Глава 3. «Иногда вы чувствуете себя как орех»

В конце 1970-х гг. компания Peter Paul Manufacturing подняла розничную цену на шоколадный батончик Almond Joy до 25 центов. И хотя это составляло всю сумму, которую я еженедельно получал на карманные расходы, я никогда не жалел денег на конфету, рекламируемую как «кокосовый орех и миндаль, покрытые слоем молочного шоколада». В то время я и представить себе не мог, что в моей будущей карьере наступит счастливый момент, когда я смогу покупать свои любимые шоколадные батончики в счет служебных расходов. Но обстоятельство, которое я тогда упустил, оказалось сейчас как нельзя кстати: начиная с хрустящего жареного миндаля с вязким сладким шоколадом и заканчивая кокосовым орехом, вкус Almond Joy целиком определяют семена. И хотя легко поддаться искушению и воспринимать батончики Almond Joy с той точки зрения, с которой Бенджамин Франклин рассматривал пиво (как «доказательство, что Бог любит нас»), их история на этом не кончается. Батончики, сделанные из продуктов семян, не только вкусны, они также прекрасно демонстрируют невероятное разнообразие способов, которыми растения упаковывают «завтраки» для своего потомства.

Батончик Almond Joy теперь стоит 85 центов в нашей местной аптеке, но я платил за него и больше доллара, когда покупал в торговом автомате. При этом ощущаешь, что не зря потратил деньги, потому что каждая упаковка на самом деле содержит два маленьких батончика. Это дает возможность покупателю поделиться одним из батончиков с другом или сохранить его на будущее, хотя и неизвестно, поступает так кто-нибудь или нет. В моем случае обладание двумя батончиками позволяет один съесть немедленно, сохранив при этом второй для дальнейшего изучения. Поперечный разрез батончика показывает, что в его центре — кокосовая стружка (с кокосовой пальмы, повсеместно распространенной в тропиках), над ней — миндаль (с азиатского дерева, относящегося к семейству розоцветных), и все это покрыто толстым слоем шоколада (из семян невысокого дерева, происходящего из влажных тропических лесов Нового Света). Я взял образцы каждого из слоев и приготовил препараты для изучения под микроскопом. Однако, заглянув в список на упаковке, я понял, что не эти составляющие — главный продукт семян, содержащийся в батончике. Эта честь принадлежит кукурузному сиропу — подсластителю, получаемому из зерен кукурузы (злака) и часто служащему заменителем сиропа из сахарного тростника (который, между прочим, тоже злак). Как мы уже знаем из предыдущей главы, злаки вездесущи, а их семена богаты крахмалом, который легко превращается в сахара. Все остальное содержимое батончика свидетельствует о том, что семена изобрели множество способов сохранения энергии, и мы должны быть благодарны им за это.

Оболочка из молочного шоколада содержит масло какао и горькую тестообразную массу, которую кондитеры называют тертым какао или просто шоколадом. Эти продукты получают непосредственно из крупных семядолей зрелых семян, которые в обиходе называют «какао-бобы». Если какао-бобы отжать под горячим прессом, то получится масло какао — жир, составляющий более половины веса какао-бобов. Масло какао обладает важными качествами — оставаться твердым при комнатной температуре и становиться жидким при температуре выше 90 °F (32 °C). Так как нормальная температура тела человека 98,2 °F (36,6 °C), то шоколад буквально тает у вас во рту. Если какао-бобы поджарить и смолоть, то получится тертое какао. Смешивая тертое какао с различными количествами масла какао, молока и сопутствующих подсластителей, производят разнообразные сорта шоколада, которые можно приобрести в любом кондитерском магазине с широким ассортиментом товаров. Следуя далее по списку, я обнаружил еще один знакомый продукт — какао-порошок. Это измельченный жмых какао-бобов, оставшийся после того, как отжато масло какао.

