Глава третья

Господи, какая же она дура…

Сара не помнила человека, который выбежал на сцену и набросился на нее. Все ее внимание было приковано к Бейнтону — гордому, могущественному герцогу, который сидел, скрестив руки, и глядел на ее так, будто она была подсудимой, а он — судьей.

О, как ей хотелось крикнуть ему: «Посмотрите на меня!» Сегодня весь Лондон был у ее ног. У нее тоже есть власть и могущество. Она обладает талантом, и, хотя в свои тридцать четыре уже слишком стара для актрисы, все мужчины желали, превозносили, требовали именно ее. Она была Сиреной!

Все это пронеслось у Сары в голове за миг до того, как кто-то развернул ее и впился ей в губы. Она даже не знала его имени — только то, что он был в ложе герцога.

Что, если это герцог подбил его наброситься на нее? Может быть, он решил таким образом ее проучить?

Если это так, то она в нем горько разочаруется. Набрасываться с поцелуем — это совсем не оригинально.

К счастью, за последние несколько недель, прячась ото всех, чтобы не навредить своей репутации, Сара изучила в театре каждую щель. Она ринулась за сцену, слыша за собой топот орды мужчин, которые бросились в погоню, и, мгновенно сообразив, опустилась на колени и нащупала потайную дверцу в полу. Подцепив ногтями край доски, она подняла дверцу и, не раздумывая, прыгнула в темноту. Дверца медленно опустилась над головой.

Сверху не было слышно ни звука. Но через каких-то четыре лихорадочных удара сердца вверху уже раздался топот тяжелых сапог и туфель, а также беспорядочные мужские крики.

— Она побежала туда, — крикнул кто-то.

— Кто схватит ее первым, тому первому она и достанется, — прозвучал возбужденный ответ, и снова над головой Сары прогрохотали шаги.

Сара согнулась в три погибели и закрыла уши руками. Она не хотела больше ничего слышать. А если они поймут, что пошли не туда? Если вернутся в театр и выследят ее?

И что они будут делать, если поймают ее? Саре не хотелось даже думать об этом.

Проведя рукой по лицу, она с удивлением обнаружила, что маска все еще на ней. Сняв изысканную вещицу, она отбросила ее в сторону. Никогда больше она не будет играть Сирену. Никогда.

Вверху снова пробежали, потом беготня и приглушенные голоса стали удаляться — разобрать слова уже было невозможно. Саре показалось, что она наконец в безопасности.

Она сидела неподвижно, а мысли ее унеслись туда, куда она редко позволяла им проникать. Сколько раз в детстве, как и сейчас, она сидела где-нибудь, свернувшись калачиком, чтобы не беспокоить посетителей своей матери? Она в совершенстве овладела искусством прятаться так, что ее никто не нашел. Или притворяться, что ее нет.

Мрачные воспоминания… Сара сидела, предавшись им, пока театр не затих. Тогда она позволила себе наконец дышать полной грудью. Выпрямившись, девушка приподняла дверцу. Вокруг было темно, только из-под двери заднего выхода пробивался свет. Слышались отдаленные звуки: в театре закрывали двери, гасили лампы, расставляли стулья. Должно быть, ее преследователи уже ушли.

Сара откинула доску и выбралась из своего убежища. Ее мышцы болели, и она чувствовала груз каждого года из своих тридцати четырех лет. Из тяжелой косы выпали почти все булавки. Она собрала волосы и перебросила их за спину.

Пару секунд Сара думала, не отправиться ли ей прямо домой, но поняла, что не сможет выйти в город в этом платье.

Пробираясь за кулисами с вытянутой вперед рукой, чтобы не наткнуться на что-нибудь в темноте, она подумала, что Джефф и Чарльз, скорее всего, тоже уже ушли. Чтобы попасть в гардеробные и переодеться, ей понадобится свеча. Иначе через лабиринт коридоров и остатков старой сцены не пробраться. Сара двинулась к свету: там, у заднего входа, непременно будет сидеть сторож — старина Олли. Последнее, что он всегда делает, прежде чем уйти из театра, — гасит свой фонарь.

Все остальные, похоже, уже ушли. Сара надеялась, что обезумевшие зрители не схватили какую-нибудь другую актрису вместо нее и никто не пострадал.

