Глава 13

Нашла коса на камень

Комнаты месье Ванделупа на Кларендон-стрит, в Восточном Мельбурне, были роскошны и мастерски обставлены в полном соответствии со вкусами их владельца. Но моралисты очень любят изображать пресыщенного деспота, который несчастен среди окружающего его великолепия, – вот и мистер Гастон Ванделуп был не то чтобы несчастен, но ему было очень не по себе. Дознание отложили до тех пор, пока правительственный специалист с помощью доктора Голлипека не исследует содержимое желудка. А если верить заметке в вечерней газете, то некоторые странные заявления, имеющие отношение к кое-каким людям, будут сделаны уже на следующий день!

Это и заставило Ванделупа сильно встревожиться, поскольку он точно знал: доктор Голлипек проследит сходство между смертью Селины Спроттс в Мельбурне и Адели Блонде в Париже. А потом возникнет вопрос: как же такое могло случиться, что яд, задействованный в одном случае, был задействован и в другом?! А если такой вопрос возникнет, то с Гастоном все будет кончено, потому что его прошлое не выдержит расследования.

Береженого бог бережет, и мистер Ванделуп решил покинуть страну. Со своей обычной предусмотрительностью он догадался, что доктор Голлипек впутается в это дело, поэтому забрал свои деньги отовсюду, куда их вложил, и бо'льшую часть отослал в Америку, в Нью-Йоркский банк, оставив только определенную сумму на дорогу. Француз собирался покинуть Мельбурн на следующее утро, сесть на экспресс до Сиднея и перехватить пароход, идущий в Сан-Франциско через Новую Зеландию и Гонолулу. Как только он окажется в Америке, он будет в безопасности, а поскольку теперь у него имелась куча денег, он сможет жить там в свое удовольствие!

Ванделуп отказался от идеи жениться на Мадам Мидас, потому что не осмеливался остаться в Австралии. Но, с другой стороны, в Штатах полно богатых наследниц, с одной из которых он сможет сочетаться браком, если того пожелает, поэтому – бросить Мадам? Невелика важность. К тому же тогда он избавится от Пьера Лемара: как только между ними проляжет океан, Гастон позаботится о том, чтобы они никогда больше не встречались.

В общем, мистер Ванделуп со свойственными ему проворством и хладнокровием принял все предосторожности для обеспечения собственной безопасности. Но, несмотря на то, что через двенадцать часов ему уже предстояло быть на пути в Сидней по дороге к Штатам, он чувствовал легкое беспокойство – ведь, как сам он часто говаривал: «Всегда возможны неожиданности».

Примерно в восемь часов вечера Гастон занимался тем, что укладывал вещи, готовясь уехать на следующее утро. Он передавал свои апартаменты Беллторпу, поскольку этот юный джентльмен в последнее время получил кое-какие деньги и был недоволен жизнью под родительским кровом, где его держали в излишней строгости.

Сидя в рубашке с длинными рукавами посреди хаоса из предметов одежды, чемоданов и коробок, Ванделуп с опытностью завзятого путешественника как можно проворней и аккуратней упаковывал вещи. Француз хотел покончить с этим делом до десяти и сходить показаться в клубе, чтобы устранить любые подозрения в своем скором отъезде. Он не собирался рассылать прощальных открыток, поскольку был скромным молодым человеком и хотел ускользнуть из страны незаметно. Кроме того, малейший намек на его предстоящий отъезд наверняка насторожил бы доктора Голлипека, и тогда не миновать беды… Вот почему Гастон считал лучшей тактикой осмотрительность.

Газовые лампы ярко освещали комнату, в которой царил беспорядок, а в центре беспорядка восседал мистер Ванделуп, как Марий[70] на развалинах Карфагена.

Он был полностью поглощен своим занятием, когда в дверь позвонили, и вскоре вошла квартирная хозяйка Гастона с визитной карточкой в руке.

– Этот джентльмен хочет вас видеть, сэр, – сказала она, протягивая визитку.

– Меня нет дома, – холодно ответил Ванделуп, вынув изо рта сигарету, которую курил. – Сегодня вечером я ни с кем не могу встречаться.

