крутит роман с другим. Наверно, надеялась, что он с горя переключится на нее. А он убил Веронику, и Хелен его покрывала.

– Какая печальная история.

– Теперь понятно, почему она после, десятки лет, жила в том крошечном уголке.

Я киваю. В другом конце комнаты Хавьер внимательно слушает мою маму, но, словно почувствовав на себе мой взгляд, он поднимает на меня глаза. Едва заметно дергает головой в сторону двери. Я киваю.

– Прошу меня извинить.

Мы молча спускаемся по лестнице. Потом Хавьер останавливается.

– Сейчас разуюсь. По берегу удобнее гулять босиком.

Жду, пока он снимает свои дорогие туфли и носки, подворачивает штанины брюк. Его голые ступни, незагорелые и сильные, навевают воспоминания о горячей ванне в Окленде, о дне моего отъезда, когда он явился в мой номер босиком.

Я проглатываю комок в горле.

Мы идем к воде. Он берет меня за руку.

– Можно?

Я киваю, внезапно оробев. Мне стыдно, что я редко отвечала на его послания по электронной почте и вообще вела себя как стерва.

– Спасибо, что приехал, – вежливо благодарю я.

– П-ф-ф, – выдувает он. – Я готов был лететь за тобой уже на следующий день, но подумал, что тебе нужно время.

– Мы мало знакомы.

– Не спорю, – соглашается он. Ветер треплет его волосы, сдувает их с его красивого лица.

– Как-то это все стремительно.

Он смотрит на меня.

– А любовь стремительна.

– По-твоему, это любовь?

– Да, mi sirenita. – Хавьер останавливается и заключает в ладони мое лицо. – Любовь в чистом виде. Во всяком случае, я тебя люблю.

Мое лицо покоится в его больших ладонях. Я поднимаю на него глаза и доверчиво признаюсь:

– Мне так страшно.

– Понимаю. Но ты не одна и больше не будешь одинока. Обещаю. – Он нежно-нежно целует меня.

– Что означает «mi sirenita»?

– Моя русалочка, – улыбается Хавьер.

– А «gatita»?

– Котенок, – отвечает он таким тоном, будто это само собой разумеется.

Призраков на берегу нет, но я слышу тихий смех Дилана. Он где-то рядом.

– Так меня называл Дилан.

– М-м. А теперь я тебя так называю. – Он целует меня, и я отвечаю на его поцелуй. В голове моей теснятся миллионы вопросов, но найти на них ответы будет гораздо легче, если искать я буду не одна.

– Я очень скучала по тебе, – шепчу я.

– Знаю. Потому что мы с тобой родственные души.

– Alma gemela, – говорю я. – А может быть больше одной родственной души?

– Конечно. Мой друг, что покончил с собой, тоже был для меня родственной душой. А у тебя есть сестра. И еще племянница, – хмыкает он.

– Да. Сара уж точно.

Хавьер кивает, убирает мне за уши волосы.

– Пойдем прогуляемся.

И мы бредем по берегу.