Глава 20

БУРОВАЯ ВЫШКА «БЕЛЛИССИМА». 18:35. Закат был великолепен: окрашенные багрянцем облака у самого горизонта, чистое безоблачное небо, пронзительное сияние вечерних звезд, луна в третьей четверти. Но здесь, на высоте двенадцать тысяч пятьсот футов, было очень холодно, с востока уже надвинулась тьма, и Жан-Люк лишь с большим трудом разглядел приближающийся 212-й.

– Джанни, летит, голубчик! – крикнул он бурильщику.

Скот Гэваллан заканчивал свой третий за сегодня полет туда-обратно. Все – бурильщики, повара, три кошки, четыре собаки и канарейка, принадлежащая Джанни Салубрио, – уже были благополучно доставлены на вышку «Роза»: оставались только Марио Гуинеппа, который, несмотря на увещевания Жан-Люка, настоял на том, чтобы улететь последним, Джанни, Пьетро и еще два человека, которые занимались закрытием буровой.

Жан-Люк настороженно посматривал на козырек, который время от времени ворочался, отчего у француза бегали мурашки по коже. Когда вертолет вернулся в первый раз, они затаили дыхание, услышав громкий рокот его винта, хотя Пьетро и заверил всех, что это бабушкины сказки и вызвать лавину может только динамит или высшая сила. И тогда, словно стремясь доказать, что он не прав, козырек сдвинулся снова, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы вызвать острый приступ дурноты у каждого, кто оставался на буровой.

Пьетро дернул за последний рубильник, и турбины дизельного генератора начали останавливаться. Он устало вытер лицо, оставив на лбу мазок машинного масла. Спина у него ныла и руки ломило от холода, но скважину они запечатали и обезопасили, насколько могли. В стороне над пропастью Пьетро увидел вертолет, осторожно заходивший на посадку.

– Поехали, – сказал Пьетро остальным по-итальянски. – Больше мы здесь уже ничего не можем сделать. Разве что взорвать эту глыбу дерьма, к чертовой матери!

Остальные перекрестились и потянулись к вертолетной площадке, оставив его одного. Пьетро посмотрел наверх, на гребень горы.

– Ты там ни дать ни взять живой прямо, – пробормотал он. – Чудище поганое, которому не терпится добраться до меня и моих чудесных скважин. Да только хрен тебе, ублюдок!

Он зашел в маленькую кладовку, где хранился динамит, и взял две приготовленные им гранаты – шесть палок динамита, обернутых вокруг тридцатисекундного взрывателя. Осторожно положил их в небольшую сумку вместе с зажигалкой и коробком спичек на всякий случай.

– Матерь Божья, – незатейливо помолился он, – сделай так, чтобы эти штуковины сработали!

– Пьетро! Эй, Пьетро!

– Иду-иду, времени еще навалом! – Выйдя наружу, он увидел белое как мел лицо Джанни. – Что?!

– Гуинеппа… Ты лучше сам посмотри!

Марио Гуинеппа лежал на спине, дыхание клокотало у него в горле, веки мелко подрагивали. Жан-Люк был рядом с койкой, держа руку на пульсе итальянца.

– Быстро колотится… а то вдруг вообще не могу нащупать, – встревоженно произнес он.

– Марио четыре недели назад прошел полное медицинское обследование. Ежегодное… кардиограмма там, все, что нужно. Очень серьезное. Сказали, он в полном порядке! – Пьетро сплюнул на пол. – Ну врачи!

– Сглупил он, что решил торчать тут до последнего.

– Он начальник, что хочет, то и делает. Давайте его на носилки, и поехали. – Лицо Пьетро было мрачным. – Тут мы для него все равно ничего не сделаем. Черт с ним, с динамитом, рванем попозже или завтра!

Они аккуратно приподняли Гуинеппу, укутали в теплое одеяло, вынесли из трейлера на носилках и пошли по сугробам к поджидавшему их вертолету. Как раз когда они подошли к площадке, гора издала громкий стон. Они посмотрели наверх. Куски снега и льда покатились вниз, набирая вес. Через какие-то секунды все это превратилось в настоящую лавину. Убежать они не успевали, оставалось только стоять и ждать. Грохот нарастал. Снег съехал по склону горы, подхватил дальний трейлер и один из огромных стальных баков с бурильным раствором и рухнул вместе с ними в пропасть. Потом все стихло.