В естественных условиях семена какао находятся внутри мясистых плодов небольшого тенелюбивого дерева, происходящего из лесов Мексики, Центральной Америки и бассейна Амазонки. Я часто натыкался на старые плантации какао в Коста-Рике, когда искал семена дерева альмендро. Оторвав глаза от земли, я внезапно обнаруживал себя в окружении этих плодов странной формы, напоминающих тыкву. Они росли непосредственно на стволах и крупных ветвях невысоких деревьев и были окрашены в разнообразные оттенки оранжевого, лилового, желто-зеленого и ярко-розового. Неудивительно, что какао привлекло внимание майя, ацтеков и других коренных американцев, готовивших из его зерен тонизирующий напиток, а их благоговение перед этим растением отразилось в научном названии рода Theobroma — «пища богов». Европейцам и остальным обитателям планеты потребовалась пара столетий, чтобы по-настоящему оценить вкус какао, но теперь эти деревья растут повсюду от Гватемалы до Ганы, Того, Малайзии и Фиджи, а ежегодный объем мировых продаж шоколада превышает 100 млрд долларов. Среднестатистический немец покупает около 12 фунтов шоколада в год, а жители Великобритании тратят на сладости больше, чем на хлеб и чай. С экологической точки зрения в расточительном производстве крупных, богатых питательными веществами какао-бобов прослеживается здравый смысл. Семена какао, как дерева альмендро и авокадо, эволюционировали в тенистом тропическом лесу, где для прорастания семян, а также роста и дальнейшего выживания молодых растений необходимы собственные значительные запасы энергии. Но ничего из того, что я узнал на плантациях какао, из учебников по ботанике или шоколадных батончиков, не объясняет, почему эта энергия запасается в виде жира, а не крахмала.

Я обратился к следующему ингредиенту в списке Almond Joy — кокосовому ореху, семени, которое считается одним из крупнейших в мире. Притом что он знаком каждому, кто мечтал о пальмах и тропических островах, кокосовый орех — своего рода загадка. Ботаники называют его космополитом — словом, которое вошло в широкое употребление только в XIX столетии, когда мировые империи и быстроходные корабли неожиданно предоставили человеку возможность познакомиться со всеми частями света. Для растения трудно придумать лучший комплимент, чем назвать его космополитом: это означает такое повсеместное распространение и процветание, что никто точно не знает, откуда оно родом. Кокосовая пальма получила такую возможность благодаря своим крупным односемянным плодам, способным держаться на поверхности воды. Твердая косточка, окруженная волокнистой частью плода (так называемой койрой), содержит единственное семя, в полости которого находится жидкость, известная любителям здоровой пищи как кокосовая вода. Какой бы специалист по рекламе ни придумал это название, его трудно винить в том, что он уклонился от более точного научного термина — жидкий, или внеклеточный, эндосперм. Притом что термин «эндосперм» выглядит не слишком привлекательно в рекламной кампании, не следует недооценивать его рыночный потенциал. По мере того как кокосовый орех созревает, часть его жидкого содержимого превращается в твердый эндосперм, называемый копрой — это знакомая всем белая масса, стружка из которой не только украшает конфеты и пирожные, но также широко используется при приготовлении тушеных блюд на Филиппинах, хлеба на Ямайке и чатни в Южной Индии. Если эту стружку залить водой и отжать, то получится кокосовое молоко — важная составляющая карри и соусов на побережьях всех тропических морей. А при небольшой переработке из копры можно выделить кокосовое масло, составляющее половину ее объема. Кокосовое масло — одно из пяти наиболее распространенных растительных масел в мире, которое служит добавкой к чему угодно — от маргарина до солнцезащитного крема.

Художникам-постановщикам в Голливуде кокосовые орехи неизменно обеспечивают реквизит для любой сцены в тропиках. Во множестве фильмов они использовались и как чашки для питья (от «Семейки Брейди» до «Повелителя мух»), и как чашки бюстгальтеров (в фильмах «Кинг-Конг», «Юг Тихого Океана» и в блокбастере с Элвисом Пресли «Голубые Гавайи»). Профессор, персонаж ситкома 1960-х гг. «Остров Гиллигана», использовал кокосовые орехи, чтобы конструировать полезные вещи, такие как зарядное устройство для батареек или детектор лжи. Его изобретения вряд ли следует считать преувеличением в свете того, сколько продуктов на самом деле производится из кокосовых орехов, включая пуговицы, мыло, уголь, почву для домашних растений, веревки, ткани, рыболовную леску, ковры, музыкальные инструменты и средства от насекомых. Подобная универсальность дала основание жителям Малайзии назвать кокосовую пальму «деревом с тысячью применений», а в некоторых областях Филиппин его именуют просто «деревом жизни». Но по части изобретательности ничто не сравниться с причудливой экологией самого кокосового ореха.

