Семь слов

Вероятно, гости мальчишника считали меня девственником, однако на самом-то деле по числу спариваний я, наверное, превосходил их всех, даже Джулиана, хоть весь мой опыт отмечала весьма неромантическая обстановка. Но все они познали неведомое мне наслаждение, которое, бесспорно, было неизмеримо выше эфемерного трепета от быстро преходящей кульминации. К примеру, я ничего не знал о любовной прелюдии и соблазнении, не изведал, каково завязать разговор с кем-то в баре, тешась фантазиями о возможном развитии событий. В моем опыте если случка не происходила через десять минут после знакомства, то не происходила вообще. Мой условный рефлекс на оргазм – натянуть штаны и дать деру. Я не познал соития при дневном свете – нет, мои постыдные деяния всегда совершались в спешке и под покровом темноты. Для меня половой акт ассоциировался с ночным воздухом, улицей, расстегнутой рубашкой и брюками, спущенными к лодыжкам. Я знал ощущение древесной коры под ладонями, когда кого-то дерешь в парке, и запах травы, когда кто-то обрабатывает тебя. Плотские утехи сопровождались не томными вздохами, но шуршанием подземных грызунов, отдаленным шумом проносящихся машин и, конечно, страхом, что вот-вот раздастся неумолимый вой полицейских сирен, откликнувшихся на телефонный призыв возмущенного собачника, чья нравственность пострадала во время вечернего выгула питомца. Постель в буквальном смысле у меня была всего один раз, семь лет назад, и партнер мой тотчас заторопился к жене. Я понятия не имел, каково это – в чьих-то объятиях шептать всякие нежности, беспечно проваливаясь в сон, и бесстыдно утолять неуемное желание утром. Мой список партнеров был длиннее, чем у любого из моих знакомых, но разницу между любовью и сексом можно было выразить в семи словах: Я любил Джулиана и совокуплялся с чужаками.

Не знаю, что удивило бы моих гостей больше – вся правда обо мне или известие, что у меня была близость с женщиной. Да, всего один раз, и это чрезвычайное событие произошло три недели назад. Алиса, как ни странно, сама настояла, чтобы мы переспали, а я, что еще удивительнее, согласился.

Все полтора года моего ухаживания я исхитрялся избегать интимных отношений и в кои-то веки был рад, что живу в Ирландии – стране, где гомосексуалисту (вроде того священника-практиканта) легко скрыть свои наклонности под мрачной маской истового католика. Шел 1973-й, и мы, дети своего времени, стыдились говорить о плотском напрямую, а потому использовали Джулиана в роли проводника к данной теме.

– Он спит с кем угодно, – причитал я, когда за несколько недель до свадьбы мы сидели в баре на Колледж-Грин, оба еще под впечатлением от двухчасовой «Аферы», где Роберт Редфорд и Пол Ньюмен то и дело сменяли футболки на смокинги и космы на набриолиненные шевелюры. Я пребывал в том настроении, когда обида на мужскую удаль и непоколебимую натуральность Джулиана требовала его принизить. – Если вдуматься, такая неразборчивость просто омерзительна. Неужели ему это нравится?

– Ты шутишь? – Алису позабавила нелепость моего вопроса. – Он, можно сказать, в восторге. А ты бы не радовался?

Я знал, что она меня дразнит, но мне было не до смеху. Близость незваным гостем маячила на горизонте. Как ни крути, рано или поздно кому-то из нас придется вдохнуть поглубже и кинуться в воду. Не очень-то хотелось, чтоб это был я.

– Я говорила, что на следующей неделе Макс с Самантой уезжают в Лондон? – спросила Алиса, глядя в сторону.

– Нет, не говорила.

Саманта была второй женой Макса. Как и мой приемный отец, в тот год обручившийся с женщиной, которой предстояло ненадолго стать четвертой миссис Эвери, Алисин папаша оформил развод с Элизабет в английском суде. Основанием для расторжения брака стало «неблагоразумное поведение». Надо отдать ему должное, в заявлении Макс сослался на свое, а не женино неблагоразумие, ибо самой большой глупостью Элизабет, не считая ее короткой интрижки с Чарльзом, была жизнь с этаким уродом. Едва получив постановление о разводе, Макс женился на подающей надежды актрисе, лицом жутко похожей на Алису. Говорить о том запрещалось категорически, но меня так и подмывало спросить Джулиана, заметил ли он это невероятное сходство и что о нем думает.