– Mamma mia! – охнул Джанни и перекрестился. – Я уж думал, на этот раз все, конец.

Жан-Люк тоже перекрестился. Теперь козырек выглядел еще более зловеще, тысячи тонн нависли над буровой, часть скалы обнажилась. Струйки снега сбегали вниз беспрерывно.

– Жан-Люк! – Это был Гуинеппа. Глаза у него были открыты. – Не… не ждите… динамит сейчас… должны… должны…

Пьетро кивнул:

– Он прав, сейчас или никогда.

– Прошу тебя… я в порядке… Mamma mia, давай сейчас! Я в порядке.

Они заторопились к вертолету. Носилки легли на передний ряд сидений, и их быстро закрепили ремнями. Остальные расселись, пристегнулись, Жан-Люк забрался на левое сиденье кабины и надел наушники.

– Всё в норме, Скот?

– В полной норме, старина, – ответил Скот Гэваллан. – Как там Гуинеппа?

– Не больно хорошо. – Жан-Люк проверил показания приборов. Все нормально, топлива хоть отбавляй. – Merde! Козырек вот-вот рухнет. Будем приглядывать за восходящими и нисходящими потоками, нас, скорее всего, изрядно потрясет. Allons-y!^[26]

– Держи. Я настроил их для Пьетро, пока ждал на «Розе». – Скот протянул Жан-Люку запасную пару наушников, которая теперь была соединена с их собственными.

– Передам ему, когда будем в воздухе. Мне тут не по себе. Взлетаем!

Скот тут же прибавил мощности, поднял 212-й над землей, чуть сдал назад, повернул и повис над пропастью. Пока он набирал высоту, Жан-Люк пробрался назад в пассажирский отсек:

– Вот, Пьетро, давай-ка надевай, теперь ты сможешь переговариваться с нами там, в кабине.

– Здорово, вот это здорово. – Пьетро сидел в кресле рядом с дверцей.

– Когда начнем, то ради Бога, моего здоровья и твоей матушки не вывались отсюда.

Пьетро нервно рассмеялся. Жан-Люк проверил Гуинеппу, который как будто выглядел получше, вернулся на свое место в кабине пилотов и надел наушники.

– Слышишь меня, Пьетро?

– Si. Si, amico.

Вертолет с натужным рокотом поднимался по кругу. Теперь они были на одном уровне с гребнем горы. Отсюда козырек совсем не казался таким опасным. Их начало слегка покачивать, вверх-вниз, вверх-вниз.

– Поднимись повыше, еще футов на сто, amico, – раздался голос Пьетро в наушниках, – и чуть-чуть к северу.

– Понял, Пьетро. Ты теперь за навигатора, – ответил Скот.

Оба пилота сосредоточились. Пьетро показал им место на северном склоне, где взрыв динамита подрежет козырек и создаст лавину, которая пройдет в стороне от буровой.

– Может сработать, – пробормотал Скот.

Они сделали еще один круг, чтобы проверить все еще раз.

– Аmico, когда будем над тем местом, зависни над ним футах в ста. Я подожгу запал и брошу динамит. Buono?^[27] – Они слышали, как у Пьетро дрожит голос.

– Дверцу только не забудь открыть, старина, – сухо сказал Скот.

В ответ послышалась длинная тирада итальянских ругательств.

Скот улыбнулся. В следующий миг нисходящий поток уронил их на пятьдесят футов, прежде чем он справился с ним. Через минуту они заняли нужную позицию на нужной высоте.

– Хорошо, аmicо, так держать.

Жан-Люк обернулся посмотреть. В пассажирском отсеке позади них остальные бурильщики завороженно смотрели на Пьетро. Он взял первую связку динамита и пальцами разгладил запальный шнур, чтобы он торчал ровно, мурлыча себе под нос марш из «Аиды».

– Матерь Божья, Пьетро, – выговорил Джанни, – а ты точно знаешь, что делаешь?