Когда созревший кокосовый орех падает с пальмы, он обычно попадает на песок. Устойчивость к соли, жаре и подвижному грунту помогает кокосовым пальмам в естественных условиях произрастать на тропических пляжах, откуда высокие приливы и штормы постоянно уносят их семена в открытое море. Плавающий в море кокосовый орех может оставаться жизнеспособным по меньшей мере три месяца, перемещаясь с помощью ветров и течений на сотни, а может быть тысячи, миль. В течение этого времени эндосперм продолжает затвердевать, но остается еще достаточно кокосовой воды, чтобы обеспечить прорастание семени, когда наконец волны выкинут его на сухой песчаный берег. С жидким, внеклеточным, эндоспермом, содержащим достаточно влаги, и богатой маслами копрой, обеспечивающей запас энергии, кокосовый орех может расти неделями без какой-либо поддержки извне. Проросшие кокосовые орехи с уже достигшими нескольких футов в длину яркими зелеными листьями, выставленные на рынке в тропиках в качестве рассады, вполне обычное зрелище.

Приспособленность кокосового ореха к мореплаванию — качество редкое, однако не объясняет, почему его «завтрак» отличается таким высоким содержанием масла. В конце концов, крахмал или масло какао тоже будут держаться на поверхности воды, если их упаковать в такую крупную волокнистую оболочку. Мое исследование миндаля привело к тому же основополагающему вопросу. Введенное в культуру в Центральной Азии миндальное дерево, состоящее в близком родстве с персиками, абрикосами и сливами, сначала распространилось в Средиземноморье, а затем и во всем мире. Люди оценили как его своеобразный вкус, так и пищевую ценность, потому что, в дополнение к маслу, семена миндаля запасают более 20 % энергии в виде чистого белка. Но почему это происходит? Что заставило эволюцию пойти по пути таких разных стратегий обеспечения питания зародыша в семени? Понятно, что остатки Almond Joy не могли дать ответ на этот вопрос. И хотя я не нуждался ни в чьем содействии, чтобы поглощать шоколадные батончики, мне, очевидно, нужна была помощь, чтобы разобраться в биологических особенностях их ингредиентов. Я решил, что пришло время обратиться к человеку, чье имя неоднократно возникало в ходе моих исследований и кто, по мнению многих специалистов, был «богом» в мире семян.

«А… тот самый вопрос? — переспросил он, смеясь. — Я постоянно задаю его нашим аспирантам на квалификационных экзаменах. До сих пор еще ни один из них не нашел ответа!» Будучи профессором ботаники Университета Калгари, а затем и Университета Гуэлфа в Канаде, Дерек Бьюли вот уже более 40 лет ставит в тупик студентов своими вопросами о семенах. К счастью для участников научных споров, ответы на многие из этих вопросов были получены в результате его собственных исследований. Лаборатория Бьюли занималась практически всеми аспектами биологии семян — от их образования и периода покоя до прорастания. Однако, несмотря на все свои научные достижения, профессор утверждает, что его карьера ученого сложилась лишь по воле случая.

«Место, где мы жили, не могло похвастаться зелеными насаждениями», — объяснил Бьюли, вспоминая свое детство, проведенное в «закопченном, грязном старом городке» Престоне в Ланкашире. «Мы жили в так называемом доме рядовой застройки. Перед ним не было палисадника, а все, что имелось за домом, — это полоска бетона, отделявшая его от переулка». Жизнь Бьюли могла сложиться совершенно иначе, если бы его дед, выйдя на пенсию, не уехал в деревню, где начал выращивать помидоры и разводить хризантемы и георгины, получавшие призы на выставках. Посещения деда и уход за теплицами стали для него «самым большим развлечением в детстве». Это зажгло страсть ко всей растительности мира и к семенам, из которых она произрастает. В результате этого увлечения появились сотни научных статей и четыре монографии, включая «Энциклопедию семян» (Encyclopedia of Seeds), весящую семь фунтов и насчитывающую 800 страниц, — мою постоянную спутницу в исследованиях. Я знал, что позвонил нужному человеку, но уже через несколько минут убедился, что простых ответов на свои вопросы я не получу.

