Большое съеживание

Возобновлению нашего знакомства с Мэри-Маргарет Маффет способствовали отнюдь не романтические обстоятельства или благосклонность последней. Некий журналист Тервиллигер, который в «Санди пресс» вел еженедельный обзор преступлений, сотрясавших Ирландию со дня образования государства, задумал очерк о жестоком похищении Джулиана Вудбида – возможно, самом гнусном злодействе последних лет, поскольку жертвой был подросток. Он отыскал сведения о четырех главных участниках драмы, а также двух уцелевших похитителях, с 59-го года отбывавших срок в Джое, но связаться смог только с Мэри-Маргарет и мною.

В то время Джулиан раскатывал по Европе вместе со своей нынешней подружкой Сьюзи, противной великосветской красоткой, которую он подцепил на лондонской Карнаби-стрит, высматривая шляпу наподобие любимого хомбурга Аль Капоне. Сьюзи я видел только один раз, когда они с Джулианом приехали в Дублин навестить Макса и Элизабет. Она беспрестанно грызла ногти, а за столом разжеванные куски мяса выплевывала в специально приготовленный прозрачный пакет. Я никогда ничего не глотаю, сказала она, ибо слишком дорожу своей модельной карьерой.

– Ну это не совсем так, – предсказуемо ухмыльнулся Джулиан.

Я сделал вид, будто не услышал его реплику, и спросил, знакома ли она с супермоделью Твигги.

– Ее зовут Лесли. – Сьюзи закатила глаза, словно я был самым невежественным существом на планете.

– Но ты с ней знакома?

– Конечно, знакома. Раз-другой вместе работали.

– Какая она?

– Ну, довольно приятная. Слишком мила, чтобы задержаться в нашей профессии. Поверь мне, Сесил, через год о ней никто не вспомнит.

– Сирил, – поправил я. – А с «Битлз» ты знакома?

– Джон мой друг. – Сьюзи дернула плечиком. – А с Полом я больше не дружу, и он знает почему. Джордж был мой последний перед Джулианом.

– Твой последний – кто? – не понял я.

– Ее последний болт. – Джулиан положил пакет с пережеванными кусками на соседний столик. – Вообрази, я зашел в ту же калитку следом за Джорджем Харрисоном!

Я сдержал рвотный позыв.

– Нет, до тебя был еще один гость, – беспечно сказала Сьюзи.

– Что? Кто это? Я думал, я – следующий.

– Тебе было нельзя, забыл?

– Ах да, – ухмыльнулся Джулиан. – Запамятовал.

– Нельзя? – заинтересовался я. – Почему?

– Мандавошки. Подцепил незнамо от кого. Сьюзи к себе не подпускала, пока я не принес справку от врача.

– Конечно, не подпускала. За кого ты меня принимаешь?

– А какого ты мнения о Ринго? – спросил я, чтобы закрыть тему мандавошек.

– Никакого. – Сьюзи презрительно махнула рукой, словно отгоняя назойливо жужжащую муху. – О нем и говорить-то не стоит. Только и знает, что стучать на барабанах. Как дрессированная обезьяна.

Вот в таком духе разговор и продолжался: Сьюзи имела сложившееся мнение о Силле Блэк, Мике Джаггере, Теренсе Стэмпе, Кингсли Эмисе^[26] и архиепископе Кентерберийском (четверо из них были ее любовниками), и к концу вечера я воспылал к ней такой ненавистью, о существовании которой даже не подозревал.

Конечно, я, ответив на звонок мистера Тервиллигера, об этом не упомянул, а просто уведомил, что Джулиан за границей и связаться с ним нельзя. Корреспондент ужасно расстроился – ведь Джулиан был гвоздь программы – и сказал, что это уже вторая плохая новость, ибо Бриджит Симпсон, прежняя пассия героя, тоже недоступна.

– Возможно, она его и не помнит, – предположил я. – Наверняка с тех пор у нее было немало таких Джулианов.

– Да нет, – ответил журналист. – Мисс Симпсон погибла.

– Погибла? – Я подскочил на стуле, точно мисс Амбросия, ощутившая прибытие тетушки Джемаймы. – Как так? В смысле, что произошло?

– Ее угробил инструктор по вождению. Видимо, она не захотела поиграть с его рычагом скоростей, и малый, разогнав машину, врезался в стену. Неподалеку от замка Клонтарф. В аварии она погибла.