– Он говорит, что вы захотите увидеться с ним, сэр, – ответила женщина, стоя у порога.

– Какого черта, – тревожно пробормотал француз. – Интересно, как зовут этого упрямого джентльмена?

Он взглянул на карточку. На ней было написано: «Доктор Голлипек».

Ванделуп встал, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Битва вот-вот должна была начаться, и он знал, что понадобятся вся его смекалка и изворотливость, чтобы выйти из схватки невредимым. Доктор Голлипек бросил ему перчатку, и придется ее поднять. Что ж, лучше немедленно узнать самое худшее, поэтому он сказал хозяйке, что примет Голлипека внизу. Гастон не хотел, чтобы доктор сюда поднялся, ведь тогда Голлипек увидел бы все доказательства того, что Ванделуп собирается покинуть страну.

– Я поговорю с ним внизу, – резко сказал Гастон хозяйке. – Попросите джентльмена подождать.

Однако женщину вдруг грубо оттолкнули в сторону, и доктор Голлипек, такой же неряшливый и запущенный, как всегда, шагнул в комнату.

– Не надо, мой дорогой друг, – сказал он скрипучим голосом, цепко посматривая сквозь очки на молодого человека, – мы можем поговорить и здесь.

Ванделуп знаком велел хозяйке оставить комнату, что та и сделала, закрыв за собой дверь. Потом, огромным усилием воли овладев собой, Гастон с улыбкой двинулся к доктору.

– Ах, мой дорогой месье! – сказал он музыкальным голосом, протягивая обе руки. – Как я счастлив вас видеть!

Доктор Голлипек в ответ на это радостно забулькал – верней, попытался засмеяться, но что-то в его организме явно пошло вразлад, и изо рта его вырвались некие скребущие звуки.

– Вы умный молодой человек, – ласково сказал он Гастону, разматывая с шеи длинный темно-красный шерстяной шарф, отчего от его жилета тут же отлетела пуговица.

Доктор Голлипек, однако, привык к таким маленьким эксцентричным выходкам своего гардероба. Он заколол жилет булавкой, уселся, расстелил на коленях носовой платок и в упор посмотрел на Ванделупа.

Гастон накинул свободный бархатный прокуренный пиджак и с сигаретой во рту прислонился к каминной доске.

На улице шел дождь, приятный стук капель был ясно слышен в тишине комнаты, а временами порыв ветра заставлял дребезжать окна и колыхал тяжелые зеленые портьеры. Двое мужчин пристально смотрели друг на друга, потому что знали – им предстоит неприятная четверть часа. Они были похожи на двух умных фехтовальщиков, каждый из которых выискивал возможность начать бой.

Голлипек сидел в суровом молчании; истрепанные обшлага свисали на его неуклюжие руки, грязное пальто все было в морщинах и складках. Понаблюдав за ним несколько мгновений, Ванделуп был вынужден начать схватку.

– В этой комнате не прибрано, не так ли? – сказал он, небрежно кивнув на хаос вокруг. – Я собирался уехать на несколько дней.

– На несколько дней, ха-ха! – заметил Голлипек, и внутри его что-то снова пошло наперекосяк. – И вы собирались в…

– Сидней, – быстро ответил Гастон.

– А потом? – спросил доктор.

Ванделуп пожал плечами.

– Это зависит от обстоятельств, – беззаботно ответил он.

– Ошибка, – ответил Голлипек, подавшись вперед. – Это зависит от меня!

Гастон улыбнулся.

– В таком случае обстоятельства в вашем лице разрешат мне самому выбрать пункт моего назначения.

– Пункт вашего назначения полностью зависит от того, куда вас направят обстоятельства в лице меня, – мрачно ответил доктор.

– Фи! – холодно сказал француз. – Давайте покончим с аллегориями и вспомним про здравый смысл. Что вам нужно?

– Мне нужен Октав Бролар, – сказал Голлипек, вставая.

Ванделуп именно этого и ожидал и был слишком умен, чтобы тратить впустую время, отрицая свою личность.

– Он перед вами, – отрывисто ответил француз. – Что дальше?

– Значит, вы признаете, что являетесь Октавом Броларом, сосланным в Новую Каледонию за убийство Адель Блонде? – спросил доктор, похлопывая ладонью по столу.