«Такая эволюция кажется нелогичной», — начал Бьюли. Создается впечатление, продолжил он, что крахмал, масла, жиры, белки и все прочие способы запасания энергии представлены в растительном царстве случайным образом. Ни один способ нельзя назвать более перспективным по отношению к другим, потому что многие сравнительно недавно возникшие виды запасают энергию так же, как это делали древние растения. В довершение всего семена обычно содержат несколько типов запасных питательных веществ, соотношение которых растение, образующее семена, может менять в зависимости от количества осадков, плодородия почвы и других условий произрастания. Растения, обитающие в сходных условиях или имеющие общее происхождение, не обязательно запасают одинаковые вещества. Известно, что в семенах злаков — высокое содержание крахмала, но одно из самых распространенных растений, чередуемых в севообороте с зерновыми культурами, — рапс, чьи мелкие семена чрезвычайно богаты маслом канола. (Как и кокосовая вода, название «канола» — удачное изобретение. Легко догадаться, что любой чувствовал бы себя не в своей тарелке, рекламируя товар под названием «рапсовое^[10] масло».)

«Существует одно общее правило, — заметил Бьюли под конец. — Семена, запасающие масла, обладают большей энергией на единицу массы, чем крахмалистые семена. Масла энергетически более выгодны, чем целая куча крахмала». Он также уточнил, что семена обычно не прибегают к этому богатому энергетическому запасу вплоть до самого конца прорастания. Большинство видов растений располагает достаточным количеством сахаров в семени, чтобы зародыш пробудился к жизни и лишь потом начал более сложный процесс освоения имеющихся резервов. Крахмал относительно просто разлагается на сахара, но требуется целая последовательность химических реакций, чтобы превратить белок, жир или масло в вещество, пригодное для извлечения из него энергии, идущей на образование и жизнедеятельность клеток. Наш собственный организм работает точно так же, вот почему вы видите участников триатлона Ironman, поглощающих бананы, злаковые батончики или даже сэндвичи с джемом, а не ломти бекона или чашки оливкового масла. С точки зрения эволюции самое важное — это молодое растение, содержащееся в семени, и создание условий для его развития. Но если можно объяснить, почему семена растущих в лесу деревьев, таких как какао или миндаль, используют в качестве запасных веществ в семени масла и жиры, обеспечивающие юному растению постоянный медленный рост в тени, остается непонятным, почему семена горчицы, растущей на открытых полях, применяют тот же самый способ для быстрого роста. «Существуют и исключения», — подвел итог Бьюли. Мы говорили по телефону, но я живо представил себе, как он качает головой: «В природе всегда бывают исключения».

Британский физик Уильям Лоренс Брэгг однажды сказал, что наука не столько обнаруживает новые факты, сколько «открывает новые способы их объяснения». Разговор с Дереком Бьюли не дал мне новой информации, которая прояснила бы вопросы об энергетических запасах семян. Вместо этого он напомнил мне важную основополагающую истину о самой эволюции. Чарльз Дарвин однажды написал: «Можно извинить чувство некоторой гордости, испытываемое человеком при мысли, что он достиг… самой вершины лестницы, образуемой ступенями органического развития». Это высказывание соответствовало своему времени — эпохе, когда каждый респектабельный викторианский джентльмен ставил респектабельного викторианского джентльмена на верхнюю ступень эволюционной лестницы. Проблема заключается в самом представлении об эволюционных ступенях и лестницах — идее о направленном процессе восхождения к какому-то воображаемому совершенству. Конечно, у Дарвина было гораздо более глубокое понимание эволюции, но именно эта концепция укоренилась в нашем коллективном сознании и была запечатлена в карикатурах, научно-популярных статьях и даже в серьезных научных работах. Разум возвращается к этому представлению неосознанно, вопреки окружающей его действительности, свидетельствующей об обратном. Если эволюция ведет к чему-то единственному в своем роде, как объяснить природное многообразие — 20 000 злаков, 35 000 навозных жуков, изобилие уток, рододендронов, раков-отшельников, мошек и певчих птиц? Почему наиболее древние формы жизни на планете — бактерии и археи — более разнообразны и многочисленны, чем все остальные виды вместе взятые? Располагая временем, эволюция скорее обеспечит нас множеством разных решений, чем какой-то одной идеальной формой.

