Глава 9

Кит

Я спускаюсь на лифте на восьмой этаж. Сегодня пятница, еще очень рано, народу встречается не много: рассвет наступил, но те, кто любит поплавать перед работой, в бассейн еще не пришли, а мамаши, отвозящие детей в школу, пока не вернулись. Я вижу в воде лишь одного человека.

Сам бассейн так и манит. Во-первых, он большой, с полноценной «олимпийской» дистанцией, в нем три дорожки и вода красивого бирюзового цвета. Окна выходят на лес высотных зданий. Я сбрасываю шлепки, радостно предвкушая, как сейчас поплаваю от души. Мужчина в бассейне плывет энергично, делая мощные гребки руками. У дальнего от меня бортика, он останавливается, чтобы перевести дух.

Проклятье.

Конечно, это Хавьер.

– Из всех притонов мира…^[17] – говорю я.

– Пардон? – произносит он с испанской интонацией, вытирая лицо. Лицо, с некоторым отчаянием отмечаю я, столь же красивое, что и вчера. Может быть, даже еще лучше.

– Не обращай внимания, – отмахиваюсь я, беря полотенце. – Я тебе не помешаю.

Хавьер с легкостью выбирается из воды и встает во весь рост. Мокрое тело лоснится, могучие плечи, вполне благопристойные плавки-шорты, которые, однако, мало что скрывают.

– Нет, нет, пожалуйста. Я уже почти закончил. Бассейн в твоем распоряжении.

– Оставайся. Места хватит обоим.

– Уверена?

Я чувствую себя идиоткой.

– Прости за вчерашний вечер.

Он передергивает плечами и показывает на воду.

– Наперегонки?

– Это нечестно. Ты ведь уже разогрелся.

– Ну и ты разогревайся. – Хавьер садится на бортик, складывает на груди руки.

По его телу струйками сочится свет. Отведя взгляд, я снимаю халат и заплетаю косу, зная, что он рассматривает меня. Купальник на мне сплошной, грудь и ягодицы полностью закрыты, но все равно это не та одежда, которая оставляет место воображению. Закрепив на голове косу, я соскальзываю в бассейн.

– Ууух, – выдыхаю я. – Озон. – С головой ухожу под шелковистую воду, проплываю половину дорожки, выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, доплываю до конца и возвращаюсь к месту старта.

Хавьер по-прежнему сидит на бортике. Его ноги покрывают темные волоски.

– Впечатляет.

– А ты что сидишь и смотришь? – возмущаюсь я. – Залезай, поплаваем.

– Что ж, давай поплаваем, – соглашается он, затем соскальзывает в воду и, не говоря дурного слова, уходит вперед.

Мы плывем. В основном, просто из конца в конец бассейна. Я остро сознаю, что он рядом, на расстоянии вытянутой руки. Остро сознаю, как мое тело рассекает воду. А потом, как всегда, забываю обо всем, о насущных проблемах, и растворяюсь в воде, двигаясь непринужденно, ритмично, глухая и слепая ко всему на свете. О том, как я научилась плавать, помню не больше, чем о том, как научилась ходить.

Хавьер останавливается раньше меня, кладет локти на бортик. Его мокрые волосы прилизаны назад. Я продолжаю плавать, но потом меня охватывает беспокойство: боюсь, что он уйдет прежде, чем мы успеем поговорить, хотя еще вчера вечером я была против всяких объяснений. Но, может быть, хотя бы раз в жизни я поступлю так, как подсказывает мне сердце, а не разум.

Возвращаюсь по дорожке назад и останавливаюсь напротив него.

– Уходишь?

– Мне уйти?

Я качаю головой.

– Там есть спа-бассейн. – Он показывает на дверь, ведущую из помещения. – Я там подожду, если угодно.

– Да, пожалуйста.

Он не улыбается, я тоже. Снова ложусь на воду и делаю еще несколько кругов. Но меня тянет к нему, и я, уступив соблазну, выбираюсь из воды. Обматываю вокруг пояса полотенце, что, в принципе, глупо: мне сейчас снова его снимать.

Над спа-бассейном крыша, хотя сам он находится под открытым небом. Вокруг офисные здания. Я бросаю полотенце на стул. Спрашиваю:

– Ну как?

– Неплохо.

Я ступаю в горячую бурлящую воду, в которую опускаюсь по самое горло. Хавьер сидит на более высоком выступе, и я невольно восхищаюсь его мускулистыми руками, широкой грудью, покрытой черной порослью. В области пояса Хавьер слегка полноват, отчего он мне нравится еще больше: сразу видно, что этот мужчина любит жизнь.

Или много путешествует, думаю я, вспомнив, как он признался, что постоянно ездит по миру.

Хавьер молчит. Лишь шлепает ладонями по воде.

Справедливо.

– Прости, что сбежала вчера, – говорю я.

Он останавливает на моем лице взгляд темных глаз, вопросительно вскидывает брови.

Я не выдерживаю его взгляд и смотрю на свои руки, колышущиеся в голубой воде. Качаю головой.