– Господи… – выдохнул я, не зная, что еще сказать. Я недолюбливал Бриджит, но все это было так давно. М-да, скверный конец.

– Выходит, доступны лишь вы и мисс Маффет, – сказал Тервиллигер.

– И – кто? – не понял я.

– Мэри-Маргарет Маффет, – повторил корреспондент, и я догадался, что он читает имя по бумажке. – Она была вашей подружкой, верно?

– Нет! – Такая клевета ошеломила меня сильнее известия о смерти Бриджит. – Я ее почти не знал. Она была подругой Бриджит, вот и все. Та привела ее ради свидания двое на двое.

– Понятно. Она согласилась поговорить со мной. Не могли бы и вы к нам присоединиться? Будет лучше, если вы вместе поделитесь воспоминаниями. А то она скажет одно, вы – совсем другое, и читатель запутается, кому верить.

Связываться с этим очень не хотелось, однако я дал согласие на встречу, опасаясь, что в одиночку Мэри-Маргарет, которую я помнил весьма смутно, что-нибудь выдумает и ославит Джулиана на всю страну. В условленное время я настороженно обменялся с ней рукопожатием, но, к счастью, выяснилось, что мы несильно расходимся в наших воспоминаниях о том дне 1959 года. Правда, Мэри-Маргарет ясно дала понять: о неожиданном участии в застолье Брендана Биэна она говорить не желает по той простой причине, что публикация высказываний этого пошляка может дурно сказаться на впечатлительных детях.

По окончании встречи я ради вежливости пригласил ее на чашку кофе, и мы пошли в кафе «У Бьюли» на Графтон-стрит, где заняли кабинку, усиленно стараясь поддержать беседу.

– Я не очень-то люблю это кафе. – Мэри-Маргарет выдернула салфетки из настольного держателя и расстелила их на сиденье, дабы избежать какой-нибудь заразы. Ее собранные в пучок волосы и одеяние приверженки Легиона Марии выглядели довольно мило – на любителя. – Тут сиденья бывают ужасно липкие. Наверняка официантки их не протирают после ухода посетителей. Уж я-то не была бы такой.

– Зато здесь подают хороший кофе, – сказал я.

– Я не пью кофе. – Мэри-Маргарет пригубила чай. – Кофе для американцев и протестантов. Ирландцы должны пить чай. Ведь так нас воспитывали. По мне, нет ничего лучше чашки «Лайона».

– Иногда я не откажусь от чашечки «Бэрри».

– Нет, его привозят из Корка. Я пью только дублинский чай. К тому, что проехало по железной дороге, я даже не притронусь. В кафе универмага Швицера подают прелестный чай. Ты там бывал, Сирил?

– Не приходилось. А что, часто туда заходишь?

– Каждый день. – Мэри-Маргарет лучилась гордостью. – Оно расположено очень удобно для служащих Ирландского банка, что на Колледж-Грин, да и контингент там весьма и весьма приличный. Банковское начальство вряд ли одобрит, если застанет меня в каком-нибудь уличном кафе.

– Понятно. Знаешь, ты хорошо выглядишь. Однако жуткий был день, правда? В смысле, когда похитили Джулиана.

– Я вся перенервничала. – Мэри-Маргарет поежилась, словно от мурашек. – Меня потом еще долго мучили кошмары. А уж когда стали присылать части тела…

– Это было ужасно, – кивнул я.

– Как он поживает? Вы еще общаетесь?

– Конечно, – поспешно подтвердил я. – Он по-прежнему мой лучший друг. У него все хорошо, спасибо, что поинтересовалась. Сейчас он в Европе, иногда шлет открытки. Вот приедет, и мы повидаемся. Когда он здесь, мы перезваниваемся, у меня есть его домашний телефон. – Я достал записную книжку и, открыв ее на букве «В», показал адрес, некогда бывший моим. – И у него есть мой номер. Если вдруг не дозвонится, он оставляет сообщение соседу, а тот всегда передаст мне.

– Угомонись, Сирил. – Мэри-Маргарет слегка сморщилась. – Я просто так спросила.

– Извини. – Я сам смутился своей горячности.

– Он оправился?

– От чего?

– От похищения, от чего еще?

– О да. Он не из тех, кого это сломит.

