15
Китти приподняла одну бровь. У нее это просто отлично получается, и этим движением она выражает все свои эмоции примерно последние полчаса, пока я, путаясь и срываясь на «Ты представляешь?!», пересказываю ей события последнего дня. Я рассказала и про Доминика, и про историю Института, и про то, как Шеф меня спас, и главное — про папку, которую прижимаю к груди как школьница. Умолчала я только об истинной сущности Шефереля и об истории Виктора — раз они вместе, то пусть и разбираются сами. Вампиры народ церемонный, тайны друг другу открывают медленно.
Мы сидели в курилке нашего этажа, с ногами забравшись на подоконник, и смотрели, как сумерки превращаются в день. Китти только что вернулась со смены, где в который уже раз не обнаружила меня, и теперь, отчаянно зевая, слушает мой рассказ.
Дым от ее крепких «Мальборо» вьется вверх, почти ровной белой ниточкой — настолько неподвижно сидит вампирша. На словах о Доминике и всей истории его противостояния с Шефом она на мгновение поджимает губы — я едва успела заметить это мимолетное движение! — и хмурит брови.
— То есть положение серьезное, я правильно поняла? — уточняет она, когда я выдыхаю, произнеся последнее слово.
— Насколько я могу судить — серьезнее не бывает, — я пожимаю плечами, — раз он столько лет не совался в город, значит, у него не было преимущества. А теперь — пожалуйста, приветы передает.
Вампирша кивает, хмурясь на свое отражение в стекле, и выпускает в него струю дыма.
— Знаешь, — медленно говорит она, поправляя волосы таким быстрым движением, что они на секунду вздрагивают, как от порыва ветра, — Виктор не объявлял военного положения по нашему отделу…
— И?.. — Вдруг до меня доходит. За спиной кто-то снова открывает невидимую дверь. — Ты хочешь сказать, что в случае открытой войны вампиры не пойдут с нами?!
Китти переводит на меня взгляд и красноречиво приподнимает брови.
— Погоди, — я трясу головой, — но вы же так давно с нами…
— Да, — она вздыхает, притушив бычок о край банки из-под кофе — этой вечной спутницы любой курилки в любой вселенной, — боюсь, что именно так. Насколько я знаю, все вампиры, кроме меня, здесь не на службе, а по договору.
— Как и ведьмы, насколько я помню… — тяну я. Безудержная радость обретения отца уступает место страху — как мы справимся, если Доминик набирал свою армию годами, а у нас, получается, только несколько оборотней и пара целителей? Это же будет бойня…
Китти задумчиво кивает:
— А что насчет твоего отца? — Она отрывает взгляд от солнца и поворачивается ко мне, потянувшись за сигаретой. Вампирша курит как паровоз, и вся комнатка в дыму, как в тумане. Еще немного — и я начну кашлять. — Собираешься его навещать?
Я пожимаю плечами, не в силах сдержать улыбку. Уже полгода я жила с мыслью, что на этом свете у меня никого нет, только сомнительной честности нелюдь, — и вдруг у меня есть отец.
— Не знаю, — я сжимаю папку так, будто от этого зависит моя жизнь, — мне бы хотелось, но вряд ли сейчас подходящее время. К тому же, если он спросит, чем я занимаюсь, — что я отвечу? «Работаю оборотнем, кстати, спасибо, что наградил меня этим геном»? Надо столько всего продумать…
Китти кивает, снова отворачиваясь к окну и смотря на череду зданий дальше по Невскому. Отсюда их не должно быть видно, но у Института какое-то свое, загадочное место в городе, и я совсем не уверена, что оно согласуется с картами.
— Я уже почти не помню своего, — произносит она, прислоняясь головой к окну. — А ты сходи. Попробуй познакомься. Никогда не знаешь, что ждет нас завтра. Или даже сегодня — вдруг ядерная война.
Я продолжаю убирать листы в папку, пытаясь разложить их по датам и важности одновременно.
— Завтра не ядерная, завтра — обычная, нечеловеческая, — пытаюсь скаламбурить я.
— Трусишь?
— Нет, хуже даже, наверное, — я вынимаю из «уголков» фотографию и снова начинаю ее разглядывать, — просто не хочу. Вот я знаю, что он у меня есть — и он мне нравится. Он, похоже, не трус и, наверное, не дурак. Я вижу, каким он был до моего рождения, — и мне нравится искать в его лице свои черты. Для меня он сейчас идеальный. А вдруг он растолстел? Или стал лысым? — Я перевожу взгляд на вампиршу, которая, скептически улыбаясь, слушает меня. — Или не захочет меня знать? Или хуже — будет достаточно вежлив, чтобы не выгнать и не отмахнуться, но недостаточно раскован, чтобы общаться? Ненавижу это неловкое молчание двух воспитанных людей!