– Надо и нам как-нибудь съездить в Лондон, – сказала Алиса.

– Я думаю, после свадьбы у нас будет полно вариантов для путешествий. Можно отправиться в Испанию. Очень популярная страна. Или в Португалию.

– В Португалию? – с дурашливым восторгом переспросила Алиса. – Правда? Я и не мечтала, что вот вырасту большая и поеду в Португалию!

– Ну ладно, тогда в Америку, – засмеялся я. – Или в Австралию. Куда угодно. Придется подкопить отпусков, коль соберемся в этакую даль, но…

– Даже не верится, что я дожила до двадцати шести лет и ни разу не была за границей.

– Мне вообще двадцать восемь, и я тоже никуда не ездил. А зачем они поехали в Лондон?

– У Саманты встреча с Кеном Расселом.

– Кто это?

– Кинорежиссер. Это он снял «Дьяволов», а еще «Влюбленных женщин», где Оливер Рид и Алан Бейтс борются голые, и у них болтается хозяйство.

– А, да. Все это мягкое порно, скажи?

– Смотря для кого. Наши родители, вероятно, сочтут это кино порнографией, а вот мы его считаем художественным.

– Любопытно, что о нем скажут наши дети. Скорее всего, обзовут забавным старьем.

– Дети? – Алиса взглянула заинтересованно. – Странно, что мы о них не говорили вообще. Хотя скоро поженимся.

– Да, действительно странно. – Только сейчас до меня дошло, что я никогда не задумывался о перспективе отцовства. Я прокрутил эту мысль, и она мне весьма понравилась. Видимо, прежде я не подпускал к себе такую идею из-за ее невероятности.

– Ты хотел бы настоящую семью? – спросила Алиса.

– Да, пожалуй. Я был бы рад дочке. Или даже дочерям.

– Ты будто персонаж романа Джейн Остин. И после твоей смерти каждая дочь унаследует тысячу фунтов и сто акров земли в графстве Хартфордшир.

– А если они поссорятся, наказанием им будет день в обществе этакой мисс Бейтс.

– Наверное, я бы хотела сына.

Алиса отвернулась, и взгляд ее обежал фигуру невероятно красивого парня, который только что вошел в бар и, навалившись на стойку, изучал выбор пива. Она сглотнула, и в глазах ее я впервые увидел неподдельную похоть. Я не осуждал ее – я бы и сам шагал по трупам, чтоб заполучить такой экземпляр. Потом Алиса отвела взгляд от парня и смиренно улыбнулась, словно желала того, но ей приходилось довольствоваться этим, никудышным в том, что имело огромное значение. Меня кольнуло виной, и я погрузился в мучительное молчание. Шутки о персонажах Остин вдруг показались глупыми и неуместными.

– Так о чем мы говорили? – спросила Алиса. Похоже, состав ее мыслей не только сошел с рельсов, но слетел под откос, врезался в скалу и рухнул в ущелье, угробив всех пассажиров.

– О детях. Ты бы хотела мальчика. Я – девочку.

– Может, родятся двойняшки. Или сын и дочка.

– Так это и есть двойняшки.

– Нет, я имею в виду – сначала мальчик, а через год девочка.

– Может быть.

Тема уже слегка раздражала. Конечно, прежде мы не говорили о детях. Мы не говорили о сексе вообще. Я слабо разбирался в беременностях, но знал, что сына или дочку сперва надо заделать. Школьные священники что-то мямлили о том, что если мамаша и папаша друг друга сильно любят, они ложатся рядышком и на них снисходит Святой Дух, дабы сотворить чудо новой жизни. (В единственной попытке мужского разговора со мной Чарльз изложил это иначе: «Рассупонь ее, потискай сиськи, бабы это любят. Потом втыкай хер ей между ног и туда-сюда, туда-сюда. Надолго там не застревай, это не депо. Сделал дело – гуляй смело». Неудивительно, что он умудрился заиметь так много жен.)