– Сама не знаю почему.

– М-м.

– Согласна, это было глупо, и мне искренне жаль, что так вышло. Может, попробуем начать сначала?

Хавьер раздумывает, опустив уголки рта.

– Ладно. – Он протягивает руку. – Меня зовут Хавьер.

– Ой, ну не с самого же самого начала, – смеюсь я.

– Тебе понравилась моя песня?

– У тебя прекрасный голос.

– Спасибо. – Он глубже сползает в бассейн. Ноги его приподнимаются, кончики пальцев высовываются из воды. У меня возникает странное впечатление, будто он обнажился. – Может, однажды ты послушаешь и другие песни.

– Может быть, – криво улыбаюсь я ему.

– Ты долго пробудешь здесь, в Окленде?

– Пока не знаю. – Я вздыхаю и, сама того не желая, открываю ему правду. – Я здесь, в общем-то, по делу… ищу кое-кого.

– Надеюсь, не возлюбленного? – Его ступни полностью исчезают под водой.

– Нет. Вовсе нет. Сестру.

– Она сбежала?

– Очень долгая история, – вздыхаю я.

– Это та сестра, что умерла?

Я и забыла, что говорила ему об этом.

– Да, – коротко отвечаю я, давая понять, что добавлять более ничего не желаю.

Он кивает. Его глаза прикованы к моему лицу, руки – сильные, грациозные – двигаются в воде. Красивые руки с квадратными ногтями.

– Сегодня будешь ее искать?

Струйка воды течет по его щеке к губам. Мне хочется положить ладони на его голые плечи.

– Да. Нашла кое-какие зацепки. Но, думаю, это займет не весь день.

Наконец-то он улыбается и ступней под водой касается моей ноги.

– А давай я помогу тебе, а потом вместе устроим себе экскурсию?

Я думаю о том, что мне не придется целый день быть одной.

– Хорошо. Не откажусь.

– Хочешь знать, что мы будем смотреть?

– Не важно, – улыбаюсь я, пожимая плечами. – В любом случае я этого еще не видела.

– Я тоже. – Улыбка у него искренняя, задумчивая.

Внезапно колыхание, всплеск, и мне становится не по себе. Это не игра моего воображения. Хавьер склоняется ко мне, протягивает руку на бортике за моей спиной.

Я поднимаю голову, проверяя, может ли на нас что-нибудь упасть. Потом выбираюсь из бассейна и иду на открытое пространство.

– Вылезай.

– Что…?

Колебание, не сильное, но ощутимое, повторяется.

– Землетрясение, – объясняю я, протягивая ему руку.

Он времени не теряет. Мы торопливо идем к открытому коридору, что ведет к большому бассейну.

– Это опасно?

– Нет. – Я кладу руки на широкий каменный выступ. На нас светит яркое солнце. – Магнитуда небольшая, но лучше не находиться под чем-то таким, что может на тебя упасть.

Хавьер поднимает голову, но над нами ничего нет – только небо. Здесь, вне воды, колебания менее ощутимы, и вскоре они прекращаются.

– Вот и все, – говорю я.

– Как ты догадалась, что это землетрясение?

– Я живу на севере Калифорнии. Там постоянно трясет.

– А мощное землетрясение тебе случалось переживать?

Я думаю про бухту, усеянную гниющими обломками того, что некогда было «Эдемом» и нашим домом.

– Да, к несчастью. Лома-Приета в 89-м. – И добавляю более распространенное название: – В Сан-Франциско.

– Сколько тебе было?

– Странный вопрос. – Он наваливается бедром на выступ. Его высыхающие волосы вьются. – Двенадцать. А что?

– Такие события оставляют шрамы в душе. Более глубокие или менее – это зависит от возраста.

То был, почти наверняка, самый худший день в моей жизни, но не потому, что мне тогда было двенадцать лет.

– Да уж. И к какому выводу ты пришел, исходя из того, что мне было двенадцать лет?

– Что это было ужасно. Но о том мне сказало твое лицо.

– В самом деле? – Я трогаю свой подбородок, свой рот.

Наконец и он прикасается ко мне – кончиками пальцев к щеке, и сразу убирает руку.

– Да.

Воспоминания, о которых я не думаю, вываливаются из своих ящичков: грохот, звон бьющегося стекла, я мчусь к выходу. Лежу, распластавшись на земле, считаю секунды.

Проглотив комок в горле, я подступаю к Хавьеру и кладу ладонь ему на грудь. Он не склоняется к моему лицу, не целует меня, как я ожидала, а только накрывает мою руку своей.

– Жизнь – своенравная штука, да?

Вспоминаю, как тогда поднялась с земли после того, как толчки прекратились, и увидела, что ничего не осталось, что дом лежит в руинах. Абсолютная тишина подтвердила мою мгновенную догадку. И все равно я стала звать отца. Звала, пока не осипла. Звала до самой ночи.

Я киваю.

Он первым отстраняется от меня.

– Ну что, идем?