Китти коротко смеется:
— Дура ты, Черна.
— Может быть, — я аккуратно завязываю тесемки, — но мне достаточно того, что он есть. Может быть, потом, когда все закончится, я и найду его. Но не сейчас.
Вампирша качает головой, всем своим видом изображая осуждение:
— А что будешь делать с Шефом?
— Избегать.
Китти выгибает бровь:
— Умно.
— Да знаю, — я вздыхаю, откидываясь на кафель стены, — просто сложно жить в одной квартире после такого. Наверное, вернусь в свою. Да и слухов будет меньше.
— Их уже предостаточно, — вампирша фыркает, — я запоминать не успеваю.
— Какой самый интересный?
— Что ты отбила его у какой-то Айджес приворотным зельем, — Китти не выдерживает и заходится своим легким вампирским смехом, — не думала, что в таком месте, как Институт, верят в приворотные зелья!
— Не могу поверить, что здесь кто-то допускает, что у Айджес можно отбить мужчину!
Я невольно вспоминаю все те моменты, когда встречала их с Шеферелем вместе, и сердце колет — мысль, что пришлось бы сейчас делить его с кем-то, невыносима. Исчезла куда-то Айджес — и хорошо.
Дверь скрипит, и мы с Китти оборачиваемся на звук.
Платиновые волосы, точеные черты лица, идеальная фигура, алая помада.
— Чирик, тебя зовет Шеф, — суккуб улыбается, — он в кабинете.
Китти ушла спать — она зевала так яростно, что я то и дело вздрагивала, когда ее клыки мелькали рядом. В кино нам постоянно показывают, что вампиры выглядят как люди, преображаясь только над шеей какой-нибудь красавицы. На самом деле все намного проще. Клыки появляются сразу после обращения — в организме каким-то образом происходит резкий выброс кальция, который и позволяет резцам немного удлиниться. И больше они никуда не исчезают, сопровождая вампиров как на охоте, так и во время мирного разговора за чашечкой кофе — чем, кстати, обеспечивают им довольно специфическую артикуляцию, которую я стала отличать на слух совсем недавно. Какой-то сверхъестественной остротой клыки тоже не обладают — кожа прокусывается не за счет зубов, а за счет мышц челюсти, которые достаточно сильны, чтобы просто продавить ее и разорвать вену. Так что питание вампиров не слишком эстетично и довольно болезненно для жертвы.
Вот такое развенчание мифов.
Собственно, все эти мысли крутились у меня в голове исключительно из-за того, что я ловила себя на нешуточном желании впиться Айджес в ее идеальную шею. Она шла впереди, как будто я не знала дороги до кабинета Шефа, и была вся такая идеальная, что даже смотреть на нее больно — в основном, для моего самолюбия.
Суккуб распахнула передо мной дверь кабинета и, обворожительно улыбнувшись, ушла. Я ступила внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь.
Шеф стоял спиной ко мне и быстро перебирал какие-то бумаги. Услышав, что я вошла, он обернулся и кивнул на кресло. На мгновение задумавшись, я осталась стоять.
— Ты что-то хотел?
Он не обернулся, только сосредоточенно искал какие-то документы под снежной крепостью бумаг.
— Я хотел, — одной рукой перекладывая стопки, другую он опустил в карман плаща и, вытащив продолговатую папочку, протянул ее мне, — чтобы ты уехала отсюда. Сегодня. И не возвращалась, пока я не дам тебе знать, что можно. Когда бы это ни случилось.
Произнеся последние слова, Шеф обернулся ко мне. У него было то жесткое выражение лица, которое я видела всего несколько раз — например, когда погибла Зена. Это значило, что спорить сейчас с ним бесполезно.
Я медленно перевела взгляд на папку:
— Это билет?
— Именно, — он нетерпеливо встряхнул папкой, требуя, чтобы я ее забрала, — и паспорт. На другое имя, но полностью настоящий.
Взяв папку негнущимися пальцами, я перевела взгляд на Шефа. Внутри действительно лежал билет на самолет и загранпаспорт. Из любопытства я открыла первую страницу — выписан на имя некой Александры Вейдер. То, что Шеф выбрал для меня то же имя, под которым сам фигурировал в официальных документах, на мгновение обдало теплой волной, но тут же отступило — он высылает меня.
— Почему?
— Что «почему»? — с самым безразличным видом уточнил Шеф, полностью поглощенный поисками.
— Почему ты высылаешь меня из города?
— Потому что здесь становится небезопасно.
— Да что ты! — Я не удержалась от сарказма. — А я и не заметила этого, когда твой главный враг пытался вывернуть мне руку!