Я постарался представить, как мы с Алисой друг друга раздеваем и голые ложимся в постель. Как она смотрит на мой член, ласкает его рукой или ртом, а потом вставляет в себя.

– Что с тобой? – спросила Алиса.

– Ничего, а что?

– Ты жутко бледный. Как будто сейчас тебя стошнит.

– Правда?

– Серьезно, ты прям позеленел.

– И верно, что-то голова немного кружится. – Я потянулся к пинте.

– Тогда лучше не пей пиво. Хочешь воды?

– Да, я схожу.

– Нет! – почти выкрикнула Алиса, усаживая меня. – Я сама принесу.

Я проводил ее взглядом, гадая, почему она так всполошилась, и увидел, что парень тот все еще возле стойки; Алиса встала рядом, поглядывая на него искоса. Они терпеливо ждали, когда бармен освободится, а потом парень склонился к Алисе и что-то ей сказал, и она тотчас ему ответила. Парень расхохотался, и я видел, что это не просто ход в заигрывании. Алиса была остроумная, что мне в ней очень нравилось.

Да, я вправду ее любил. По-своему. Эгоистично, своекорыстно, абсолютно бессовестно и трусливо.

Парень и Алиса перебросились парой фраз, потом сделали заказ бармену и снова о чем-то заговорили. Видимо, парень спросил, одна ли она, потому что Алиса покачала головой и кивнула в мою сторону; парень взглянул на меня и заметно огорчился. Он снова что-то ей сказал, они были так поглощены друг другом, что ничего вокруг не видели. Парень был не просто чрезвычайно хорош собой, но от него исходила теплота. Я его совсем не знал, однако не сомневался, что с любимой женщиной он будет нежен и заботлив. Потом Алиса вернулась со стаканом воды, и я притворился, будто не видел ее беседы с незнакомцем.

– Я хотела кое о чем поговорить, – вдруг сказала Алиса. Она раскраснелась и выглядела чуть раздосадованной. – Не буду ходить вокруг да около, поскольку не похоже, что ты возьмешь дело в свои руки, сколько тебе ни намекай. Я сообщила об отъезде Макса и Саманты, чтоб ты знал – в доме никого не будет. По-моему, тебе стоит прийти в гости, Сирил. Мы поужинаем, выпьем пару бутылок лучшего вина Макса и потом, значит, ляжем в постель.

Я молчал, придавленный гнетом не легче мельничного жернова на шее, с которым в семнадцатом веке добрые бюргеры топили уличенных содомитов в амстердамских каналах.

– Так, – наконец сказал я. – Понятно. Мысль интересная.

– Да, ты очень религиозен, я знаю. Но мы же скоро поженимся.

Разумеется, я не был религиозен вовсе. Лишь изредка меня посещали мысли о том, что длинноволосый бородатый Иисус весьма сексапилен, но о жизни после смерти или сотворении человека я никогда не задумывался. Начав встречаться с Алисой, я только прикидывался (очередной обман) набожным. Эту маску я использовал как оправдание того, что не пытаюсь переспать с Алисой. Негативной стороной моего лицедейства было то, что каждое воскресенье приходилось тащиться на мессу. Опасаясь, что Алиса пойдет по стопам Мэри-Маргарет и станет тайком следить за мной (учитывая их абсолютно разные характеры, это было маловероятно, однако береженого бог бережет), я регулярно посещал обедню в церкви на Уэстленд-роу – той самой, где четырнадцать лет назад своим признанием в извращенных фантазиях убил священника. Конечно, теперь я сидел в другой части храма. Однажды я все-таки подошел к исповедальным кабинкам, увидел на полу расколотую плитку, которую так и не заменили, и тотчас весь покрылся гусиной кожей. Нет, теперь я усаживался на заднюю скамью и там похрапывал, просыпаясь от толчка какой-нибудь старухи, испепелявшей меня таким взглядом, словно я один был повинен в гибели европейской цивилизации.

– Даже не знаю, – проговорил я после долгой паузы. – Я-то не прочь, ей-богу. Но вот папа считает…

– Плевать на него! – рявкнула Алиса. – Ему я не дам.