– Но ведь он лишился пальцев и уха.

– Так девять штук еще осталось. В смысле, пальцев. Да, всего одно ухо, но у других и того нет.

– Это у кого же? – нахмурилась Мэри-Маргарет.

Я поискал примеры, но ничего не нашел.

– У отца его тоже одно ухо, – сказал я. – Теперь в них что-то общее. Незадолго до похищения второе ухо ему отстрелил боевик ИРА.

– Кошмарная напасть эта ИРА. Надеюсь, ты с ними не якшаешься?

– Нет-нет, – я замотал головой, – такие вещи меня ничуть не интересуют. Я вне политики.

– Наверное, он хромает, да?

– Кто?

– Джулиан, кто. У него же девять пальцев на ногах. Он охромел?

– Да вроде нет, – сказал я неуверенно. – Я что-то не заметил. Вообще-то он переживает только из-за уха. Конечно, ведь слух стал хуже, да и вид неприглядный. Но он отпустил волосы, так что ничего не видно. По-прежнему красавчик.

Мэри-Маргарет встрепенулась:

– Начальство Ирландского банка не разрешает сотрудникам мужского пола носить длинные волосы. И я это понимаю. Длинноволосые выглядят педерастами. Кроме того, я предпочитаю мужчин с двумя ушами. Я не такая, чтоб мне нравились одноухие.

Я кивнул и огляделся в поисках ближайшего пожарного выхода. И тут с ужасом заметил священника-практиканта, который в компании двух своих наставников угощался кока-колой и слойкой. Недавно он был моим соседом в последнем ряду кинотеатра «Метрополь» на вечернем сеансе «Человека на все времена»^[27]. В темноте он прикрыл колени пальто, и я ему отдрочил. Он кончил так зловонно, что публика стала оборачиваться, и нам пришлось смыться как раз в тот момент, когда Ричард Рич готовился дать показания против Томаса Мора. Сейчас мы оба побагровели и отвернулись.

– Что с тобой? – спросила Мэри-Маргарет. – Ты красный как рак.

– Немного простыл. Временами лихорадит.

– Смотри меня не зарази. Мне это совсем ни к чему. Я должна думать о работе.

– Да я не заразный. – Я отхлебнул кофе. – Кстати, я очень огорчился, узнав о Бриджит. Ты, наверное, тоже сильно расстроилась.

– Ну да. – Голос ее не дрогнул, она опустила чашку и посмотрела мне в глаза. – Конечно, весть о ее смерти, да еще такой жуткой, меня опечалила, но вообще-то к тому времени я уже оборвала наши связи.

– Вон как. Из-за чего-то поссорились?

– Просто мы, скажем так, очень разные. – Мэри-Маргарет помешкала, но потом, видно, отбросила сомнения. – По правде, Бриджит Симпсон была распутного нрава, а меня от таких коробит. Я потеряла счет мужчинам, с которыми у нее были отношения. Бриджит, говорила я, одумайся, иначе, говорю, тебя ждет страшный конец, но она и слушать не хотела. Мол, надо жить на полную катушку, а я слишком скованна. Я – скованна! Представляешь? Смеху подобно. И вот когда она стала путаться с женатыми мужчинами, я топнула ногой и сказала: все, с меня хватит, знать ее не желаю, раз она докатилась до такого бесстыдства. И потом узнаю, что она погибла в аварии под Клонмелом.

– Я слышал, у Клонтарфа.

– В общем, у какого-то Клона. Разумеется, я пошла на похороны и поставила свечку. Надо утешаться тем, сказала я ее несчастной матери, что она всем нам преподала хороший урок: распущенность в жизни неизбежно приводит к ужасной смерти.

– И как она это восприняла?

– Горе ее так подкосило, что она не могла и слова вымолвить. Только ответила потрясенным взглядом. Наверное, винила себя, что воспитала дочь без всякого понятия о приличиях.

– А может, сочла тебя немного бездушной? – предположил я.

– Да нет, с какой стати? – Мэри-Маргарет как будто опешила. – Читай Библию, Сирил Эвери. Там все сказано.

Мы замолчали. Я увидел, что священник-практикант направился к выходу, бросив на меня встревоженный взгляд. На секунду мне стало жаль его, но тотчас я посочувствовал и себе, а затем подумал: может, он подал знак, что ждет меня в кинотеатре? И если так, удастся ли сбежать из кафе и последовать за ним?