– Перед вами – признаю. – Ванделуп подошел к двери и запер ее. – Перед другими – нет!

– Зачем вы заперли дверь? – спросил Голлипек угрюмо.

– Я не хочу, чтобы о моих личных делах знал весь Мельбурн, – учтиво ответил Гастон, возвращаясь к очагу. – Вы боитесь?

Что-то снова разладилось в организме доктора Голлипека, и он заскрежетал – то был суровый иронический смех.

– А у меня испуганный вид? – спросил он, раскидывая руки.

Ванделуп нагнулся к лежащему у его ног открытому чемодану, вытащил из него револьвер и направил его ствол прямо на доктора.

– Вы превосходная мишень, – быстро заметил француз, кладя палец на спусковой крючок.

Доктор Голлипек сел и снова пристроил на коленях носовой платок.

– Весьма вероятно, – спокойно ответил он, – но на этой мишени вы практиковаться не будете.

– Почему же? – спросил Ванделуп, все еще держа палец на спусковом крючке.

– Потому что выстрел встревожит весь дом, – безмятежно проговорил Голлипек, – и если меня найдут мертвым, вас арестуют за убийство. Если же я буду только ранен, я смогу рассказать несколько фактов о мистере Октаве Броларе – фактов, которые возымеют очень неприятное воздействие на жизнь мистера Гастона Ванделупа.

Ванделуп со смехом положил револьвер на каминную доску, зажег сигарету и сел напротив Голлипека.

– Вы храбрый человек, – заметил он, невозмутимо выпуская струйку дыма, – я восхищаюсь храбрыми людьми.

– Вы умный человек, – ответил доктор. – Я восхищаюсь умными людьми.

– Очень хорошо, – сказал француз, скрестив ноги в лодыжках. – Поскольку мы понимаем друг друга, я жду, когда вы объясните цель вашего визита.

Доктор Голлипек с похвальным самообладанием положил руки на колени и выполнил просьбу мистера Ванделупа.

– Я прочел в газетах Балларата и Мельбурна, – негромко начал доктор, – что Селина Спроттс, служанка миссис Вилльерс, мертва. В газетах говорилось, что подозревается убийство, и, согласно показаниям Китти Марчёрст, которую, кстати сказать, я хорошо помню, покойная была отравлена. Тело обследовали, но не обнаружили никаких следов яда. Зная, что вы знакомы с Мадам Мидас, я понял, что это особый случай – тем более что свидетельница видела, как был дан яд, но никаких следов оного не смогли найти. Поэтому я приехал в Мельбурн, повидался с доктором, который обследовал тело, и выслушал его мнение по этому вопросу. Симптомы, описанные как признаки апоплексии, были схожи с симптомами, при которых в Париже умерла женщина по имели Адель Блонде. Тот случай описывается в книге господ Превола и Лебрана. У меня появились кое-какие подозрения, я принял участие в химическом анализе тела и выяснил, что женщина по имени Спроттс была отравлена экстрактом болиголова – тем же самым ядом, который фигурировал в деле Адели Блонде. Человек, отравивший Адель Блонде, был сослан в Новую Каледонию, сбежал оттуда и явился в Австралию. Он приготовил яд в Балларате… А причина, по которой я сегодня сюда заглянул, – это чтобы узнать, зачем месье Октав Бролар, более известный под именем Гастона Ванделупа, намеревался отравить Мадам Мидас, вместо каковой по ошибке отравил Селину Спроттс!

Если доктор Голлипек рассчитывал смутить Ванделупа подробным перечислением фактов, он никогда в жизни не ошибался сильнее, потому что сей молодой джентльмен хладнокровно выслушал его до конца и, вынув сигарету изо рта, спокойно улыбнулся.

– Во-первых, – вежливо сказал Гастон, – я признаю правдивость всей вашей истории, за исключением последней ее части. И я должен сделать вам комплимент: то, что вы догадались идентифицировать Ванделупа как Бролара, достойно восхищения, хотя вы не можете предоставить никаких доказательств, что это одно и то же лицо. Что же касается смерти мадемуазель Спроттс, – да, она умерла так, как вы сказали. Но хотя я и изготовил яд, я его не применял!

