Любить другого человека

Через боковую дверь я вошел в ризницу где застал Джулиана за чтением «Порядка брачной церемонии». Для человека после почти бессонной ночи он выглядел невероятно свежо: гладко выбрит (хотя последнее время предпочитал брутальную щетину) и пострижен. Увидев меня, он быстро сдернул с носа и спрятал в карман очки, в которых никогда не появлялся на людях. Излишне говорить, что новый костюм на нем сидел как влитой.

– Ага, вот и приговоренный, – ухмыльнулся Джулиан. – Как голова-то?

– Ужасно. А у тебя?

– Ты знаешь, сносно. Я покемарил пару часиков, затем поплавал в бассейне имени графини Маркевич и посетил своего парикмахера. Он сделал мне горячий компресс и побрил меня, мурлыча песни из репертуара «Саймона и Гарфанкела», что расслабляет невероятно.

– Когда же ты все успел? – изумился я.

– А что такого?

Я покачал головой. Как ему удается пить в три горла, не спать всю ночь и все равно выглядеть бесподобно? Или некоторым все дано от природы?

– Кажется, сейчас меня стошнит, – сказал я. – Пожалуй, стоит вернуться домой и лечь в постель.

Улыбка Джулиана угасла, он бросил на меня встревоженный взгляд, но тотчас рассмеялся:

– Не шути так! Я чуть было не поверил, что ты это всерьез.

– С чего ты взял, что я шучу? – пробурчал я. – Однако я здесь, верно?

– Ты понимаешь, что если подведешь мою сестру, у меня не останется иного выхода, как прикончить тебя? Ты уже вчера начал дергаться. Это всё нервы. Твоего друга Ника очень задело, как ты с ним разговаривал.

– Он мне не друг. Откуда ты знаешь, что он обижен?

– Утром мы случайно пересеклись на Графтон-стрит. И наскоро выпили по чашке кофе.

Я сел и прикрыл глаза. Ну конечно, он выпил кофе. С Ником. Ничего удивительного.

– Что с тобой? – Джулиан подсел ко мне. – Может, аспирину?

– Я уже принял четыре таблетки.

– Тогда воды?

– Если можно.

Джулиан подошел к раковине и, не найдя стакана, взял золотую чашу для причастия, поверху окантованную серебром, до краев наполнил ее водой и, прикрыв бронзовым подносом, подал мне:

– Благословляю, сын мой.

– Спасибо.

– Ты там не брякнешься, нет?

– Всё в порядке. – Я попытался изобразить радость. – Нынче самый счастливый день моей жизни.

– Даже не верится, что через час мы станем родственниками. В смысле, после стольких лет дружбы. Кажется, я не говорил, что искренне обрадовался, когда ты позвал Алису в жены, а меня в шаферы?

– А кого же мне звать-то?

– Не скажи, вокруг столько девушек.

– Я про шафера. В конце концов, ты мой лучший друг.

– А ты – мой. Нынче утром она просто лучилась счастьем.

– Кто?

– Алиса, кто еще?

– А, ну да. Она уже здесь?

– Еще нет. Священник даст знать, когда они с Максом подъедут. А твой отец уже тут. С новой миссис Эвери. Классный бабец. Что твоя кинозвезда.

– Мой приемный отец, – поправил я. – Кстати, жена его будет сниматься в новом фильме Кена Рассела.

– Пропади я пропадом!

– Что, решил приударить за ней?

– Мысль мелькала, но теперь отбой. Встречал я актрисок Кена, все они какие-то чокнутые на хрен. Помню, я кадрил Гленду Джексон – полный облом.

– И поэтому она – чокнутая.

– Да нет, я не к тому. Но я – то-се, а она так смотрит, словно вляпалась в коровью лепешку. Даже принцесса Маргарет себе этого не позволяла. Однако Чарльз молодец. Все еще может оттянуть дамочку. Мне бы так, когда доживу до его лет.

От выпитой воды свело живот, лоб мой покрылся испариной. Господи, зачем я здесь? Меня накрыло лавиной стыда и раскаяния. Годы вынужденного беспросветного вранья привели к тому, что вот-вот я разрушу не только свою жизнь, но и жизнь девушки, которая вовсе ни в чем не виновата.