– Господи Иисусе! – хихикнул я. Даже для меня, безбожника, это было чересчур.

– И ему тоже. Слушай, давай без обиняков. Скоро мы поженимся. И если все хорошо, в любви и согласии проживем ближайшие лет пятьдесят. Я, по крайней мере, этого хочу. А ты?

– Да, конечно.

– Но если имеются сомнения, пусть даже крохотные, – Алиса чуть приглушила голос, – еще есть время об этом сказать.

– Нет у меня никаких сомнений.

– Не приведи господь снова нарваться на телефонный звонок, когда я уже в подвенечном платье. Ты это понимаешь, да? Не знаю, как я пережила тот случай. На второй раз меня не хватит уж точно. Окочурюсь.

«Почему вдруг она об этом заговорила? – подумал я. – Значит, что-то не так? Она что-то заподозрила?»

У стойки красивый парень допил пиво и собрался уходить.

Вот он, твой шанс, сказал я себе. Пусть она узнает правду Надейся, что она сумеет понять, простить твой обман и быть тебе верным любящим другом. Но все разговоры об этом потом, а прямо сейчас, пока не поздно, ей надо подойти к тому парню и дать ему номер своего телефона.

– Что с тобой, Сирил? – встревожилась Алиса.

– Ничего. А что?

– Ты плачешь.

– Да нет. – Я провел ладонью по щекам и с удивлением понял, что они мокры от слез. А я и не заметил, что плачу. Платком я отер лицо и постарался взять себя в руки. – Алиса… – Я взглянул на нее с небывалой для меня проникновенностью и взял ее за руку.

– Почему ты заплакал?

– Я не плакал.

– Плакал.

– Не знаю. Может, насморк. Алиса…

– Что? – Она разволновалась. – Говори, Сирил. Что бы там ни было, скажи. Обещаю, все будет хорошо.

– Будет ли? – Я смотрел ей в глаза.

– Ты меня пугаешь.

– Прости. Во всем виноват только я.

– В чем? Что ты наделал?

– Дело не в том, что я сделал. А в том, чего не сказал.

– Ну и чего ты не сказал? Можешь признаться в чем угодно, правда. У тебя жутко несчастный вид. Что же это такое уж страшное?

Я уставился в стол, Алиса молчала, ожидая ответа.

– Если скажу, – наконец выговорил я, – ты меня возненавидишь. А я этого не хочу.

– Как я могу тебя ненавидеть? Я тебя люблю!

– Я совершил ужасную ошибку.

Алиса выпрямилась, лицо ее помрачнело.

– У тебя кто-то есть? – спросила она напряженно. – Вы встречаетесь?

– Нет, – сказал я, хотя кое с кем встречался. Но тайно. – Дело не в том.

– А в чем тогда? Господи, да скажи ты наконец!

– Хорошо. Понимаешь, еще в детстве…

– Ну?

– Еще в детстве я понял, что…

– Извините. – Возле нас стоял тот самый парень. Я думал, он ушел, но вот извольте – улыбается широко и чуть смущенно. – Простите, что перебиваю.

– Что вам угодно? – Алиса посмотрела на него раздраженно.

– Знаете, обычно я так не делаю, – сказал парень. – Но мне показалось, что между нами возникла симпатия. И я подумал, спрошу-ка я у нее телефон. Если вы, конечно, не против. Может, как-нибудь вместе поужинаем?

Алиса оторопела:

– Вздумали пошутить?

– Нет, – нахмурился парень. – Я, может, ошибся? Просто казалось, что…

– Я здесь с женихом, не видите? По-вашему нормально приглашать девушку, когда она сидит с женихом? Вы настолько в себе уверены?

– Ради бога, простите! – смешался парень. – Я даже не думал… решил, вы брат и сестра.

– С чего это вы так решили?

– Не знаю. – Парень сконфузился окончательно. – У вас такой вид… вы так друг на друга смотрите… В голову не пришло, что вы – пара.

– Но мы таки пара. С вашей стороны это просто хамство.

– Виноват. Приношу извинения. Вам обоим.

Парень направился к выходу, Алиса смотрела ему вслед, покачивая головой. Я должен был сказать: беги за ним, догони, пока он не исчез!

