Глава 8. Проигрыш

Точки сбора мы достигли затемно. Там собралось несколько отрядов, и лагерь раскинулся по берегу очень далеко. Криит приказал размещаться с западного края, сам пошел поприветствовать лидера. Командиры последовали за ним, и я вместе с Даарой — моего мнения никто и не спрашивал.

Криит спрыгнул с коня и коротко поклонился мужчине. Тот был заметно старше и тоже носил золотой обруч на волосах.

— Рад тебя видеть, Ракиид. Прими под начало меня и моих воинов.

— Принимаю, брат, — мужчина улыбнулся, а потом бросил взгляд на море. — Нам тут недели три торчать, так что наберись терпения. Но леса здесь богатые, голод нам не грозит.

— Мы сможем о себе позаботиться, брат, — ответил Криит.

Я же наблюдала как Дотлаак, который сразу рванул в сторону, отыскал других шаманов. И теперь они втроем что-то бурно обсуждали, бесконечно поглядывая на меня. Поежилась. Похоже, бедняжке Тали не суждено прожить слишком долго. Надо держаться поближе к Дааре или Крииту — если и есть спасение, то только за счет их поддержки.

— Приветствую, великая Даара! — обратился Ракиид громче. — Ты с каждой нашей встречей становишься красивее. Что у тебя там за пазухой? Сестренку себе отыскала? — и расхохотался.

— Ну да, — ответила с тем же смехом Даара. — Сестренку! Глянь, как хороша. Но не заглядывайся — не отдам. Криит из-за нее хоть изредка улыбаться начал, так что считай ее нашим главным оружием в этой войне.

Ракиид весело подмигнул брату:

— Ясно. А отец все шутил, что ты тикийскую ящерицу третьей женой возьмешь. Ну что ж, он почти угадал, хотя твоя женщина намного симпатичнее ящерицы! Ладно, кормите свое главное оружие, да под себя укладывайте. Все разговоры завтра.

Мы и правда падали с ног от усталости. Но и каша из злаков показалась как никогда вкусной. Я намеренно сидела между Криитом и Даарой, подальше от шаманских интересов.

Когда пошли в палатку, спросила:

— Третьей женой? То есть у тебя уже есть две жены, сын вождя?

— Есть, — он открыл занавесь и пропустил меня внутрь. Сам в темноте отыскал лампаду.

— Это… странно.

— Почему странно? У нас говорят так: первую жену выбираешь головой, вторую — чтобы угодить отцу, а третью берешь, только если без нее сердце не на месте. Далеко не у всех наших водится больше одной, но меня статус обязывает.

— Расскажи подробнее, — мне в самом деле было любопытно. Две жены есть, но это не препятствует ему заводить женщин во всех поселениях, куда явится?

Он улыбнулся, сел напротив лежанки.

— Первая моя жена, старшая сестра Даары, вызывает во мне чувство уверенности и бесконечного уважения. Мы знакомы с детства, потому наш союз был предсказуем. Но ребенка она зачать не смогла — такое случается. Потому-то статус и обязывает меня обзавестись тремя — чем больше жен, тем больше здоровых сыновей.

Сестра Даары? Та назвала себя «дальней родней»… Но теперь все легко складывалось: старая привязанность, родственная поддержка и положение Даары в отряде.

— А вторая? Она родила тебе сына?

— Вторую я еще не видел. Отец выбрал ее и совершил брачный отряд, когда я был на Тикийской территории. Говорят, она красива. Но я почти сразу отправился сюда, как уже рассказывал. Потому короткое время потратил на то, чтобы встретиться с первой — все же она мне намного ближе.

— Не видел свою жену? — изумилась я.

— Да. А что тут странного? Успеется еще. Если вернусь отсюда живым. А если не вернусь, то и лучше, что мы друг друга не успели узнать. Она нетронутая, сможет выйти замуж за кого-то другого.

Мне буквально все казалось странным.

— Но ведь они знают, что в походе ты берешь других женщин?

— Конечно. Говоришь так, будто в этом есть что-то удивительное. Или ты вовсе не знаешь мужчин.

Мужчин я не особенно знала, но сравнивала с нашим укладом. Некоторые семейные пары ругались так яростно, что и одной жены для иного мужчины многовато.

— Все равно не понимаю — зачем же целых три?

— Если бы у моего отца не было третьей жены, то я бы не родился, — пожал он плечами.

Да, у бесов просто другое восприятие. И ревность их женщинам будто чужда. Вспомнился первый разговор на эту тему:

— А Даара?

— Что Даара? — он не понял.

— Ну… мне показалось, что у вас с ней любовь. Я ошиблась?

— С Даарой? Нет. Моя первая жена — ее родная сестра, разве я не сказал? Взять Даару третьей — это извращение.

Подумаешь! У этих извращенцев, оказывается, есть еще что-то, что выходит за рамки! Но я задумалась… Вполне возможно, что мне поначалу не показалось. Даара могла испытывать чувства к Крииту, но между ними непроницаемая стена традиции. И ведь тоже знает его с детства… Если я права, то каково это — видеть, как он берет в жены сестру, и понимать, что на этом любые отношения между ними становятся запретными? Но в ответе Криита я напряжения не уловила. Значит, если влюбленность и есть, то она невзаимна. Захотелось выяснить до конца:

— То есть ты любишь первую жену?

— Люблю, конечно. И ни разу не пожалел об этом союзе.

— Но хочешь меня?

— Очень-очень хочу, — он, улыбаясь, придвинулся ближе. — Давай уже перейдем непосредственно к этому вопросу?

— Подожди, Криит… — я поставила руку впереди.

