Глава 27
Мари
За ужином мне наконец-то удается перевести дух. Кит так трепетна с Сарой и смеется шуткам, которыми Лео пытается произвести на нее впечатление. Она ослепительна, чего я никак не ожидала, а должна бы. От мамы ей достались хрупкие плечи и пышная грудь, от отца – смех и широкая улыбка. Вкупе с уверенностью, которой ей не хватало в детстве и юности, это производит сногсшибательный эффект. Мой муж и мой сын борются за ее внимание; Сара благоговеет перед ней, не отходит от нее ни на шаг.
Как и Хавьер. Он смотрит на нее как на солнце, словно по ее мановению распускаются цветы и поют птицы. Видно, что он пытается это скрывать, сохранять невозмутимость, но он околдован ею.
Кит читать труднее. За минувшие годы она нарастила вокруг себя броню доброжелательной учтивости, через которую почти не просачивается ее подлинное «я». Правда, время от времени я вижу настоящую Кит – в том, как она слушает Сару, склоняясь к ней. Как реагирует на внимание Хавьера, когда он касается ее руки или плеча, подливает ей воды из графина.
Но главным образом, в том, как она внимает Саймону. Словно хочет узнать его и полюбить. Что дает мне надежду.
Но именно Саймон внушает мне беспокойство. То и дело в его лице мелькает озадаченность, либо удивление. В присущей ему непринужденной спокойной манере он искусно поддерживает застольную беседу, спрашивая Хавьера про его музыку, Кит про ее страсть к медицине. Но при этом иногда поглядывает на меня и хмурится. А сейчас смотрит на ее татуировку?
– Ой, а у вас такая же татуировка, как у мамы! – замечает Лео.
Кит вытягивает руку.
– С одним отличием. Найдешь?
Морща лоб, он внимательно рассматривает рисунок.
– О! У нее написано: старшая сестра. – Он хмурится. – Но ведь вы выше, значит, старше.
Кит бросает на меня взгляд.
– Я не всегда была высокой. Сначала твоя мама была выше, а уж потом я ее переросла.
– Мне кажется, ты будешь довольно высоким, когда подрастешь, – вмешивается Хавьер, наверно, чтобы отвлечь внимание от татуировок. – Спортом занимаешься?
– Да. – Лео садится на свое место и вновь принимается за еду. – Многими видами. Лакросс – мой любимый. Но папа хочет, чтобы мы плавали, у него ведь клубы.
– Ну вот. Прямо диктатора из меня сделал, – возмущается Саймон со смехом. – Тебя никто не неволит, сынок. Не хочешь плавать, не надо. Но тогда в этом сезоне первенство останется за Тревором.
– Я никогда его не обойду, – сердито говорит Лео. – Сам ведь знаешь.
– Если веришь в себя, значит, все получится, – спокойно произносит Кит.
– Да вы не видели, как этот пацан плавает. Все говорят, что однажды он войдет в олимпийскую сборную.
– Может, и войдет, – соглашается Саймон. – Так что тебе лучше сразу опустить лапки.
Лео стреляет в него злобным взглядом.
– Так я и думал, – усмехается Саймон.
Вечер проходит на удивление гладко. Лео и Сара убирают со стола, я варю кофе. Остальные взрослые устраиваются в более уютной гостиной. Саймон включает музыку – нечто в стиле поп-джаза середины прошлого столетия, – создающую душевную атмосферу. Это – наш обычай, танец, который мы сами придумали. Мне кажется, что все нормально, пока муж не приходит в кухню.
– Почему у нас сегодня какой-то ходульный официоз? – тихо спрашивает он.
– Разве? – Я с простодушием во взгляде смотрю на него. – Ничего такого не заметила.
– Ты все время на цырлах, словно кошка. Наверно, она много чего о тебе знает. Знает, где закопаны все трупы.
– Не мели чепухи, – отмахиваюсь я. – Иди к гостям.
Он проводит пальцами по моей спине и уходит. Из соседней комнаты раздается взрыв смеха. Лео спрашивает, можно ли ему поиграть в «Minecraft», и я его отпускаю. Сара еще не готова расстаться со своим новым идолом и, помогая мне, несет в гостиную блюдо с маленькими пирожными.