– Тогда кто же применил? – спросил Голлипек, заранее приготовившийся к такому запирательству.

Ванделуп разгладил ус и остро посмотрел на доктора.

– Китти Марчёрст, – хладнокровно ответил он.

Дождь дико колотил в окно, кто-то в нижней комнате играл неизменный вальс «Однажды летней ночью в Мюнхене», а Ванделуп, откинувшись на спинку своего кресла, пристально глядел на доктора Голлипека, который недоверчиво взирал на него.

– Это неправда! – резко сказал доктор. – Какие у нее были причины отравлять мисс Спроттс?

– Никаких причин, – мягко проговорил француз. – Но у нее были причины отравить миссис Вилльерс.

– Продолжайте, – угрюмо сказал Голлипек. – Я не сомневаюсь, вы состряпаете отличную историю!

– С вашей стороны очень любезно делать мне комплименты, – беспечно ответил Ванделуп. – Но так уж вышло, что в данном случае я говорю правду. Китти Марчёрст была моей любовницей.

– Значит, это вы погубили ее? – вскричал доктор, отталкивая свое кресло.

Француз равнодушно пожал плечами.

– Если вы должны называть это именно таким словом, то – да, – просто ответил он. – Но она упала мне в руки, как спелое яблочко. Уж конечно, – с издевательской ухмылкой добавил Ванделуп, – вы, в вашем-то возрасте, не верите в добродетель?

– Нет, верю! – яростно ответил Голлипек.

– Ну и глупец!

Гастон бросил развратный взгляд на отражение своего красивого лица в зеркале.

– Бальзак был прав, как никогда, утверждая, что добродетель женщины – это самая великая выдумка мужчины. Но не будем сейчас обсуждать мораль. Мадемуазель Марчёрст отправилась со мной в Мельбурн и жила там в качестве моей любовницы. Потом она захотела, чтобы я женился на ней, а я отказался. У нее был пузырек с ядом, изготовленным мною, и она угрожала покончить жизнь самоубийством, приняв этот яд. Я помешал ей это сделать; тогда она покинула меня и сделалась актрисой. Когда она встретилась с Мадам Мидас и стала жить у нее, мы возобновили наше знакомство. В ночь того… Ну, убийства, если вам угодно так это называть – мы с мадемуазель Марчёрст вместе были на балу. Она услышала, что я собираюсь жениться на Мадам Мидас, и спросила меня, правда ли это. Я этого не отрицал, и она сказала, что скорее отравит миссис Вилльерс, чем увидит ее моей женой. Мадемуазель отправилась домой и, не зная, что в кровати с Мадам Мидас спит ее служанка, отравила питье… Последствия вам известны. Что же касается истории с рукой… Ба, да это же просто сцена из пьесы, только и всего!

Доктор Голлипек встал и принялся расхаживать туда-сюда на небольшом пространстве, свободном от беспорядка.

– Ну вы и дьявол! – сказал он, с восхищением взглянув на Ванделупа.

– Потому что не я отравил ту женщину? – издевательски спросил Гастон. – Ха! Да у вас морали меньше, чем я думал.

Доктор не обратил никакого внимания на насмешку. Засунув руки в карманы, он повернулся к молодому человеку.

– Завтра я дам показания, – сказал Голлипек негромко, пристально глядя на француза. – И докажу, что женщину, несомненно, отравили. Чтобы это доказать, я должен буду сослаться на случай Адель Блонде, и тогда вы будете впутаны в дело.

– Простите, – холодно заметил Ванделуп, стряхивая пепел со своего бархатного пиджака, – в дело будет вовлечен Октав Бролар, который в настоящее время, – он бросил на Голлипека пронзительный взгляд, – находится в Новой Каледонии.

– А вы в таком случае кто такой? – угрюмо спросил доктор.

– Я друг Бролара, – сдержанно ответил Ванделуп. – Я, Бролар и Превол – один из авторов книги, на которую вы ссылаетесь, – вместе изучали медицину. И, разумеется, мы знакомы с ядом, экстрагированным из болиголова.