Она услышала шорох метлы по полу. У заднего входа наводил порядок старый Олли. Он работал почти во всех театрах Лондона и отлично знал Сару. Увидев ее, он улыбнулся.

— Здравствуйте! А я-то уж гадал, удалось ли вам от них убежать? Ох и гнались же они за вами! — проговорил он, отставив метлу.

— Странные они, эти мужчины, Олли.

— Это точно.

— Никто не пострадал?

Он покачал головой.

— Не-а, девушки — они умеют за себя постоять. Я крикнул, что вы выбежали через задний вход, и парни помчались туда. Мы тут живо очистили весь театр.

— Я еще никогда в жизни такого не видела. Верно, большой ущерб они причинили?

— Мистер Джефф и мистер Чарльз раскричались, что занавес разорван, но все остальное цело. Их, вообще-то, больше интересовал сегодняшний куш, — сказал он, имея в виду выручку от продажи билетов.

Сара облегченно вздохнула. Если бы Джефф и Чарльз понесли серьезные убытки, то могли бы обвинить во всем ее и отказаться ставить ее пьесу, и тогда все старания оказались бы напрасными.

— Можно я возьму свечу? Мне нужно переодеться.

— Конечно, миссис. — Олли дал ей подсвечник со свечой и зажег ее от своей лампы.

— Надеюсь, Олли, ты понимаешь, что я стараюсь держать свое имя в тайне. Джефф и Чарльз обещали мне, что если я выступлю для них, то они поставят мою пьесу. Мне бы хотелось, чтобы меня знали как хорошего драматурга, а не как Сирену. Я могу на тебя положиться?

Но в ответ раздался голос, принадлежащий вовсе не Олли.

— Боюсь, ваша тайна раскрыта, миссис Петтиджон, — произнес мужчина. Из темноты выступил тот самый блондин, который бросился к ней на сцену. — И на вашем месте я бы гордился таким выступлением. Вы меня покорили.

Нахмурившись, она повернулась к Олли:

— Надеюсь, он тебе хорошо заплатил.

— Простите, Сара, — пробормотал Олли и исчез в темноте.

Блондин шагнул к ней, его намерения были очевидны.

— Не огорчайтесь, миссис Петтиджон, — сказал он. — Я знаю, как доставить женщине особое наслаждение. — Он окинул жадным взглядом ее фигуру в облегающем платье. — Тем более такой прекрасной женщине, как вы. Позвольте представиться. Я Ровингтон.

Сара слышала о нем. Он обожал актрис и считал, что все они только и ждут его внимания. О нем ходило множество историй, и не всегда они выставляли его в благоприятном свете. У него был бурный темперамент — а о мужчинах и их увлечениях она знала много… Больше, чем ей хотелось бы.

— Мы с вами станем хорошими друзьями, — начал он, протягивая к ней руку. Но у нее была идея получше.

Сара схватилась за конторку, за которой обычно сидел Олли, и опрокинула ее прямо перед ним, а сама повернулась, открыла дверь, ведущую за кулисы, и бросилась бежать.

Ровингтон чертыхнулся и рассмеялся. Странно и зло звучал за спиной женщины его смех.

Не помня себя, Сара помчалась вниз босиком по ступенькам, за дверь и по улице. Она слышала голос Ровингтона. Она думала, что он бросится за ней.

Но он, стоя у двери, крикнул почти весело:

— Взять ее. Первый, кто ее схватит, получит пять фунтов.

Их много?

Из темноты аллеи выступили три фигуры и двинулись к Саре с разных сторон.

Она замерла в панике. Не может быть, чтобы на нее вот так напали… Внезапно рядом послышался стук копыт.

К ней подъехал обычный наемный экипаж, и одному из парней пришлось отскочить, чтобы его не раздавили. Подъехав к Саре, экипаж замедлил ход. Дверь распахнулась.

— Влезайте, — приказал суровый мужской голос. Ей протянули руку.

Она узнала этот голос. Бейнтон.

Он был последним, к кому она обратилась бы за помощью, но Сара боялась даже подумать, что случится, если она останется на улице. Ровингтон не из тех, кто легко воспринимает отказ, а долго бежать она не сможет. Выступление утомило ее, и сил почти не осталось.