Подметив мое отчаяние, Джулиан обнял меня за плечи, и голова моя сама собой опустилась ему на грудь. Больше всего на свете хотелось закрыть глаза и уснуть в его объятиях. Я уловил легкий аромат одеколона, сквозь который пробивался запах крема для бритья.

– Что с тобой? – тихо спросил Джулиан. – Ты чего-то не в себе. Перед свадьбой нервничать естественно, но ты ведь знаешь, что Алиса тебя очень любит, правда?

– Знаю.

– И ты ее любишь, да? – Не получив немедленного ответа, он повторил чуть напористее: – Ты ведь любишь мою сестру, Сирил?

В подтверждение я легонько кивнул.

– Хорошо бы здесь очутилась моя мать, – сказал я, сам удивившись своему неожиданному желанию.

– Мод?

– Нет, родная мать, которая дала мне жизнь.

– А ты что, общаешься с ней? Ты ничего не говорил.

– Да нет, просто захотелось ее увидеть, вот и всё. Чтоб поддержала меня. Чтоб мы поговорили. Наверное, ей было немыслимо тяжело разлучиться со мной. Я бы спросил, как после этого она смогла жить.

– Но я-то здесь, – сказал Джулиан. – На то и шафер, чтоб было кому выговориться. А уж лучшему другу – тем более.

Я взглянул на него и вдруг расплакался.

– Господи боже мой! – Джулиан всерьез обеспокоился. – Ты меня пугаешь. Да что такое с тобой? Мне можно сказать все, ты знаешь. У тебя похмелье? Тянет блевать?

Я помотал головой:

– Дело не в похмелье… а в чем – я не могу сказать…

– Да брось ты! Вспомни, в чем я тебе признавался. Получится портрет отнюдь не паиньки. Ты закрутил с другой девчонкой, что ли? Втихаря от Алисы? Я угадал?

– Не было никакой девчонки.

– Даже если была, нет худа без добра. Алиса тоже, знаешь, не святая. Супружество начинается после обетов. Вот тогда, пожалуй, надо хранить верность, иначе зачем вся бодяга? Но если перед тем ты раз-другой сходил налево…

– Никуда я не ходил! – повысил я голос.

– А что тогда? Что, Сирил? Давай уже, говори!

– Я не люблю ее, – сказал я, уткнув взгляд в пол. Только сейчас я заметил, что туфли Джулиана по бокам слегка запылились. Он забыл их почистить. Выходит, и он не идеален.

– Что ты сказал? – переспросил Джулиан.

– Я не люблю ее, – тихо повторил я. – Она мне очень нравится. Я еще не встречал такую добрую, вдумчивую и порядочную девушку. По правде, я ее недостоин.

– Надеюсь, ты не устроишь тут сеанс самобичевания?

– Но я ее не люблю.

– Еще как любишь, мать твою так-то! – Джулиан убрал руку с моего плеча.

– Нет. – От собственных слов меня охватило небывалое волнение. – Я знаю, что такое любовь, потому что люблю другого человека. Не ее. – Я как будто отделился от своего тела и с вышины заинтересованно наблюдал, чем оно все закончится. Но при этом мелькала бредовая мысль: вдруг я вернусь домой с человеком по фамилии Вудбид, только не с тем, с кем намечена моя свадьба?

Джулиан долго молчал, потом медленно произнес, выговаривая каждое слово:

– Но минуту назад ты сказал, что никакой другой девушки нет.

– По правде, я влюблен, сколько себя помню. – Я старался говорить ровно и спокойно. – С самого детства. Знаю, любовь с первого взгляда кажется слащавой глупостью, но именно это со мной произошло. С давних пор я люблю одного человека и не могу ничего с собою поделать.

– Но – кого? – спросил Джулиан шепотом. – Кто это, я не пойму?

Наши взгляды встретились, и я осознал: вся моя жизнь шла к этому мгновению наедине с ним. Я подался вперед и поцеловал его, хоть не собирался этого делать. На три-четыре секунды губы наши соприкоснулись, и я ощутил странную смесь нежности и мужественности, так свойственную моему другу. Он машинально приоткрыл рот, я тоже.

И шевельнул языком.

На том все закончилось.

– Какого хрена? – Джулиан вскочил и отшатнулся к стене, едва не запутавшись в собственных ногах. В голосе его не было злости, только безграничное изумление.