Француз говорил так спокойно, что Голлипек озадаченно посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду.

– Вы хотите сказать, что Бролар и Превол были студентами-медиками? – с сомнением спросил он.

– Именно, – ответил мистер Ванделуп, грациозно махнув рукой. – Гастон Ванделуп – это вымышленная личность, которую я создал ради собственной безопасности… Вы же понимаете. Как Гастон Ванделуп, друг Бролара, я знаю об этом яде все, и я создал его в Балларате просто в порядке эксперимента. Я дам показания против женщины, которая была моей любовницей и отравила Селину Спроттс болиголовом – как Гастон Ванделуп.

– А не перекладываете ли вы на девушку свою вину? – спросил доктор, подойдя к нему.

Француз небрежно сунул руку в карман.

– А каким образом я смог бы пустить в дело яд? Я не мог отправиться в Сент-Килду, перебраться через усыпанную битыми бутылками стену и совершить преступление, как утверждает Китти Марчёрст. Если бы я все это проделал, остались бы следы… Но, уверяю вас, виновна мадемуазель Марчёрст, и никто другой. Она находилась в комнате… Мадам Мидас спала в кровати. Что было легче, чем влить яд в стакан, который стоял под рукой? Тем не менее я не говорю, что она сделала это умышленно! Импульс… Умопомрачение… Называйте как хотите… Но она это сделала.

– Господи боже! – горячо вскричал Голлипек. – Вы пытаетесь набросить веревку на шею девушки даже раньше, чем та предстала перед судом. Я считаю, что отравитель – вы сами.

– Если б я был отравителем, – хладнокровно парировал Ванделуп, – то рисковал бы быть разоблаченным, встав на место свидетеля. Пусть будет так. Я рискну дать показания, но прошу вас молчать о том, что Гастон Ванделуп – это Октав Бролар.

– Да почему же я должен молчать? – резко спросил доктор.

– По многим примечательным причинам, – вежливо ответил Ванделуп. – Во-первых, как друг Бролара я могу привести доказательства против мадемуазель Марчёрст не хуже, чем если б я появился там, как сам Бролар. Во-вторых, у вас никаких улик, чтобы идентифицировать меня как убийцу Адель Блонде. И наконец, предположим, вы докажете мою личность – какое удовлетворение вы получите, отправив меня обратно во французскую тюрьму? Я уже достаточно пострадал за свое преступление, а теперь я богат и респектабелен. Так зачем снова ввергать меня в пучину? Прочитайте «Отверженных» Гюго, прежде чем ответить, мой друг!

– Я давно уже прочел эту книгу, – угрюмо ответил Голлипек, не желая показать, насколько его впечатлил последний довод. – Я ничего о вас не расскажу, если вы немедленно покинете колонию.

– Согласен, – сказал Гастон, показав на чемодан у своих ног. – Как видите, я решил пуститься в путь еще до вашего прихода. Есть еще какие-нибудь условия?

– Никаких.

Доктор снова обмотал шею шарфом.

– С Октавом Броларом я не имею ничего общего; я просто хочу выяснить, кто убил Селину Спроттс. И если это сделали вы, я вас не пощажу!

– Не говорите «гоп», пока не перепрыгнете, – елейно ответил Ванделуп, подойдя к двери и отперев ее. – Я готов выдержать испытание судом, и это должно вас удовлетворить. Итак, я останусь в Мельбурне и пробуду здесь достаточно долго, чтобы доставить вам удовольствие повесить эту женщину за убийство, а после уеду в Америку.

Доктор Голлипек торопливо двинулся к двери: спокойная жестокость этого человека внушала ему отвращение.

– Не хотите ли бокал вина? – остановил его Гастон.

– Пить вино с вами? – грубо сказал доктор, смерив француза взглядом с ног до головы. – Увольте, я бы подавился!

И он быстро вышел.

– Хотел бы я, чтобы ты подавился, – любезно заметил мистер Ванделуп, возвращаясь в комнату. – Тьфу! Что за дьявол этот доктор! Какой опасный дурак! Но я взял над ним верх. Во всяком случае, – он зажег еще одну сигарету, – я спас Ванделупа от страданий за преступление Бролара.