– Можно вопрос, Сирил?

Подавив зевок, я перевел взгляд на Мэри-Маргарет. Уж десять раз я пожалел, что сразу после интервью не отправился на службу.

– Валяй.

– В какую церковь ты ходишь?

– В какую церковь?

– У тебя-то два уха, чего ты переспрашиваешь? Да, в какую церковь.

Я удивленно открыл рот и, не придумав ответа, вновь его захлопнул. Дело в том, что я вообще не ходил в церковь. Последний раз я там был семь лет назад, когда рассказом о своих извращенных мечтах убил священника.

– В какую?.. – повторил я, оттягивая время. – А ты сама-то часто ходишь на службы?

– Конечно. – Лоб ее прорезали пять глубоких морщин, похожие на нотный стан. – За кого ты меня принимаешь?

Каждый день я хожу в церковь на Бэггот-стрит. Там чудесные службы. Ты бывал в этой церкви?

– Нет, что-то не припомню.

– Непременно сходи. Там удивительно хорошо. От благовония, смешанного с запахом тлена, просто дух захватывает.

– Заманчиво.

– Да-да! И восхитительные проповеди. Отче дождем проливает огонь и серу на нечестивых, что, по-моему, сейчас и требуется Ирландии. Нынче их расплодилось. В банке я насмотрелась на полуголых студенток в обнимку с парнями в джинсах. У тебя-то, надеюсь, нет джинсов?

– Вообще-то есть. Но они мне великоваты. Редко их надеваю.

– Выкинь! Непотребная одежда! В обменнике Ирландского банка, что на Колледж-Грин, кого только не увидишь. На прошлой неделе заявилась английская разведенка, представляешь? Уж я ее отчитала, будьте покойны. А буквально вчера притащился женоподобный парень. Слышал бы ты, как он изъясняется. Явно из этих. – Мэри-Маргарет жеманно согнула руку в кисти. – Я отказалась его обслужить. Идите, говорю, в Объединенный банк и там меняйте свои деньги. Им все равно, кто к ним приходит. Он разорался. Сказать, как он меня обозвал?

– Не надо.

Мэри-Маргарет подалась вперед и прошептала по буквам:

– Эс, у, ка, а. – Она покачала головой и, помолчав, продолжила: – Но меня этим не возьмешь. Я позвала охранника и велела вышвырнуть гаденыша. И знаешь, что произошло?

– Нет, меня же там не было.

– Он расплакался! Мол, его деньги ничуть не хуже других, мол, ему уже невмоготу, что его держат за гражданина второго сорта. Будь моя воля, говорю, я бы тебя вообще лишила гражданства. Все вокруг засмеялись, и наши, и клиенты, а он уселся на лавку, весь такой разнесчастный, как будто это мы осрамились! По мне, так всех этих педерастов надо изолировать. Свезти на какой-нибудь остров, пусть там друг другу и пакостят. Погоди, о чем мы говорили-то? Ах да, в какую церковь ты ходишь.

– Святого Эндрю, что на Уэстленд-роу, – наобум сказал я, не надеясь угодить человеку с такой уймой предрассудков.

– Замечательный храм, – неожиданно одобрила Мэри-Маргарет, не раскритиковав его высоту, ширину или слишком длинное название. – Великолепная архитектура. Каждый год я посещаю эту церковь в Чистый четверг. Интересно, мы там не пересекались?

– Возможно всё, хотя кое-что – маловероятно.

– Ладно, замнем для ясности. – Мэри-Маргарет сделала глоток и сморщилась. Похоже, и чай ей чем-то не угодил. – Как ты сам по себе?

– Что, прости?

– Работа, говорю, хорошая?

– О да. – Я поведал о своей службе в министерстве, и взгляд моей собеседницы моментально просветлел.

– Вот работа так работа, – сказала она. – Не хуже, чем в банке. Госслужба – то, что надо. С нее не уволят, даже если ты полная бестолочь, а в стране кризис. Папа всегда хотел, чтобы я поступила на государственную службу, но я сказала: папа, я молодая и независимая, я сама решу, чем мне заниматься, и я выбрала обменник Ирландского банка, что на Колледж-Грин. Однако прелесть госслужбы в том, что можно всю жизнь просидеть за своим столом до той поры, когда всё уже позади, а впереди только смерть. По-моему, в этом есть некая большая надежность.