– Нет, ты представляешь? – сказала Алиса.

– Он ошибся. Нечаянно.

– Я удивилась, что ты ему не врезал.

– Ты этого хотела? – вытаращился я.

– Да нет, конечно… сама не знаю, что говорю… все как-то наперекосяк… Ладно, проехали. Что ты хотел сказать?

– Да я уж не помню, – солгал я. Хотелось встать и уйти.

– Не ври, помнишь. Ты сказал, что еще в детстве…

– Еще в детстве я сомневался, что смогу кого-нибудь осчастливить, – поспешно сказал я, желая поставить точку. – Вот и всё. Глупо, да? Не будем больше об этом.

– Но я-то с тобой счастлива.

– Правда?

– Иначе не пошла бы за тебя.

– Верно.

– Слушай, раз такое дело, я тоже хочу кое-что тебе поведать. Скажу в лоб, ладно?

– Валяй. – Чувствовал я себя паршиво.

– Я считаю, нам надо переспать. Друг с другом. До свадьбы. Чтоб убедиться.

– В чем?

– Можно я спрошу?

– Пожалуйста, о чем угодно.

– И ты ответишь честно?

– Конечно. – Я надеялся, она не заметит, что я чуть замешкался.

– Ты когда-нибудь был с женщиной?

Хоть в этом я мог быть абсолютно честен.

– Нет. – Я опустил взгляд, пальцем стирая невидимое пятно на столешнице. – Никогда.

– Так я и думала. – В тоне ее как будто слышалось облегчение. – Я была уверена, что ты девственник. Это всё церковники. Сбивают вас, ребят, с толку. Джулиана-то, конечно, не собьешь. Он другой. Но у него свой закидон – неутолимая потребность самоутверждения. Вам втемяшили, что плотская любовь – нечто грязное, но это неправда. Она естественная часть нашей жизни. Благодаря этой любви мы появились на свет. Она прекрасна, если все делать как надо. Но даже если неумело, все равно это много приятнее, чем… я не знаю… ржавым гвоздем в глаз. Нет, я не говорю, что надо следовать примеру Джулиана и спать с каждой встречной-поперечной, но если кто-то тебе по-настоящему нравится…

– Наверное, ты хочешь сказать, что у тебя был такой опыт.

– Да, был. И я не стыжусь в том признаться. Надеюсь, это не станет препятствием? Ты же не будешь меня осуждать?

– Нет, конечно, – сказал я. – Какое мне дело, если кто-то бездумно обрекает себя на вечные муки в геенне огненной?

– Что?!

– Шучу я.

– Очень надеюсь.

– И сколько их было? – поинтересовался я.

– Это так важно?

– Наверное, нет. Но хотелось бы знать.

– Скажем так: больше, чем у королевы, и меньше, чем у Элизабет Тейлор.

– Это сколько же? – не отставал я.

– В тебе говорит простое любопытство или извращенный интерес?

– И того и другого понемножку.

– Трое, если уж тебе так приспичило. Первый раз в восемнадцать лет с другом Джулиана. Мой второй…

– С другом Джулиана? – перебил я. – Кто же это?

– Не знаю, надо ли говорить. Может, он был и твой друг.

– Кто? – допытывался я.

– Вообще-то я не помню его фамилии. Я только что окончила школу, мы встретились на вечеринке в чьем-то доме. Звали его Джаспер. Он играл на аккордеоне. Я считаю, инструмент этот создан для музицирования на необитаемом острове, но парень, знаешь, играл совсем неплохо. Помню, руки его показались мне очень сексуальными.

– Неужели Джаспер Тимсон?! – Я оторопел.

– Он самый! – Алиса радостно хлопнула в ладоши. – Молодец, что вспомнил. Погоди, ты его, выходит, знаешь?

– Конечно, знаю. Он мой одноклассник. Ты хочешь сказать, что с ним ты потеряла невинность?

– Ну да, – Алиса пожала плечами, – так и так с кем-нибудь ее потеряешь. А он был милый. Симпатичный. И в нужный момент оказался под рукой. Смотри, ты обещал не осуждать меня.

– Я не осуждаю. Ты знаешь, что сейчас он живет в Торонто со своим… – я сделал паузу и пальцами изобразил кавычки, – другом?