– Я не могу жениться на ней, – сказал я, охваченный небывалой отвагой. – Я ее не люблю.

– О чем ты? Вздумал шутить?

– Я не люблю ее, – упорствовал я. – Я люблю тебя. Люблю, сколько себя помню. С той самой минуты, как увидел тебя в вестибюле на Дартмут-сквер. Я любил тебя все школьные годы. И каждый божий день потом.

Джулиан смотрел на меня, переваривая услышанное, затем обратил взгляд на сад за окном. Сердце мое колотилось бешено, грозя разорваться. Но страха не было. Я как будто сбросил тяжеленную ношу с плеч. Меня переполняла радость. И свобода. Теперь-то мне не позволят жениться на его сестре. Раз он все знает. Наверное, будет больно, зато я избавлен от пожизненной муки с женщиной, которой не желаю.

– Значит, ты пидор. – Джулиан то ли спрашивал, то ли утверждал. На меня он не смотрел.

– Выходит, да. Если тебе угодно именно это слово.

– С каких пор?

– Всю жизнь. Женщины никогда меня не привлекали. Близость… была только с мужчинами. И всего один раз с женщиной, недавно. Алиса этого хотела. Я – нет. Но решил попробовать.

– Ты хочешь сказать, что трахался с мужиками? – опешил Джулиан. «Чего уж он так удивляется? – подумал я. – Сам-то дня не проживет без того, чтоб кому-нибудь не вставить».

– Ну да. Я же не евнух.

– И сколько их было? Четыре? Пять?

– Господи, какая разница? – Я вспомнил наш недавний разговор с Алисой, когда сам из любопытства или извращенного интереса допытывался о числе ее любовников.

– Большая. Может, это временная стадия…

– Помилуй, Джулиан, мне двадцать восемь. Я уже миновал все стадии.

– Так сколько?

– Я не считал. Ну двести, может, больше.

– Двести?!

– Женщин, с которыми ты переспал, наверняка гораздо больше.

– Твою душу мать! – Джулиан кругами заходил по ризнице. – Уму непостижимо! Все эти двадцать лет ты врал мне!

– Нет. – Я отчаянно хотел услышать, что все будет хорошо, что он все уладит. Алиса меня поймет, и жизнь войдет в нормальную колею.

– А что же ты делал?

– Я не знал, как тебе об этом сказать.

– Поэтому решил подождать до сегодняшнего дня? Чтоб известить меня за десять минут до венчания с моей сестрой? Боже ты мой! – Джулиан покачал головой: – А я-то называл сволочью Фергуса.

– Я вовсе не Фергус.

– Да уж, по сравнению с тобой он ангел.

– Джулиан, нельзя ненавидеть человека за то, что он гей. Это несправедливо. В конце концов, на дворе 1973-й. Ник – голубой, но давеча вы вместе пили кофе.

– Думаешь, я ненавижу тебя за голубизну? – Он так смотрел на меня, словно я спорол несусветную чушь. – Да мне плевать сто раз. Я бы слова не сказал, если б ты себя вел как настоящий друг, а не как похотливый сукин сын. Я ненавижу тебя за многолетнее вранье, а еще больше за то, что ты солгал Алисе. Она этого не переживет. Ты хоть представляешь, чего ей стоила вся эта история с Фергусом?

– Она поймет, – тихо сказал я.

– Что-что?

– Алиса поймет, – повторил я. – Она очень душевный человек.

Джулиан ошарашенно рассмеялся.

– Встань, пожалуйста, – попросил он.

– Что?

– Встань.

– Зачем?

– Затем, что я сказал. Раз уж так сильно меня любишь, ты, значит, желаешь мне счастья. И ты меня осчастливишь, если поднимешься.

Я нахмурился, не понимая, что он затеял, однако выполнил его просьбу.

– Ну вот, встал.

Оказалось, ненадолго. Через секунду я навзничь лежал на полу, в голове гудело, острая боль в скуле уведомляла о вероятном переломе челюсти. Я потрогал губу, ощутив вкус крови во рту.

– Прости, Джулиан, – сквозь слезы проговорил я.

– Пошел ты со своими извинениями! Знаешь, еще никто не был мне так гадок. Просто нет желания до конца дней сидеть в тюрьме, иначе, богом клянусь, я бы свернул тебе шею.