Пьетро сжал левый кулак, правую руку с динамитом положил поперек левого бицепса и ответил на вопрос выразительным жестом.

– Приготовьтесь там, впереди, – сказал он в микрофон и расстегнул ремень безопасности. Он еще раз внимательно посмотрел вниз, кивнул. – Хорошо, держите его ровно. Джанни, давай к дверце. Приоткроешь эту дуру чуть-чуть, а я сделаю все остальное.

Вихревые воздушные потоки задирали нос вертолета вверх. Джанни расстегнул свой ремень и подобрался к дверце.

– Давай скорее, – сказал он, сильно нервничая, потом добавил, обращаясь к ближайшему рабочему: – Держи меня за пояс!

– Открывай дверцу, Джанни!

Джанни поднатужился, приоткрыл ее на фут и стал удерживать в этом положении, забыв про больного на носилках. Воздух с ревом ворвался в салон. Вертолет развернуло, дополнительная тяга воздуха от открытой дверцы еще больше мешала Скоту контролировать машину. Пьетро поднял запал и щелкнул большим пальцем по зажигалке. Она не зажглась. Он щелкнул ею еще раз и еще, с каждым разом все более нетерпеливо и обеспокоенно.

– Матерь Божья, ну давай же!

Ручейки пота побежали по его лицу, когда зажигалка наконец вспыхнула. Фитиль зашипел и ожил. Держась одной рукой за сиденье, он наклонился к дверце, борясь с порывами ветра. Вертолет вдруг резко качнуло, и оба они пожалели, что им не хватило предусмотрительности захватить с собой страховочные ремни. Пьетро аккуратно выбросил динамит в дверную щель. Джанни тут же захлопнул дверцу и запер ее. Потом начал ругаться.

– Бомбы пошли! Мотаем отсюда! – приказал Пьетро, стуча зубами от холода, и уселся в свое кресло, пристегнувшись ремнем.

Вертолет тут же пошел вбок и вверх, и Пьетро испытал такое облегчение оттого, что дело сделано, что разразился громким хохотом. К нему добавился истерический хохот остальных, и все они радостно прилипли к иллюминаторам и начали обратный отсчет:

– Шесть… пять… четыре… три… два… один!

Ничего не произошло. Смех умолк так же быстро, как и начался.

– Ты видел, как динамит падал, Жан-Люк?

– Нет. Нет, мы тут ничего не видели, – мрачно ответил француз: ему совсем не хотелось повторять маневр еще раз. – Может, он ударился о скалу и запал выскочил. – Про себя же он думал: тупой засранец-итальяшка, даже чертов запал к динамиту нормально прикрутить не может. – Мы проделаем все это снова, да?

– Почему бы и нет, – с уверенностью ответил Пьетро. – Запал был в полном порядке. То, что динамит не взорвался, – это дело рук дьявола. Да, тут и думать нечего… в снегу такое часто бывает. Много раз. Снег, он как шлюха, никогда не зна…

– Не вали вину на снег, Пьетро, и это было делом рук Божьих, а не дьявольских, – суеверно пробормотал Джанни, осеняя себя крестным знамением. – Клянусь мамой, хватит дьявола поминать, пока мы в воздухе болтаемся!

Пьетро достал вторую связку динамита и внимательно ее осмотрел. Проволока, который были обмотаны палки динамита, нигде не болталась, запал прочно сидел на месте.

– Вот, сам посмотри, все в полном порядке, как и на первой. – Он подбросил связку на руке, потом сильно ударил ею по ручке кресла, чтобы посмотреть, не выпадет ли запал.

– Mamma mia, – охнул один из рабочих, хватаясь за живот, – ты что, совсем рехнулся?

– Это ж тебе не нитроглицерин, amico, – просветил его Пьетро и еще сильнее ударил связкой взрывчатки по ручке кресла. – Вот видишь, все скручено намертво.

– Совсем как моя задница сейчас, – сердито выругался Джанни на итальянском. – Прекрати ты это, ради любви Пресвятой Девы!

Пьетро пожал плечами и выглянул в иллюминатор. Гребень горы снова приближался. Он видел нужное им место внизу.