Сара оперлась о сильную, надежную руку и позволила втащить себя внутрь экипажа. Все это произошло за доли секунды, и экипаж двинулся, почти не сбавляя скорости. Когда он свернул за угол и выехал на мостовую, незакрытая дверца, хлопнув, широко распахнулась. Вслед им кричали, угрожая и требуя остановиться. Но кучер, к счастью, не останавливался.

Придержав Сару, чтобы она не выпала из подпрыгивающего и раскачивающегося экипажа, Бейнтон наклонился и протянул руку, чтобы закрыть дверцу. На минуту они оказались лицом к лицу.

— Здравствуйте, миссис Петтиджон.

На мгновение, очутившись так близко к нему, Сара перестала дышать и уж тем более думать. Он обхватил ее за талию, их тела соприкоснулись. Их одновременно подбросило на ухабе, и Саре не оставалось ничего, как прижаться к нему, чтобы сохранить равновесие.

И это было не так уж плохо. Она успокоилась и почувствовала себя в безопасности, но, опомнившись, уперлась сгибом ладони ему в плечо. Бейнтон не сразу отпустил ее.

В слабом свете лампы Сара увидела в его глазах блеск интереса. Ее грудь тревожно напряглась. Сердце все еще колотилось. Разумеется, это безумное нападение в театре, спасение от Ровингтона, но было и что-то еще. Она отталкивает его не так сильно, как должна бы…

Герцог Бейнтон по всем меркам был очень красивым мужчиной. Темноволосый, с резко очерченным квадратным подбородком, который свидетельствовал о твердом характере. К тому же природа одарила его пронзительными синими глазами. Все женщины обращали на него внимание. В его фигуре, осанке, в каждом движении сквозила необыкновенная мужественность, окружавшая его невидимым ореолом, — и тонкий пряный аромат его мыла лишь усиливал впечатление.

Однако никто, ни один человек во всем мире не раздражал Сару так, как этот парень, поддерживавший ее рукой за талию. Он был ее полной противоположностью, хотя и спас ее от участи, о которой женщине не хотелось даже думать.

Она развеяла неловкость этого момента.

— Я знаю, о чем вы думаете, и вы этого не получите.

— И о чем же я думаю? — спросил он своим низким, глубоким голосом, как будто мог отрицать очевидную истину.

Сара опустила руку и слегка коснулась выпуклости его бриджей. О, там было твердо, и весьма.

Бейнтон дернулся, будто она ошпарила его, и отодвинулся, отвернувшись.

— Это не то, что вы думаете.

Снова противостояние. В тусклом свете экипажа она даже заметила, как покраснело его лицо.

Наверное, воображение обманывает ее. Редкий мужчина станет в таком случае краснеть, а уж тем более такой неприступный, как герцог Бейнтон.

Она тихо рассмеялась.

— О нет, это именно то, — ответила она. — Если я в чем-то разбираюсь, так это в мужчинах.

Он напрягся, но ничего не ответил.

Экипаж перешел на обычную скорость. Сара выпрямилась на сиденье и отодвинулась к двери, освобождая немного места между собой и его сковывающим присутствием. Ее босые ноги ныли после похождений сегодняшнего вечера. Вот бы сейчас иметь туфли, да и что-нибудь из одежды не помешало бы.

Словно прочитав ее мысли, он снял с себя пиджак:

— Возьмите.

— В этом нет необходимости. Со мной все в порядке.

— Наденьте это.

— Я не хочу, — холодно ответила она. — Мне не холодно.

И она, сжавшись, скрестила руки на груди, опровергая свои слова. Теперь жар его тела не доходил до нее, и по ее спине прошел холодок. Она покрылась мурашками и даже дрожала, — несомненно, не столько от холода, сколько от возбуждения, — постепенно приходя в себя после пережитого… Или же от напряжения, которое испытывала, находясь в его обществе.

— Возможно, я бы не был так… — Он на мгновение умолк, подыскивая нужное слово, и вежливо закончил: — Напряжен, если бы вы не были обнаженной.

Теперь настал черед запылать ее щекам. Она подняла шторку и начала рассматривать что-то за окном, чтобы он не видел ее залитого краской лица.

— Я не обнаженная, — сообщила она. — Я полностью одета. У меня под платьем трико. Так что вы ничего не видели. — Ей пришлось добавить: — Может, вам показалось, что вы что-то видели, но эти глупости — лишь плод вашего воображения.