– Я об этом как-то не думал. – Такая трактовка бренности и невзгод показалась мне любопытной. – Наверное, ты права.

– Я говорила, что мой дядя Мартин был чиновником?

– Нет. Ведь мы с тобой виделись всего один раз.

– Он был отличный чиновник. И прекрасный человек. Правда, у него щека дергалась, а я этого не люблю. Люди с тиком меня нервируют.

– Он еще служит? – спросил я. – Может, я его знаю?

– Нет, он впал в маразм. – Мэри-Маргарет покрутила пальцем у виска и перешла на шепот: – Порой не помнит, как его зовут. А меня как-то раз принял за актрису Дороти Ламур! – Она хохотнула, глянула по сторонам, и лицо ее тотчас вновь окаменело. – Ты только посмотри на нее!

По центральному проходу шла молодая красотка, минимумом одежды бросавшая вызов погоде. К ней были прикованы взгляды всех мужчин в кафе. Ну почти всех.

– Старуха, а молодится. – Мэри-Маргарет поджала губы. – Я бы никогда так не вырядилась.

– Не хочешь пирожное к чаю? – спросил я.

– Нет, спасибо. Мой желудок не принимает крем.

– Ну ладно. – Я посмотрел на часы. В кафе мы просидели уже целых семь минут, чего, по-моему, было вполне достаточно. – Пожалуй, мне пора обратно.

– Куда – обратно?

– На службу.

– Надо же, какой фу-ты ну-ты!

Я не понял, что она имела в виду. Было всего три часа дня, и я не видел ничего странного в своем намерении вернуться на работу.

– Рад был повидаться. – Я протянул руку.

– Погоди, я дам тебе свой номер телефона. – Мэри-Маргарет полезла в сумку за ручкой и бумагой.

– Зачем?

– А как же ты мне позвонишь, не зная номера?

Я нахмурился, не понимая, к чему она клонит.

– Извини, я должен тебе позвонить? Ты хотела о чем-то спросить? Ну давай, я задержусь, если так.

– Нет, прибережем темы на следующий раз. – Она записала свой номер и отдала мне листок. – Лучше, если позвонишь ты, а не наоборот. Я не такая, чтобы самой звонить парню. Но я не собираюсь дежурить у телефона, так что не строй никаких иллюзий. Если ответит папа, скажи, что ты служишь в министерстве образования, ему это понравится. А то он тебя пошлет.

Я уставился на листок с номером, не зная, что сказать. Все это выходило за пределы моего опыта.

– Позвони мне в субботу во второй половине дня. И мы договоримся, как провести вечер.

– Ладно. – Я еще не понимал, во что ввязываюсь, но определенно чувствовал, что выбора нет.

– Я хочу посмотреть один кинофильм, – сказала Мэри-Маргарет. – Сейчас его крутят в «Метрополе». «Человек на все времена».

– Я его уже видел. – Я не добавил, что ушел на сцене предательства Ричарда Рича, поскольку надо было вымыть руки от пахучей спермы.

– А я – нет. И хочу посмотреть.

– Есть много других фильмов. Я гляну в газете и что-нибудь подберу.

– Я хочу посмотреть «Человек на все времена». – Мэри-Маргарет подалась вперед и ожгла меня взглядом.

– Хорошо, хорошо, – согласился я, опасаясь, что она схватит нож и пойдет по стопам ИРА, отрезавшей Джулиану ухо. – Значит, я позвоню в субботу.

– В четыре. Ни минутой раньше.

– В четыре, – повторил я и вышел из кафе, чувствуя, как пропитавшаяся потом рубашка липнет к спине.

Под ярким солнцем я шагал на работу и обдумывал возникшую ситуацию. Похоже, без всякого на то желания и даже мысли об этом я обзавелся девушкой. И моя девушка – Мэри-Маргарет Маффет. Видимо, я ей годился. С одной стороны, новость пугала, ибо я понятия не имел и даже выяснять не хотел, как надлежит общаться со своей подружкой, но с другой – в моей жизни произошла грандиозная перемена, дававшая шанс стать как все и отмести от себя всякие подозрения. Кроме того, отпала нужда поступать в семинарию, что уже около года казалось вариантом решения моих проблем.