Моя ошибка состояла в предположении, что семена избрали наилучший способ запасания энергии. Мне хотелось думать, что естественный отбор устраняет различные возможности, пока не остается одна или, самое большее, несколько стратегий, каждая из которых приспособлена к определенной окружающей среде (лесу, полю, пустыне и т. д.). В действительности все намного сложнее и интереснее, как и сама эволюция — бесконечное изобретательное комбинирование возможностей. Так же как семена могут упаковывать свой «завтрак» в разные места (семядоли, эндосперм, перисперм и т. д.), так и запасенная семенами энергия может принимать различные формы. Если бы семена содержали только крахмал, они все равно процветали бы в природе, а мы зависели бы от них как от основного продукта питания. Но без масел, жиров, восков, белков и других форм запасания энергии семена, скорее всего, не обладали бы универсальностью, позволяющей им преобладать во множестве экосистем по всему свету. И человечество не могло бы рассчитывать на горох, бобы и орехи, составляющие 45 % мирового потребления белков. Мы лишились бы жаренных во фритюре блюд, покрытых линолеумом полов, краски для наших домов, смазочного масла для двигателей гоночных автомобилей и ракет, возможности восхищаться полотнами Вермеера, Рембрандта, Ренуара, Моне и Ван Гога. Все эти вещи связаны с маслами, которые получают из семян. Даже самые неожиданные запасные вещества семян оказываются полезными людям. Орехи тагуа — семена южноамериканской пальмы фителефас (можно перевести как «растение-слон») — упаковывают свой «завтрак» с помощью утолщения всех клеточных стенок эндосперма, иногда даже не оставляя места для живого содержимого клеток. В результате эти семена становятся настолько твердыми, что их можно резать и полировать, чтобы делать пуговицы, бижутерию и статуэтки, или использовать как заменитель слоновой кости для изготовления шахматных фигур, игральных костей, гребней, ножей для бумаги, декоративных рукояток и музыкальных инструментов.

«Успех — не самоцель», — утверждал Бьюли. Постоянное поэтапное усовершенствование в процессе эволюции приводит к тому, что у семян появляются все новые стратегии обеспечения себя запасными веществами, а те, что работают, скорее всего, сохранятся. Этот вывод неожиданно напомнил мне о батончиках Almond Joy и привязчивой рекламной песенке, из-за которой я, прежде всего, к ним и пристрастился: «Иногда вы чувствуете себя как орех; а иногда — нет». Рекламные ролики представляли «ореховых» людей, делающих затяжные прыжки с парашютом или ездящих задом наперед на лошади, противопоставляя их более серьезным персонажам, отдававшим предпочтение батончикам Mounds — по сути, таким же конфетам, только без миндаля. В сочетании с прилипчивым мотивом песенки, который невролог Оливер Сакс назвал «мозговым червем», эта реклама превратила Almond Joy и Mounds в самые продаваемые американские сладости. Но они еще и преподают нам важный эволюционный урок. Чтобы порадовать сладкоежек, можно усовершенствовать хороший рецепт и получить несколько удачных продуктов. Точно так же, чтобы накормить зародыши растений, существует множество способов, и, как изобретательный кондитер на шоколадной фабрике, эволюция рано или поздно их найдет.