Шеф замер. Медленно опустил руки и так же медленно обернулся ко мне. Льдистые глаза казались сейчас особенно холодными, на лице отразилось что-то нечеловеческое, как будто его истинная сущность на мгновение вырвалась наружу:
— Ты соберешь вещи. И уедешь сегодня вечером.
— Нет!
Он наклонился, оказавшись на одном уровне со мной, и прошипел:
— Не заставляй меня приказывать тебе!
— Ты знаешь, что приказы на меня не действуют! — Мои щеки полыхали, но я не собиралась отступать. Если Китти говорила правду, и вампиры не будут участвовать в грядущем бое, то Институту будет нужен каждый свободный нелюдь, даже такой слабый и неопытный, как я.
— Я могу сделать так, что подействуют, — тихо произнес он, и в этих словах было столько угрозы и силы, что меня затрясло, — или отправить тебя самолетом под капельницей, так что ты вообще ничего помнить не будешь.
Шеф медленно разогнулся и вернулся к разбору стола:
— Будешь жить в Праге, у моего приятеля, я его предупредил. А когда тут все успокоится, вернешься. Все.
Пару минут я стояла за его спиной, сжимая папку с билетом в руке, и злилась настолько, что едва могла сдержаться от превращения, но Шеф не обращал на меня никакого внимания. И тогда я решилась на последний шаг:
— Ты боишься проиграть, да? Боишься, что Доминик победит и вырежет здесь всех, кто имел к тебе хоть какое-то отношение? Я знаю, что вампиры не выступят с вами против него. Китти сказала, что по отделу не было приказа о воен…
Я даже не успела договорить — Шеф развернулся настолько быстро, что на мгновение показался смазанной фигурой. Схватив меня за плечи, он прижал меня к двери кабинета, вышибая воздух из легких:
— Да черт бы тебя взял! Ты — маленькая глупая девчонка! От тебя нет никакого прока! Только бесконечные проблемы! Ты соберешь свои чертовы вещи и уедешь из города сегодня же, ты поняла меня?! — Он встряхнул меня с такой силой, что моя голова ударилась о дерево двери. — Ты поняла меня?! Убирайся!
Шеф отпустил, и я соскользнула на пол, только сейчас понимая, что все это время ноги мои болтались в воздухе. Папка выпала, и я наклонилась за ней — руки трясутся.
— Ты же знаешь, мне будет плохо…
— Переживешь!
Подобрав с пола досье отца и конверт с билетом, я бросила на него последний взгляд — Шеф стоял спиной, не оборачиваясь, и мне показалось, что сквозь ткань плаща я видела проступившие кости, как будто одежда стала ему велика.
Когда я ушла, он продолжал что-то искать, так и не обернувшись, чтобы попрощаться.
Как только дверь за ней закрылась, Шеферель уронил руки вдоль тела и рухнул на кресло. Уперев локти в колени, он устало опустил лицо в ладони и просидел так несколько минут, не двигаясь и ничего не говоря.
Через пару минут раздался деликатный стук, и в кабинет вошла Айджес, на секунду нерешительно замерев у порога.
— Как прошло? — Она невесомо опустилась в кресло рядом.
Шеферель вздохнул, не поднимая головы:
— Не думал, что будет так тяжело.
— Кому из вас? — горько усмехнулась суккуб. Он раздвинул пальцы и поднял взгляд на нее. Улыбка Айджес мгновенно исчезла, она потянулась вперед и сжала его плечо: — Прости, я не хотела.
Они помолчали. Суккуб рассеянно оглядывала кабинет.
— Что теперь? — спросила она.
— Планирование, тактика, стратегия и поиски уязвимых сторон противника, — Шеферель с силой потер лицо, — причем всего этого много часов.
Айджес, поддав аккуратным ноготком какой-то лист, прикусила коралловую губку:
— Шеф?
— М?
— То, что она говорила, — правда? Что с нами не пойдут вампиры и все остальные?
Шеферель медленно, как будто с трудом, разогнулся:
— Не знаю, Айджес. Вампиры не обязаны. Ведьмы не обязаны. Здесь многие работают на контракте. Обязаны, по сути, только оборотни — они присягали Оскару, а он мне.
Он поднялся, торопливо хлопая себя по карманам. При словах об Оскаре во взгляде суккуба что-то изменилось, и Шеферель горько улыбнулся, глядя на нее:
— Не думала, что дойдет до такого, а? — Он попытался скрыть настоящие чувства за напускной веселостью, но они так давно знают друг друга, что перед Айджес можно не прикидываться.
— Я всегда на твоей стороне, ты же знаешь, — суккуб встала с кресла вслед за ним и, наклонившись, быстро поцеловала в щеку.
Взгляд Шефа потеплел:
— Хорошо, что ты вернулась.