В отделе сослуживцы вели бесконечный разговор о Жаклин Кеннеди, но я к нему не примкнул, а взялся за большое письмо к Джулиану, поведав о своей влюбленности в чудесную девушку, с которой познакомился в кафе «У Бьюли». Я описал ее в превосходных тонах, намекнув, что наши отношения уже зашли далеко. Изо всех сил стараясь выглядеть ловеласом, я присовокупил, что наличие постоянной подружки имеет лишь один недостаток – невозможность вкусить прелестей других дам. А я не могу обманывать свою милую, ибо слишком сильно ее люблю. Однако, уточнил я, строгая диета не запрещает просмотра меню. Почтой «Вестерн Юнион» я отправил письмо в Зальцбург, где мой друг со своей мегерой Сьюзи катался на лыжах; я тешил себя надеждой, что любопытство заставит его вернуться в Дублин пораньше и мы устроим свидание двое на двое. Возможно, наши девушки подружатся и как-нибудь отпустят нас пропустить по стаканчику, а сами поболтают о вязании и кулинарных рецептах. И мы с Джулианом будем только вдвоем, как оно и должно быть.

Вскоре мы с Мэри-Маргарет стали настоящей парой, и каждое воскресенье она давала мне список того, чем мы займемся на следующей неделе. По вторникам и четвергам я получал вольную, но во все остальные вечера был обязан являться к ней. Чаще всего мы с Мэри-Маргарет сидели на диване в гостиной, а компанию нам составлял ее папаша, который смотрел телевизор и жевал шоколад с бразильским орехом, беспрестанно жалуясь, что шоколад этот ему уже поперек горла.

Примерно через месяц я сообразил, что в чувственном плане у нас нет никаких подвижек, и решился на попытку. Ведь у меня никогда ничего не было с девушкой, однако существовала вероятность, что проба мне понравится. И вот однажды, когда папаша отправился на боковую, я наклонился и без всякого уведомления прижался губами к губам Мэри-Маргарет.

– Это еще что? – Она отпрянула и вжалась в диван. – Ты что удумал, Сирил Эвери?

– Я попытался тебя поцеловать, – сказал я.

Мэри-Маргарет медленно покачала головой и так посмотрела на меня, словно я признался, что я Джек-потрошитель или член Лейбористской партии.

– Я-то думала, ты питаешь ко мне хоть кроху уважения. Мне и в голову не приходило, что все это время я встречаюсь с сексуальным маньяком.

– Ну это уж чересчур.

– А как еще тебя назвать? Я сижу себе и смотрю «Перри Мейсона», а ты, оказывается, с самого начала замышлял меня изнасиловать.

– Ничего такого я не замышлял, – возмутился я. – Просто поцеловал, и всё. По-моему, мы должны целоваться, раз уж мы парочка. Что в этом плохого-то?

– Может, и ничего. – Мэри-Маргарет задумалась. – Но в следующий раз ты хотя бы спроси разрешения. С бухты-барахты это совсем неромантично.

– Ладно. Можно тебя поцеловать?

Она опять задумалась и наконец кивнула:

– Можно. Только чтоб глаза и рот твои были закрыты. И не вздумай нигде меня трогать. Я этого терпеть не могу.

Следуя инструкции, сжатыми губами я прижался к ее губам и даже промямлил ее имя, словно охваченный безумной страстью. Мэри-Маргарет сидела как каменная и, по-моему, косилась в телевизор, где Перри Мейсон всерьез взялся за свидетеля. Секунд через тридцать этой безудержной эротики я выпрямился.

– Ты здорово целуешься, – сказал я.

– Надеюсь, ты не намекаешь на мой большой опыт?

– Нет, я в том смысле, что у тебя очень приятные губы.

Мэри-Маргарет сощурилась, словно опять заподозрив во мне сексуального маньяка.

– На сегодня хватит, – сказала она. – Не будем терять голову, правда?

– Конечно. – Я посмотрел на свою ширинку, ожидая хоть какого-нибудь шевеления. Но там если что и происходило, то лишь Большое съеживание.

– На большее не рассчитывай, – предупредила Мэри-Маргарет. – Я знаю девиц, которые позволят что угодно, лишь бы удержать парня, но я не такая. Совсем не такая.

– И в мыслях не держу, – с полной искренностью сказал я.