Он лукаво прищурился:

— Объясни мне свой интерес к этой теме, Синяя Жемчужина. Ты решила, что Ракиид говорил всерьез? Примеряешь на себя мысль стать моей третьей женой?

До этого вопроса я так не думала, а теперь представила… Ответила задумчиво:

— Нет, не примеряю. Я бы не смогла… даже если бы любила тебя. Тем более если бы любила, то не смогла бы быть просто очередной.

— Ваш народ ревнив. У нас тоже бывают такие женщины, но это считается глупостью.

— Зато мужчинам ревновать можно? Правильно я понимаю?

— А зачем женщине больше одного мужчины? У нее ведь совсем другое естество. Отдаваясь, она отдает не только тело, но и эмоции, все без остатка. Если зачнет ребенка от любимого, то все эмоции направляет на него. Мужчина же только сеет.

— Несправедливо!

Он приподнялся выше, чтобы его глаза оказались на уровне моих, а губы совсем рядом:

— Я понял. Третьей женой ты стать не мечтаешь. А я и не собирался предлагать. Видишь, у нас полное понимание? Иди выпей отвар, а потом сними платье, если хочешь, чтобы оно осталось цело.

Я поспешила выполнить, а в крови самовольно разгоралось предвкушение.

Но на этот раз Криит не спешил.

— Открой рот, покажи жемчужину.

И после — долгий, пронизывающий нежностью поцелуй. После губ он спустился на шею, потом грудь, лаская соски языком. Тело желало большего, но я бы не подумала торопить. Его пальцы мягко проходились по тем местам, где не касались губы. Занырнули в промежность, я выгнулась и попыталась закрыться. Но Криит усмехнулся:

— Это у вас тоже считается стыдным? Но ведь ты обещала делать все, что захочу. Поэтому не сжимайся, расслабься.

Я немного раздвинула бедра, но это было слишком. Тут никакая воля не помогала — стоило ему коснуться внутри какой-то точки, как меня прошибало так, что тело подбрасывало. Я зажала ладонью рот, чтобы не вскрикивать, но глаза закрывались. Еще раз — совсем мягко. А когда он прошел чуть быстрее, то у меня самоконтроль совсем отказал. Что он делает? Слишком сильные ощущения, чтобы их перетерпеть.

— Криит, возьми меня… Я прошу!

— Просишь?

— Да… — я нисколько не соврала. — Прошу. Я сейчас хочу тебя так, как ничего раньше не хотела.

Он мучительно медленно убрал пальцы, потом навис надо мной, коснулся губами моих. Я только от этого готова была закричать от разрывающих эмоций. Ввел член внутрь, я задрожала. Два медленных толчка, затем немного быстрее. Я задыхалась, словно начиналась беспричинная истерика. Почему он не берет меня резко, вколачиваясь, как делал это раньше? Мне до безумия хотелось, чтобы он усилил напор.

При этом внимательно смотрел на мое лицо:

— Почему ты сдерживаешься?

Разве я сдерживалась? Да я металась под ним, даже не пытаясь анализировать настолько яркие ощущения.

— Почему ты сдерживаешься? Боишься показать, насколько тебе нравится?

И убрал мою руку от лица. Я и не поняла, что зажимала ладонью рот, чтобы не начать стонать. Быть может, и правда, боюсь показать. Потому что это как признание. Он улыбнулся:

— Не поддавайся мне, Синяя Жемчужина, если это так тебе претит. Но себе-то поддайся.

И снова толчок. Я закусила губу — и он это заметил. Смотрел на меня, вылавливая каждую реакцию, будто пытался чего-то добиться. Ускорился, я не выдержала — и захлебнулась тихим стоном.

— Так лучше.

Как бы я ни собиралась сдерживаться, но чем резче он входил, тем более неконтролируемо открывался мой рот. И стоны. Свои стоны я теперь слышала словно со стороны и ничего не могла с ними поделать. Эта буря была теперь совсем другой, она накатывала и не отпускала, а потом с того же уровня накатывала сильнее. И вдруг все возбуждение собралось в одной точке и взорвалось, прошибая до самой последней клетки. Как будто огрело, оглушило, я потерялась в себе, задохнулась. А он продолжал еще более резкие толчки, на которые я не могла реагировать. Постепенно приходя в себя, просто принимала остатки его страсти. Потом он выплеснулся внутрь, замер на несколько мгновений и вышел.

Я до сих пор не могла говорить. Кроме того я не представляла, о чем можно теперь говорить. Этот взрыв был настолько непонятным ощущением, что даже после того, как прошел, продолжал путать мысли. И тело стало безвольным, словно лишенным последней энергии. И никаких остатков бури, которая раньше просто не доходила до своего пика.

Криит лег на спину и подтянул меня на свое плечо, обнял другой рукой.

— Теперь спи, Синяя Жемчужина.

— Сын вождя… — я говорила очень-очень тихо. — Я кое-что должна сказать, чтобы перед собой остаться честной. Я ненавижу тебя по-прежнему, но признаю, что испытала с тобой невообразимое. И совершенно точно захочу снова. Наверное, это называется страстью. Просто знай это и не обвиняй больше в лживости.

— Тогда и я скажу. Не воспринимай эту страсть как смирение или проигрыш мне. Я хорошо знаю, насколько разными эмоциями может раздирать изнутри, принимай их все. И ты начинаешь мне нравиться — я не знаю, что потом с этим буду делать. И тоже принимаю, потому что бороться с собой бессмысленно. Назови свое имя, я никогда его не забуду.

— Когда-нибудь в следующей жизни, сын вождя.

— Видишь, Синяя Жемчужина, мы идем в разных направлениях. Тебе начинает нравиться то, что я делаю с твоим телом, но не я сам, мне же начинает нравиться не только твое тело. Кажется, я проигрываю. А я этого не умею.