– Приготовься, Джанни. – Потом в микрофон: – Еще немного, сеньор летчик, чуть-чуть к востоку. Во, тут и держи… ровнее… а еще ровнее нельзя? Приготовься, Джанни. – Он поднял запал и поднес зажигалку к концу шнура. – Открывай эту долбаную дверцу!

Джанни в раздражении расстегнул ремень безопасности и подчинился. Вертолет качнуло, он вскрикнул, потерял равновесие, привалился всем телом к дверце, открывая ее шире, и вывалился наружу. Но сзади рабочий держал его за ремень на штанах, и Джанни повис в дверном проеме, наполовину снаружи, наполовину внутри; порывы ветра трепали их обоих. Едва Джанни приоткрыл дверцу, Пьетро щелкнул зажигалкой, и запал тут же загорелся, но, увидев, что случилось с Джанни, Пьетро на миг запаниковал, и это его отвлекло. Он тоже инстинктивно выбросил вперед руку, чтобы ухватить Джанни, и пальцы не удержали связку динамита. Все в вертолете с ужасом смотрели, как он ерзал по полу, засунув руку под сиденье, где взрывчатка каталась туда-сюда, весело искря фитилем. Наушники свалились у него с головы. Джанни, едва не теряя сознание от страха, ухватился рукой за край дверного проема и постарался вернуть себя в вертолет, леденея при мысли, что ремень порвется, и проклиная себя за то, что надел этот узенький, который жена подарила ему на Рождество…

Пальцы Пьетро нащупали динамит. Запал плевался, обжигая ему кожу, но боли он не чувствовал. Покрепче ухватив взрывчатку, он, не поднимаясь с пола, вывернулся из-под сиденья, ухватился другой рукой за опору снизу и швырнул динамит и то, что оставалось от запала, мимо Джанни наружу, потом освободившейся рукой ухватил друга за ногу и помог втащить его в вертолет. Другой рабочий захлопнул дверцу, и оба они, Пьетро и Джанни, кучей повалились на пол.

– Уводи машину, Скот, – слабым голосом произнес Жан-Люк.

Вертолет заложил вираж и оставил северный склон в двухстах футах внизу. Какое-то мгновение гребень лежал под ними чистый, сверкающий, неподвижный. Потом раздался мощный взрыв, которого в вертолете никто не услышал и не ощутил. Снег взметнулся вверх и начал оседать. Затем по горам прокатился могучий рев, весь северный склон пополз вниз, лавина обрушилась в долину, срезая все на своем пути, как косой шириной в четверть мили, и остановилась внизу.

Вертолет развернулся.

– Господи, смотри! – воскликнул Скот, показывая рукой вперед.

Козырек исчез. Над вышкой «Беллиссима» поднимался лишь чистый пологий склон, вся площадка осталась нетронутой, за исключением трейлера и бака с буровым раствором, которые унесла с собой первая лавина.

– Пьетро! – восхищенно воскликнул Жан-Люк. – Ты… – Он оборвал себя на полуслове. Пьетро и Джанни все еще сидели на полу, приходя в себя. Наушники Пьетро исчезли. – Скот, так они через свои иллюминаторы ничего не увидят. Подберись поближе и повернись, чтобы им было видно!

Жан-Люк в огромном возбуждении пробрался назад в пассажирский отсек и принялся молотить Пьетро по спине, поздравляя его. Сначала все лишь тупо смотрели на него, а потом, разобрав сквозь рев двигателей, что он им кричал, забыли свои страхи и бросились к иллюминаторам. И когда увидели, насколько идеально взрыв устранил нависшую над буровой опасность, разразились приветственными криками. Джанни вдохновенно обнял Пьетро, клянясь ему в вечной дружбе, благословляя его за то, что он спас ему жизнь, спас их всех, спас их рабочие места.

– Niente, caro^[28], – великодушно отвечал Пьетро. – Я же родом из Аосты.

Жан-Люк встал над носилками и мягко потряс Марио Гуинеппу за плечо:

– Марио! У Пьетро получилось! Отлично все получилось. «Беллиссима» в полной безопасности…

Гуинеппа ему не ответил. Он был уже мертв.