Прежде чем завершить эксперимент с Almond Joy, я просмотрел добавки в списке ингредиентов и обнаружил еще два продукта, получаемых из семян, о которых стоит упомянуть: лецитин из соевых бобов и PGPR (полиглицерол полирицинолеат) из семян клещевины. В семенах оба этих вещества — производные запасных жиров, а лецитин играет также важную роль в мобилизации энергетических запасов. В шоколадные батончики их добавляют, чтобы поверхность была гладкой, и в качестве эмульгаторов, обеспечивающих растворение частиц сахара в масле какао. Соевый лецитин содержится и во многих других продуктах — от маргарина и замороженной пиццы до асфальта, керамики и противопригарного кулинарного спрея. Он используется даже в сердечно-сосудистой медицине, где его представляют как натуральное средство, снижающее уровень холестерина.

После эмульгаторов в списке перечислялись различные консерванты и карамель, а также содержалось предупреждение об аллергических реакциях. Но я не нашел никаких признаков последнего продукта, получаемого из семян, который искал. Чтобы его обнаружить, мне пришлось обратиться к сопутствующим товарам моего шоколадного батончика — мороженому Almond Joy Fudge и Coconut-Swirl, производимому компанией Breyer’s Ice Cream. В нем наряду с обезжиренным молоком и ароматизаторами содержится гуаровая камедь, своеобразные свойства которой оказывают воздействие на все что угодно — от фактуры мороженого и безглютенового хлеба до цен на мотоциклы в Северной Индии. Возможно, трудно найти лучший пример удивительного разнообразия энергии, запасаемой в семенах, и неожиданных путей, которыми они приходят в нашу жизнь.

Гуаровую камедь получают из неказистого на вид однолетнего растения гуар, растущего преимущественно на плантациях Раджастана — «пустынного штата» Индии. Ботаники относят гуар к небольшой группе бобовых растений, семена которых содержат эндосперм и лишены крупных семядолей, знакомых нам по бобам, арахису и другим представителям семейства бобовых. Вместо семядолей семена гуара запасают энергию в эндосперме в виде углеводов, соединенных в разветвленные цепочки. Изображения этих молекул в учебнике химии напоминают схему лондонского метро, но для зародышей растений в засушливом Раджастане они служат простым и необходимым приспособлением.

«Эти ткани играют двойную роль, — рассказал мне Бьюли. — Во-первых, они расщепляются на молекулы глюкозы, которые служат топливом для роста растения. Во-вторых, они образуют влажную оболочку, защищающую зародыш». Он объяснил, что разветвленные молекулы внутри семян гуара обладают невероятной способностью накапливать и удерживать воду. Для пустынного растения, такого как гуар, этот трюк позволяет использовать каждый редкий ливень, чтобы обеспечить прорастание семян. В ходе эволюции такая способность возникала неоднократно, например у рожкового дерева и пажитника, но каждый раз это происходило в местах с засушливым климатом.

Земледельцы Раджастана выращивали гуар в течение тысячелетий на корм скоту, иногда используя его зеленые стручки в пищу в качестве овощей. Но им улыбнулась удача, когда оказалось, что гуаровая камедь представляет собой приятный на вкус загуститель, в восемь раз более эффективный, чем крахмал. Выделенная и очищенная, гуаровая камедь нашла применение в самых разнообразных продуктах — от мороженого Almond Joy до кетчупа, йогурта и овсянки быстрого приготовления. К 2000 г. индийский экспорт гуара для пищевой промышленности исчислялся 280 млн долларов, но это было ничто по сравнению с будущими прибылями.

Термин «фрекинг» означает процесс добычи нефти и природного газа, известный в промышленности под полным названием «гидравлический разрыв пласта». Он включает бурение глубоких скважин в коренную породу и применение жидкости под давлением, чтобы разорвать газовый пласт и держать его в открытом состоянии, пока из скважины откачиваются ценные углеводороды. За последние десятилетия эта технология, когда-то не вызывавшая доверия, приобрела глобальные масштабы и позволяет разрабатывать новые обширные месторождения сланцевого газа и метана угольных пластов, принося многие миллиарды долларов прибыли. Экономисты ожидают, что таким образом можно покончить с зависимостью Северной Америки от зарубежной нефти и принципиально изменить мировой энергетический рынок. По примерным оценкам, только в Соединенных Штатах нефтяники ежегодно разрабатывают методом фрекинга 35 000 скважин. И в каждую из этих скважин закачивается несколько миллионов галлонов фрекинговой жидкости, представляющей собой смесь воды, песка, кислоты и других химикатов, которые соединяет вместе одно вещество — гуаровая камедь.