– Неужели и это сама испекла? – спрашивает Кит.
– Да ну что ты. Саймон купил по дороге домой. – Я разливаю по чашкам кофе. Предупреждаю: – Без кофеина.
Сара усаживается рядом с Кит, а та шутливо ей говорит:
– В юности твоя мама ну вот совсем не умела готовить.
– Правда?
Кит, глянув на меня, ставит чашку на стол.
– Правда. Даже бекон поджарить не могла.
– А зачем его жарить? Можно было просто поставить в микроволновку.
– У нас не было микроволновки, – отвечает Кит и, осознав свою ошибку, быстро поправляется: – Тогда ни у кого не было.
– Как не было? – Сара морщит носик.
И в это мгновение я четко понимаю, что сохранить секрет не удастся. Лица сестры и дочери – отражение одно другого: одинаковые кудри цвета мускатного ореха, одинаково посаженные глаза, одинаковые веснушки на одинаковых носах. Сара – Кит в миниатюре, вплоть до склонностей и цвета глаз.
И тут Сара говорит:
– Ой, а у нас с вами на ногах пальцы одинаковые!
Кит смотрит на ножку Сары рядом со своей ногой. Одна взрослая ступня, вторая – детская. У обеих абсолютно одинаково сросшиеся второй и третий пальцы. Генетика. Кит поднимает на меня глаза и гладит племянницу по волосам.
– Одинаковые. Удивительно.
У меня учащается пульс, лоб покрывается испариной. Я смотрю на Саймона. Глядя на меня, он недоуменно качает головой. Разводит руками. Что это значит?
– Солнышко, – обращается он к дочери, – тебе уже пора наверх.
Та издает недовольное «уф», и я жду, что сейчас она выразит протест, но Сара лишь поворачивается к Кит и говорит:
– Детское время закончилось. Мне пора. Вы еще придете?
– Постараюсь.
Сара крепко-крепко обнимает мою сестру, и я вижу, что Кит на грани слез: она зажмуривается, прижимая к себе мою дочь.
– Я очень-очень рада, что познакомилась с тобой.
– До свидания, – прощается Сара тоненьким голоском и затем идет наверх.
После ее ухода все молчат. Играет музыка. Кит обращает взгляд на Хавьера. Тот берет ее за руку, придвигается к ней ближе, чтобы она чувствовала его поддержку.
– Вы с ней похожи как две капли воды, – наконец произносит Саймон.
Кит склоняет голову, смотрит на меня.
Вот и наступил тот неизбежный момент, которого я со страхом ждала. Столкновение моей прежней жизни с новой. Меня это угнетало многие недели. Я делаю глубокий вдох и встречаю взгляд Саймона.
– Мы – родные сестры.
– И зачем нужно было это скрывать? – озадаченно вопрошает он.
Я вздыхаю, не в силах сдерживать слезы.
– Ты говорил, я могу сказать тебе что угодно… – Я поднимаю глаза. – Это очень долгая история.
Кит встает, одергивает на себе юбку платья.
– Нам пора. Сейчас мы здесь лишние.
Саймон взмахом руки просит ее сесть.
– Останьтесь, прошу вас. Я хотел бы понять, в чем дело.
Кит колеблется. Смотрит на меня, потом на лестницу и наконец коротко кивает Саймону. Разгладив сзади юбку, присаживается на краешек дивана, словно готова умчаться в любой момент.
Я холодею, ежусь от страха.
– Саймон, будет лучше, если сначала мы с тобой все обсудим вдвоем. Правда.
Он качает головой.
Я уже его потеряла. О том свидетельствуют и его осанка, и безвольно опущенные руки. Саймон ненавидит ложь. Не прощает обман ни своим подчиненным, ни друзьям. И мне это известно почти с самого начала, с тех пор как мы с ним познакомились.
Правда, узнала я это уже после того, как влюбилась в него.
Рано или поздно приходится держать ответ. Держать ответ перед своей жизнью. Вот и настал час расплаты.