Я сглотнул, чувствуя себя кошмарно. Все погибло. Джулиан, задумчиво потирая подбородок, отошел в сторону, я тяжело поднялся с пола и плюхнулся на стул.

– Ну я пойду, – сказал я, держась за скулу.

– Куда? – обернулся Джулиан. – Куда это ты собрался?

Я пожал плечами:

– Домой. Чего мне тут торчать? И так уж наломал дров. Ты сам ей все скажешь. Я не смогу. Не посмею взглянуть ей в глаза.

– Скажу? Кому, Алисе?

– Ну да.

– По-твоему, я должен ей это сообщить?

– Она тебя любит. И захочет, чтобы сегодня с ней рядом был ты.

– Ей я ничего говорить не буду! – Джулиан свирепо ринулся ко мне, и я вжался в стул. – А вот тебе, козлина, расскажу о том, что нынче произойдет, а чего не случится. Ты охеренно заблуждаешься, если думаешь, что я позволю на глазах всей родни еще раз унизить мою сестру.

Я уставился на него, не понимая, к чему он клонит.

– И чего ты от меня хочешь?

– Чтоб ты выполнил свое обещание. Сейчас мы выйдем отсюда, ты и я. Рядышком встанем у алтаря, а Макс по проходу подведет мою сестру. Мы оба будем так улыбаться, что еще немного – и рожи треснут, и на вопрос священника ты ответишь «да, беру» с такой готовностью, словно от этого зависит твоя жизнь. Потом вы с Алисой выйдете из церкви мужем и женой, и ты, друг мой, будешь ей верным супругом, ибо я лично отрежу тебе яйца ржавым ножом, если прознаю о твоих шашнях с педрилами. Ясно ли я выразился, Сирил?

Я с трудом сглотнул, не веря, что он говорит всерьез.

– Не могу, – сказал я, сдерживая слезы. – Ведь это на всю мою оставшуюся жизнь.

– И на всю оставшуюся жизнь Алисы. Ты женишься на ней. Понял, сучий потрох?

– Неужели ты хочешь, чтобы она стала моей женой? После всего, что узнал?

– Нет, я этого не хочу. Если б сейчас она сказала, что не желает выходить за тебя, я бы на руках унес ее отсюда. Но она приехала венчаться – и обвенчается. Она, дура, тебя любит, хотя трудно представить, что можно полюбить такого морального урода.

Слова его разили, точно стрелы, но я спросил:

– А как будет с нами?

– С кем – с нами? О чем ты?

– О нас с тобой. Мы останемся друзьями?

Джулиан уставился на меня и засмеялся:

– Ты неподражаем! Абсолютно, на хер, неподражаем! Мы не друзья. И никогда ими не были. Я тебя знать не знаю. Человек, которого я считал Сирилом Эвери, не существовал вообще. Так что никакие мы не друзья. При встречах на семейных праздниках я буду с тобой учтив, никто ничего не узнает. Но не воображай, что у меня к тебе есть иные чувства, кроме чистейшей ненависти. Если вдруг в свадебном путешествии ты сдохнешь, я не пролью ни слезинки.

– Не говори так, Джулиан! – Я расплакался. – Не надо! Я люблю тебя.

Джулиан схватил меня за горло, сдернул со стула и пригвоздил к стене, занеся надо мной кулак. От злости его колотило. Ударь он меня – наверное, убил бы.

– Еще раз такое скажешь, – прошипел Джулиан, – и это будут твои последние слова, я тебе обещаю. Ты понял?

Я безвольно кивнул, он медленно разжал хватку и отошел в сторону.

– Что вы за люди такие? Вечно врете, вечно таитесь. Почему не сказать всю правду? Честно, открыто.

Я горько усмехнулся:

– Лучше помолчи, Джулиан. – Сейчас я был готов дать сдачи, если потребуется. – Не говори, чего не знаешь. Тебе этого никогда не понять.

В дверь постучали, и в ризницу просунулся лучезарно улыбающийся священник:

– Невеста готова, молодые люди.

Мой несколько растерзанный вид лишь слегка пригасил его улыбку. Я умоляюще взглянул на Джулиана, но тот отвернулся и шагнул к выходу.

– Давай-ка причешись, – бросил он. – Не забывай, где ты и зачем ты здесь.

На долгие годы это были его последние слова ко мне.