* * *

Сидели все на излюбленных местах: Самойлов и Серафимов на молескиновом диване, Нефедов на подоконнике, Крачкин в кресле, продавившемся чуть не до самого пола. Зайцев, как всегда, вышагивал по кабинету, присаживаясь то на край стола, то на подлокотник дивана.

– За что обижаться-то?

– Жить-то с ней в квартире пригласила, прислуживать себе – пожалуйста, а мебелишкой делиться – ни-ни.

– Богиня, – пожал плечами Крачкин. – Богам положено быть капризными.

– В общем, если не брешут соседи эти, – продолжал Самойлов, – затею они все приняли на ура. Почли за честь. Сами перетащили все ее имущество в самую большую залу. А потом радостно вселились со своими манатками в опустевший апартамент.

– Коммуна прямо какая-то, – все не мог себе этого представить Зайцев.

– Ну… И понятно, что ее затею вернуться в кино они тоже хором одобрили.

– Она и это с ними обсуждала? – уточнил Крачкин.

– То-то я, когда первый раз Синицыну допрашивали, подумал: на хрена ей столько гусиного жира? А свежих яиц? Это ж обожраться можно. А ей, видишь, для омоложения. Горло, видишь, яйцами полоскать… Голос разрабатывать. Я еще тогда обратил…

– Только почему-то никому об этом не сказал, – безжалостно прервал Крачкин. – Забыл сказать, наверное.

Самойлов надулся.

– Ладно тебе, Крачкин. У нас у всех факты были под носом.

– Черт-те что. Все не то, чем выглядело, – признал Серафимов. – Старуха оказалась молодой бабой, а соседи – прислугой.

– Меня другое больше удивляет. Ночью в любой квартире более или менее тихо. Спали все. Хорошо, я верю.

– А я нет, – встрял Самойлов.

Крачкин демонстративно повторил:

– …верю. Имею ту же эксцентрическую привычку – спать по ночам… Но в тишине любой звук слышнее.

Зайцев обернулся от Крачкина – к Самойлову:

– А какие комнаты с комнатой убитой соседствуют стена в стену?

Самойлов справился в блокноте:

– Ступников и Легри.

– О, покалякать с ними надо попристальнее. Отлично. …Крачкин, а ты о чем задумался теперь?

Взгляд у старого сыщика не сразу вынырнул на поверхность.

– Вы подумайте… Какая верность кумиру, – нехотя ответил он.

– Я все-таки не отказываюсь от своих слов, – снова пошел в бой Самойлов. – Мое предположение: ищи среди соседей. Особенно женского пола. Хоть какие они поклонники. Когда люди вместе живут в одной квартире, срут в один нужник, на одной кухне кастрюлями стучат, разные обиды возникают. Из года в год курочка по зернышку клюет. А потом – самая мелкая мелочь: кран не закрыли, свет не потушили, кастрюлю не там поставили. И привет. Жмур.

– Мы эту версию не сбрасываем, – заверил его Зайцев. Самойлов довольно откинулся на молескиновую спину, та испустила скрипучий вздох.

– Как и версию, что цацки Варины кому-то спать спокойно мешали.

– Одно другому не противоречит.

– Ты о чем, Крачкин?

– А что, если кто-то из соседей навел? Допустим, даже не совсем умышленно. Мог, например, Синицыну эту в ломбарде однажды кто-то приметить.

– В торгсине, – поправил Самойлов.

Крачкин опять и ухом не повел:

– …особенно если в ломбард она ходила один и тот же. Попалась на глаза кому не надо, и…

Зайцев поднял обе ладони:

– Погоди, Крачкин. Могло так быть, как ты говоришь? Могло. В жизни бывает всякое. Но мы будем стоять при фактах и идти не дальше, чем они нас пускают. Лады? Давай факты, Крачкин.

Тот зашуршал папкой.

– Во-первых, нож. Четких пальцев нет. Если и были, стерты.

Все поскучнели.

– Во-вторых, на рояле, – продолжал Крачкин. – Убитая. И неизвестный.

Скрипнул диван, все едва заметно шевельнулись: дело сдвинулось?

– Ну ты даешь, Крачкин, – воскликнул Зайцев. – Это же во-первых!

На столе затрещал телефон.

– Я вот чую, кто-то из соседей замешан, – не сдавался Самойлов.

– Чую – не аргумент.

– За так называемым чутьем обычно стоит наблюдение, которое не отпечаталось рассудком, – заметил Крачкин.

– Самойлов, чутье твое подкрепим фактами: пригони соседей на пианино нам поиграть.

Зайцев подошел, снял трубку, прикрыл, говоря в комнату:

– Размышление никому не повредит. Но помним: за версии не цепляемся. Глаз себе не замыливаем. С психологией не перебарщиваем. Опираемся на голые факты. Погоди, Крачкин, про пальчики ещё… Да, – ответил он в трубку.

Все сидели, слушая неразборчивый ропоток.

– Как раз по ее делу и совещаемся сейчас. …Не нашли, – только и ответил Зайцев. – Письма нашли. …Крачкин, там – письма?

– То есть как?

– Нет другого чего? – понадеялся Зайцев. – Так сказать, между строк.

Крачкин холодно подтвердил:

– Письма.

Зайцев снова обернулся к трубке:

– Понятно. …Да хорошо, хорошо. Сползаем, глянем, раз интересуются. …Я сказал: слетаем и все перетряхнем!

Он повесил трубку. Но явно не мог снова поймать нить совещания:

– Коптельцев… Так вот, Крачкин. Пальчики…

Он смотрел на остальных и не соображал, что собирался сказать и о чем минуту назад думал – вылетело из головы. Снова снял трубку:

– Гараж.

Дождался соединения:

– Запрягай телегу.

И остальным:

– По пути договорим.

– Шлепнули кого-то? – встал Серафимов.

– Куда едем-то? – без особого интереса уточнил Самойлов. Крачкин потянулся за своим саквояжем.

– Сундук оставь, не понадобится, – остановил Зайцев.

– Мы куда? – теперь интерес проснулся.

– Обратно к Варе в гости.

– Зачем?! – изумился даже старый сыщик.

– Знаете, что Коптельцев первым делом спросил? Не нашли ли мы ее мемуары.

– Чегось?

– Что это все набежали ее мемуарами интересоваться. Сперва тот хмырь в квартире.

– Не хмырь, а секретарь писателя Чуковского.

– …потом тот папаня на лестнице набросился.

– Не папаня, а ассистент профессора Качалова.

– А Коптельцеву-то чего?

– Ему-то ничего. Ему самому под задницу железный лист положили и костерок развели.

– Да кто?!

– Ну иди и спроси у Коптельцева кто – если интересно тебе, – рассердился Зайцев. – Не с кинофабрики, и не из Теаджаза, надо полагать, если Коптельцев тут же на телефон запрыгнул и мне начал дырку в черепе долбить.

– Мы же не нашли никаких мемуаров в комнате ее.

– В этом, похоже, вся беда.