XI

В неверном свете свечи восковая кожа, пристальный взгляд и мышиная мордочка Мигеля произвели на меня сильное впечатление. Я вдруг испытал головокружительное, небывалое ощущение, весьма неприятное: я почувствовал, что теряю присутствие духа. Затаившись в темноте чулана, Мигель был готов во что бы то ни стало защищать свою тайну. Мое воспаленное воображение нарисовало маленького, но свирепого зверька, загнанного в угол.

Мальчик смотрел мне прямо в глаза. Его упорство заставило меня непроизвольно отвести взгляд и с показным спокойствием рассматривать чемоданы, столик, продавленную койку, стены. Я задержался на фотографии футбольной команды, и тут меня осенило.

— Вижу, дружок, вы тоже болельщик «Западного железнодорожника».

В глазах Мигеля не появилось и проблеска симпатии.

— Вы бывали в Спортивном клубе Килмес? — продолжал я. — Видели ворота, которые сломались от удара Элисео Брауна?

Теперь Мигель улыбался. Но известные мне футбольные байки этим и исчерпывались. Я решил, что моя следующая реплика будет представлять собой хитрую комбинацию из фамилий нападающих и защитников.

— Где вы провели вечер? — небрежно спросил я. — Вы не испугались бури.

Я вспомнил покинутый парусник и, решив, что теперь мы поговорим на морские темы, порылся в своих познаниях, почерпнутых у Конрада.

Мигель отрывисто ответил:

— Я был у Паулино Рочи.

— Кто такой Паулино Роча?

Мигель удивился:

— Аптекарь.

Ко мне вернулось присутствие духа. Я продолжал допрос:

— И что же ты делал у аптекаря?

— Ходил попросить, чтобы он научил меня хранить водоросли.

Он достал из-под койки жестянку из-под нафталина с неровными краями и чуть наклонил ее: в воде плавали красные и зеленые нити.

Я свободно читал в душе моего маленького собеседника. Каждый ребенок — средоточие многих возможностей. В Мигеле жили рыболов, филателист, натуралист… Зависело от стечения обстоятельств, а может быть, и от меня тоже, пойдет ли он по легкой дорожке коллекционера или спортсмена или рискнет встать на трудную научную стезю.

Но мне не следовало позволять себе все эти рассуждения, какими бы уместными и плодотворными они ни казались; я должен был неустанно вести полицейское расследование.

— Ты очень любил сеньориту Мэри?

Я сразу понял, что, задав этот вопрос, совершил ошибку. Мигель неотрывно глядел на банку из-под бензина, на темную воду, на водоросли. Он хранил свою тайну.

Отступать было поздно. Я попробовал выяснить, что знает мальчик об отношениях покойной, Атуэля и Эмилии. Мои старания не увенчались успехом. Об Андреа и Эстебане он тоже высказался очень скупо.

Я опустил глаза. И тут вдруг я заметил пятна крови на полу. Я чуть отодвинул два чемодана. Раздался приглушенный крик. Какая боль! Похоже, когти этого мальчишки отравлены — следы от них до сих пор у меня на лице… Когда я опомнился, мальчика в комнате уже не было. На полу, между чемоданами, лежала огромная белая окровавленная птица.