— У вас босые ноги.

Она сдвинула ноги и поставила одну ступню на другую, словно могла таким образом их скрыть.

— Это только ступни.

Сара начинала узнавать места, которые они проезжали.

— Но ваши ноги тоже обнажены.

Да, он мог это заметить, когда она танцевала на веревке. Сара отодвинула ноги в дальний угол и скрестила их.

— Это всего лишь ноги.

— Это заставляет гадать, какая еще часть вашего тела обнажена.

Его голос прозвучал необычно — в нем появился какой-то новый оттенок. Сара не могла представить, что герцог Бейнтон может говорить таким голосом, и от этого тепло волной прокатилось по всему ее телу.

Сара постаралась не показывать своего смущения. И не смотреть на него. Она не хотела видеть в его глазах интерес и не желала допускать мысли о том, что он мог бы быть ее… возлюбленным.

О нет, этого она не хотела. То есть ее разум не хотел. Обнаженные же части тела, казалось, имели свое мнение на этот счет.

Бейнтон сунул пиджак почти ей под нос и для убедительности встряхнул.

— Наденьте это.

Отказаться было невозможно.

И Сара подчинилась, но только потому, что сейчас ей нужно было защититься от себя самой. Ей не нравились чувства, которые она испытывала, — особенно в его присутствии. Прошло уже много времени с тех пор, как она спала с мужчиной и чувствовала в себе его крепкое естество. В последний раз, когда она ощущала пронзительное желание снова испытать подобное чувство, это ее чуть не погубило. Она не может об этом забыть. Ей нельзя этого забывать…

Разумеется, все складки пиджака Бейнтона хранили его запах, и он обволакивал ее, дразнил…

Экипаж резко остановился. Сара с удивлением обнаружила, что они очутились перед домом на Малбери-стрит, где она жила с Шарлен. С этим домом были связаны лучшие воспоминания в ее жизни…

И тут она поняла: конечно, Бейнтон должен был привезти ее сюда. Он думал, что Сара все еще живет здесь. Он понятия не имеет, что ей пришлось пережить, и она не намеревалась ему об этом рассказывать.

Не ожидая, пока кучер или герцог помогут ей выйти, Сара открыла дверь экипажа и стянула с плеч пиджак герцога.

— Оставьте его, — приказал Бейнтон. — Я не хочу, чтобы вы красовались перед всеми соседями в этом платье. Они могут не знать, что вы под ним не голая.

— В это время все мои соседи уже спят.

Сара вышла из экипажа в наброшенном на плечи пиджаке. Он был прав, сомневаясь в разумности путешествия по Лондону в таком наряде, особенно учитывая, куда она направлялась. Ей снова захотелось, чтобы на ней были туфли. Путь предстоял долгий.

Но сейчас нужно было избавиться от непереносимого, раздражающего присутствия Бейнтона.

— Большое вам спасибо, ваша светлость, за спасение и приятную поездку, — сказала она как можно любезнее, но это оказалось совершенно напрасно, потому что экипаж был пуст — герцог вышел через вторую дверь и обходил его с другой стороны, чтобы подойти к ней.

Полностью одетый Бейнтон производил грозное впечатление.

Однако в одной рубашке, парчовом жилете и без шляпы, особенно в тусклом свете фонаря из экипажа, герцог был совершенно другим. Он казался расслабленным и спокойным. Вполне спокойным — тогда как ее нервы, натянутые после происшествий сегодняшней ночи, казалось, вот-вот порвутся, словно струны скрипки, которую слишком нещадно эксплуатировали.

— Куда это вы идете? — требовательно спросила Сара.

— Проводить вас до двери, — ответил Бейнтон.

— Не нужно. До нее всего пара шагов. Спокойной ночи, ваша светлость. Благодарю вас за помощь. Идите же.

Он остановился в футе от нее.

— Я не уйду, пока не увижу, что вы благополучно вошли в дом.

Сара вздернула подбородок.

— Знаю я ваши уловки. «Войти в дом», говорите?

Герцог нахмурился.

— Что еще, по-вашему, я могу подразумевать?

Она наклонила голову и выразительно посмотрела на выпуклость между его бедер.