– Да, Джулиан рассказывал. – Откинувшись на стуле, Алиса хихикнула.

– А тебе известно, что однажды Джаспер его поцеловал? – Изо всех сил я старался не рассмеяться.

– Да? Ничего странного. Я бы удивилась, если б этого не произошло. Еще тогда я знала, что он голубой. Он сам признался, хоть был не до конца в том уверен. Ну вот, мы юные, друг другу приглянулись, мне не терпелось распрощаться с девственностью, и я предложила: давай испробуем?

– А он что? – спросил я ошалело.

– Обалдел. И мы прыгнули в койку. Все было чудесно. Каждый получил, что хотел, – мне раздавили вишенку, он понял, что ему это сто лет не надо. Во всяком случае, с женщиной. Мы обменялись рукопожатием, после чего каждый пошел своей дорогой. Это образно. Руки мы не жали. Могли, конечно, но это было бы странно. Кажется, мы чмокнули друг друга в щечку. Он предпочел такой поцелуй. Ну вот, потом я недолго встречалась с одним начинающим актером. – Алиса заторопилась, словно желая поскорее закончить тему. – Уж он-то был не голубой точно, но просто извелся, пытаясь переспать со всеми девушками Дублина. А последний – Фергус.

– Ну да, конечно, старина Фергус.

– Мы затеяли этот разговор лишь потому, что я предложила воспользоваться отсутствием Макса и Саманты.

– Похоже, ты любишь это дело, – сказал я.

– Хватит, Сирил! – Алиса шлепнула меня по ладони. – Не строй из себя паиньку. Ладно, что скажешь?

– В какой комнате ты спишь?

– Что?

– Я о доме на Дартмут-сквер. Не забывай, я в нем вырос.

– А, ну да. Моя комната на третьем этаже.

– Не пойдет, – поспешно сказал я. – Это бывшая спальня Мод. Там я не могу. Правда не могу.

– Ладно. Поднимемся на самый верх. В твою прежнюю комнату. Как тебе этот вариант?

Я подумал и нехотя кивнул:

– Хорошо. Наверное, сгодится. Раз уж для тебя это столь важно.

– Это важно для нас обоих.

– Согласен. – Я подтянулся и подумал: блин, раз с этим справился Джаспер Тимсон, куда больший гомосексуалист, проживающий с постоянным другом, то и я как-нибудь справлюсь. – Я в деле. То есть в доле. Нет, не то, я имею в виду…

– Расслабься, все хорошо. Суббота подойдет? Часов, скажем, в семь.

– В субботу, – кивнул я. – Часов в семь.

– Перед приходом помойся.

– Само собой, – обиделся я. – За кого ты меня принимаешь?

– Мальчишки, они неряхи.

– Сама помойся. Смой свое прошлое.

Алиса улыбнулась:

– Я знала, ты поймешь, как это важно для меня. Что я и люблю в тебе, Сирил. Ты не такой, как другие. Тебе не безразличны мои чувства.

– Ну да… – промямлил я, сознавая, что предстоящие дни будут тянуться нескончаемо.

Я прекратил рукоблудие и ночные вылазки в проулки и парки, дабы во всеоружии встретить великий момент. Я старался не забивать себе голову тем, что будет дальше (даже если все пройдет хорошо), на эти думы я отводил следующие пятьдесят лет, упомянутые Алисой. Мне, дураку, мнилось, что вот-вот я перейду Рубикон.

В субботний вечер все получилось лучше, чем я мог себе представить. Меня переполняла нежность, граничившая если не с плотской, то возвышенной любовью, и я получил истинное наслаждение от долгих поцелуев. По моему настоянию мы не выключили свет, ибо я хотел познать ее тело сперва воочию и лишь потом осязаемо. Мне, привыкшему к твердой мускулистости, оно показалось невообразимо мягким и гладким, и я, канув в эту новизну, справился с порученной ролью вполне, можно сказать, успешно.

– Неплохо для дебюта, – сказала Алиса, когда все закончилось.

Оргазма она, конечно, не достигла, а вот я – сполна. Что, с учетом всех обстоятельств, выглядело занятно.