Глава 4
Мари
Мы с Саймоном договорились, что встретимся с учительницей Сары перед уроками. В школу мы добираемся каждый на своем автомобиле, потому что потом нам предстоит разъехаться в разные стороны: я отправлюсь в Сапфировый Дом, чтобы сделать там кое-какие записи относительно обустройства; Саймон – в свою империю спортзалов.
Настроение у меня великолепное: на рассвете мы с моим атлетичным энергичным мужем занимались сексом. Плотские утехи меня так здорово взбодрили, что я сподвиглась на завтрак испечь черничные маффины, которые даже Сара поела с аппетитом, хотя последние дни она лишь клевала, как птичка. Я поглядываю на дочь в зеркало заднего обзора, а она смотрит в окно. Лицо у нее в веснушках, темные волосы сейчас зачесаны назад. Внешне она ни капельки на меня не похожа, и это немного странно. Казалось бы, твой собственный ребенок должен иметь хоть какое-то сходство с тобой. Но нет, в ней соединились черты моего отца и моей сестры.
Возможно, в наказание за мои грехи, хотя я стараюсь не думать об этом. Стараюсь примириться с тем, что изменить нельзя.
Одно я знаю точно: Сара будет сильно переживать, когда заметит, что остальные девочки перестали расти, а она – нет. Руки и ноги у моей дочери уже сейчас больше, чем у ее сверстниц, и тело сбитое, хотя она вовсе не упитанная. Но Сара будет считать себя толстушкой, если мы не станем разубеждать ее, опровергая ерунду, что она будет слышать изо дня в день.
– Сегодня у тебя плавательный клуб, да, милая?
– Да. – У нее отчетливый новозеландский акцент. – Вчера я Мару опередила.
Мара – ее вечная соперница.
– Потрясающе. Ты гораздо сильнее, чем она.
Пожимая плечами, Сара встречает мой взгляд в зеркале.
– Вообще-то, тебе не обязательно заходить в школу.
– Не обязательно, – мягко соглашаюсь я. – Но в последнее время ты несчастна, и мы с папой хотим убедиться, что все хорошо.
– Учителя ничего не знают, – констатирует она, вовсе не презрительным тоном.
Вокруг много машин, и несколько минут я внимательно смотрю на дорогу, но у следующего светофора спрашиваю:
– Чего они не знают?
Ее широкий рот сжимается, выражая смирение. В ответ она просто качает головой.
– Сара, нам будет гораздо легче тебе помочь, если ты объяснишь, что происходит.
Она молчит. Я въезжаю на школьную автостоянку. «Инфинити» Саймона еще нет. Я глушу мотор, отстегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к дочери, выбирая из десяти тысяч возможных вопросов тот, что заставит ее выдать свой секрет.
– Поссорилась с подружкой?
– Нет.
– Не понимаю, почему ты упираешься? Ты ведь знаешь, что мне можно доверять.
– Я тебе доверяю. Но если расскажу, станет еще хуже, от меня вообще все отвернутся.
– Что станет хуже?
– Как ты не понимаешь?! – кричит Сара. – Я не хочу ничего рассказывать!
Я просовываю руку между сиденьями, ладонью обхватываю ее лодыжку и держу, убеждая себя, что ее секрет не столь ужасный, какой таила я сама, когда была чуть старше дочери. Сара – домашний ребенок, о ней хорошо заботятся, не оставляют без присмотра.
– Что ж, ладно. А вон и папа твой. Я только в школу забегу на минутку.
С Саймоном мы встречаемся у входа, он берет меня за руку: теперь мы выступаем единым фронтом.
Молодая миленькая учительница краснеет, обмениваясь с Саймоном рукопожатием.
– Доброе утро, мисс Канава.
– Доброе утро, мистер Эдвардс. Миссис Эдвардс. Садитесь, прошу вас. – Она складывает на столе руки. – Чем могу служить?
Мы излагаем свою проблему: Сара ни с того ни с сего изъявила желание перейти на домашнее обучение; по-видимому, что-то у нее не клеится в школе.
– Знаете, – говорит мисс Канава, поразмыслив немного, – возможно, ее задирают. Одна из девочек претендует на лидерство, и все остальные ей в рот заглядывают.
– Это Эмма Рид, что ли? – догадываюсь я. Эмма – ребенок с румяным личиком, золотистыми волосами и огромными голубыми глазами. Ангелочек с инстинктами барракуды.
– Они с Сарой никогда не ладили, – кивает мисс Канава.
– Почему? – спрашивает Саймон.
– Они обе… – учительница медлит, тщательно подбирая слова, – девочки с характером. И у обеих, по общепринятому мнению, популярные родители.
– Популярные? – недоуменно повторяю я.
– Известные. Мама Эммы – диктор на Новозеландском телевидении, а вы, мистер Эдвардс, на виду благодаря своим клубам. – Саймон сам представляет свои тренажерные залы. Радушный хозяин, он всех приглашает посетить его заведения и получить заряд здоровья. Также ежегодно он проводит благотворительные мероприятия с целью сбора средств для поддержания программы «Учитесь плавать в Окленде». Саймон стремится всем детям в городе привить любовь к плаванию.
– Понятно. – Я смотрю на мужа. На лице его застыло непроницаемо-приветливое выражение, но жесткая складка губ выдает его недовольство.
– Мисс Канава, вы замечали, что ее обижают? – спрашивает он.
– Слышала, как обзывали. Девочкам было сделано замечание.
– Как обзывали? – уточняю я.
– Не думаю, что…
– Как обзывали? – перебиваю я ее, повторяя свой вопрос.
Учительница вздыхает.
– Сара Шрек. Из-за ее высокого роста.
Саймон хранит мертвое молчание.
– И еще… – мисс Канава искоса бросает взгляд на моего мужа, – Ботанка.
– А это оскорбление?
Учительница пожимает плечами.
– Я побеседую с мамой Эммы, – говорю я. – А вы, будьте любезны, сообщайте мне, если опять что-то будет не так.
– Непременно.
У Саймона чуть подергивается подбородок.
– Что вы сказали тем девочкам?
– О, я не… я не помню.
– Думаю, вы лжете, мисс Канава, а лжи я не выношу.
– Нет, я… то есть… – начинает возражать она, краснея.
Саймон встает, выпрямляясь во весь свой огромный рост – шесть футов четыре дюйма[6].
– Издевательства над любым ребенком должны немедленно пресекаться. Это вам не игрушки, и допускать этого нельзя.
– Да, да. Конечно, вы правы. – Щеки у мисс Канавы пылают, как фуксия.
– И больше никогда мне не лгите.
Саймон берет меня за руку, и мы уходим. Шагает он быстро, так что мне приходится чуть ли не вприпрыжку бежать за ним. Наконец он это замечает и останавливается.
– Извини. Просто я терпеть не могу мерзавцев, которые унижают других.
– Знаю. – До знакомства с ним рослые спортивные мужчины меня никогда особо не привлекали, но в Саймоне сильно развиты чувство справедливости и благородство, и эта особенность выгодно отличает его от остальных. – За это я и люблю тебя.
Напряжение уходит из его плеч. Он наклоняется и носом трется о мой нос.
– Только за это?
– Ну, есть еще одна маленькая штучка.
– Она не маленькая.
– Конечно, дорогой. Совсем не маленькая.