– Ладно. Если коротко, я – урожденная Джози Бьянки. Выросла в местечке близ города Санта-Круз. У моих родителей был ресторан. Кит – моя младшая сестра. Дилан был… – Я смотрю на Кит.
– Нашей третьей половинкой, – подсказывает она. – Не брат как таковой. И не родственник. А… – она бросает взгляд на Хавьера, – …родственная душа. Alma gemela.
– Не понимаю. – Саймон моргает, словно пытается рассмотреть что-то в тумане. – Что в этом такого? Зачем было лгать?
– Затем, – устало объясняю я, – что еще несколько дней назад Кит и моя мама считали меня погибшей. – Я проглатываю комок в горле и встречаю его взгляд. – Все так думали. Я чудом уцелела во время теракта в Париже, но никому о том не сообщила. Все решили, что я погибла.
Саймон бледнеет, кожа вокруг его глаз белеет.
– Боже! Так вот откуда у тебя шрам?
– Шрам появился еще во время землетрясения.
– Значит, все-таки землетрясение. – Саймон потирает пальцем лоб – верный признак, что он силился не потерять над собой контроль. – Боже мой.
– Пожалуй, я все-таки пойду. – Кит встает.
Хавьер тоже поднимается, поддерживая ее за талию.
– Саймон, – говорит Кит, – я очень рада, что познакомилась с тобой. – Она поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах слезы. – Ты знаешь, как меня найти.
Горе, надежда, ужас, все те чувства, что я глубоко прятала в себе, начинают рваться наружу. Встаю и бросаюсь ей в объятия. И впервые чувствую, что она обнимает меня от всего сердца. Снова чувствую ее любовь. Если допущу, чтобы из моих глаз выкатилась хоть одна слезинка, я пропала. Поэтому я лишь дрожу с головы до пят в ее объятиях. Долгое время она неистово прижимает меня к себе, но потом отстраняется и заключает в ладони мое лицо.
– Позвони мне завтра, хорошо?
– Не волнуйся. Я не напьюсь.
– За это я ничуть не волнуюсь. – Рослая, она целует меня в лоб, и в это мгновение интуитивного озарения я вдруг ясно понимаю, что непростительно много времени потратила зря, лишая и себя, и ее сестринского общения. Обделила нас обеих. – Можно я попрощаюсь с Сарой?
– Конечно, – опережаю я Саймона и, подойдя к подножью лестницы, окликаю дочь.
Она прибегает почти сразу. Может, и подслушивала, с беспокойством думаю я. Даже если это так, мы с ней должны откровенно поговорить, прежде чем все это выяснится само. Сара останавливается на третьей ступеньке снизу, чтобы видеть глаза Кит.
– Я так рада, что познакомилась с вами. Вы будете писать мне, когда уедете?
Кит втягивает в себя воздух, будто задыхается.
– Конечно. А еще оставлю тебе кое-что на память. – Она лезет в сумочку. – Вот это моя любимая ручка. Авторучка. Сейчас она заправлена моими любимыми чернилами под названием «Заколдованный океан». Я пришлю тебе пузырек таких чернил, а мама покажет, как ими заправлять авторучку.
– Ой, какая красивая! – Сара бережно держит ручку в руках. Она в полном очаровании и благоговении, такой я ее еще не видела. – Спасибо.
– Какой твой любимый цвет?
– Зеленый, – уверенно отвечает моя дочь.
– Я пришлю тебе зеленые чернила разных оттенков, а ты сама решишь, какие тебе нравятся больше.
Сара кивает.
– Можно тебя обнять? – спрашивает Кит.
– Сделайте одолжение, – отвечает моя воспитанная дочь.
Они обнимаются.
– Приходите еще, – просит Сара проникновенно слезливым голоском.
Меня пронзает жалость к дочери. Ей так необходим союзник, кто-то, на кого она могла бы ровняться. Кто-то такой же, как она сама.
Неужели и с Кит так было?
Кит и Хавьер на прощанье трогают меня за плечо. Я целую Сару в головку и отсылаю ее на второй этаж.
Затем глубоко вздыхаю и иду в гостиную объясняться с Саймоном.