В Раджастане оптовая цена гуаровой камеди подскочила на 1500 % всего за два года, иногда удваиваясь в течение недели. Крестьяне, которые вели натуральное хозяйство и скармливали гуар коровам, неожиданно обнаружили, что могут заработать на нем достаточно, чтобы купить сначала телевизор, а затем мотоцикл. Теперь многие из них строят новые дома и проводят отпуск с семьей за рубежом. Недостаток бобов в 2011–2012 гг. привел к прекращению ряда проектов по бурению скважин в Северной Америке. А курс акций нефтяного гиганта Halliburton Corporation упал почти на 10 % за неделю, когда компания предупредила своих акционеров, что цена гуаровой камеди теперь составляет почти треть стоимости фрекинга и «окажет большее воздействие на прибыль во втором квартале, чем ожидалось».

Сокращение поставок и повышение цен вынудили предпринимателей пищевой промышленности искать новые загустители. Неудивительно, что они нашли замену в виде других растущих в сухом климате бобовых растений, семена которых содержат эндосперм, таких как кэроб (средиземноморское рожковое дерево), тара (кустарник, растущий на перуанском побережье) и кассия (коричник китайский, вечнозеленое дерево). Предполагается, что все три вида растений и выращивающих их земледельцев ожидает коммерческий успех, в основе которого лежит гуаровая камедь.

Вряд ли можно было заранее предугадать, что идея смолоть семена гуара и закачать их под землю принесет огромные состояния. Индийские отчеты об урожае еще в 2007 г. даже не упоминали о нефтедобывающей промышленности как потенциальном рынке сбыта. История гуара показывает, как достижения эволюции семян подсказывают новые способы их применения. Способность семян гуара накапливать воду позволила получить из них промышленный загуститель, а затем энергия, запасенная в семенах, неожиданно нашла применение для добычи энергии, заключенной в полезных ископаемых. Для нефтедобывающей промышленности это означает возвращение к своим истокам, потому что одно из самых производительных месторождений, разрабатываемых с помощью фрекинга, находится в штате Пенсильвания, где первая коммерчески успешная нефтяная скважина появилась в 1859 г. Для семян же буровые работы под холмами Пенсильвании означают возвращение в еще более древние времена.

Если бы целью гидравлического разрыва пласта были не углеводороды, а окаменелости, то скважины, пронизывающие сланцевое месторождение газа Марселлус в Пенсильвании, выдавали бы на поверхность фонтаны улиток и раковин моллюсков. Правда, среди них не нашлось бы ни одного семени. Не только потому, что эта горная порода сформировалась на дне моря, лишенном растительности, но и из-за того, что она появилась за миллионы лет до возникновения семян в ходе эволюции. Как и любое другое новое приспособление, семена сначала казались просто причудой природы, играя эпизодические роли в масштабном театральном представлении, идущем на подмостках эволюции. Первые семена появились в начале каменноугольного периода (от 360 до 286 млн лет назад), когда большинство растений размножалось спорами. Эти споровые растения, сформировавшие в карбоне обширные заболоченные леса, знакомы нам по их окаменелым остаткам — блестящему черному полезному ископаемому, которое мы называем углем. В Пенсильвании месторождения угля находятся в более молодых отложениях, непосредственно над сланцами, образуя слой такой толщины, что смогли обеспечить топливом промышленную революцию в Америке. Это вдохновило американских ученых весь соответствующий геологический период назвать «пенсильванским». Чтобы получить представление об эволюции семян, нефтяникам пришлось бы просто делать менее глубокие скважины и внимательно изучать отходы.

Шахтеры всегда знали, что живут в мире окаменелостей, а ученые только недавно подхватили эту идею. Последнее время группы палеоботаников — специалистов по окаменелым остаткам растений — исследуют и наносят на карты шахты старых рудников, меняя наше представление о том, где и как появились семена в процессе эволюции. Ученые осознали, что лучший способ понять экосистему каменноугольного периода — проникнуть в нее, а единственное место, где это можно сделать, — угольная шахта.