13

Дождь колотил по ветровому стеклу, когда Зи, стараясь, чтобы ее не занесло, поворачивала в сторону микрорайона, где жила Гэбби. После того как они уехали из хижины, хлынул дождь, и теперь лило так сильно, что Гэбби едва видела, что находится в паре метров впереди.

– Вон тот дом в конце квартала, – указала Гэбби на разноуровневый дом, почти не отличающийся от других построек на улице.

Зи вырулила на своем «рэндж ровере» на подъездную дорогу.

– Думаю, мы… скоро увидимся? – осторожно сказала Гэбби. После всего, через что они прошли вместе, Гэбби не могла не чувствовать некой связи с Зи, но с тех пор, когда у нее были друзья, прошло уже так много времени.

– Угу, – ответила Зи, а потом посмотрела на Гэбби с серьезным выражением лица. – И ты права. Ты определенно добыла нам самую важную улику за сегодня.

– Я не говорю, что…

– Я подсмотрела это в твоей голове. – Зи выжидательно посмотрела на Гэбби.

Гэбби и правда думала об этом в машине, но в ее голове эти слова звучали далеко не так тщеславно, как в устах Зи. Гэбби просто гордилась собой, тем, что ей удалось найти что-то полезное для расследования.

– Я это не специально, – объяснилась Зи, заметив выражение лица Гэбби. – На самом деле, я еще не умею это контролировать. Но я серьезно считаю, что это великолепная улика. Как бы ты ни захотела это отметить, тебе определенно стоит сделать это сегодня вечером.

– Домашнюю работу? – сказала Гэбби, улыбнувшись уголком рта.

Зи недовольно застонала.

– И мне тоже. ФБР следовало бы разрешить нам свободное посещение школы из-за всего этого. Как мы вообще должны сосредоточиться на домашней работе, если заняты чем-то, что важнее в миллион раз?

Гэбби была того же мнения. Патриция сказала, что им нужно выжидать и не высовываться в течение следующих суток, пока в лаборатории ФБР исследуют браслет, чтобы проверить, есть ли на нем какие-то материальные улики. Но Гэбби не могла просто отключить на следующие двадцать четыре часа свои мысли о том, что происходило в офисе «Цитологии» и в хижине.

– Может, тебе явится видение со всеми ответами к домашней работе? – съязвила Зи.

Гэбби рассмеялась, выбралась из машины и застегнула куртку. Образ браслета настолько сильно врезался в ее память, что она едва чувствовала льющиеся на нее потоки дождя.

Она сунула ключ в замок и тут же услышала, как откликнулся ее отец.

– Кто там? – В его голосе слышалось неожиданное напряжение.

– Это я, – ответила Гэбби.

Родители потрясенно посмотрели на нее. Они вместе с ее младшей сестрой Надей сидели за кухонным столом, разложив на столе маркеры, листовки и плакаты.

– Ты только сейчас домой пришла? – Папа посмотрел на маму в поисках объяснения.

– Я не сообразила, что ее там нет, – сказала мама. – Когда я пришла с Надей с занятий гимнастикой, я просто решила, что она уже в своей комнате.

Вряд ли Гэбби могла их в чем-то обвинить. Обычно она приходила домой каждый день точно в 3.47 и скрывалась в своей спальне как в убежище, где могла совершать свои ритуалы вдали от любопытных глаз Нади или разочарованных взглядов родителей. Больше года они пытались «вылечить» ее, перепробовав разные решения, от безрезультатных схем медикаментозного лечения до гипнотерапии, и в итоге сдались.

А теперь они ждали объяснений.

– Я… ну… – Гэбби запнулась. К счастью, в разговор встряла ее восьмилетняя сестра.

– Мы делаем плакаты про Твинки, – объявила Надя, одетая в гимнастическое трико и спортивные штаны. Она выбрала красный перманентный маркер и тщательно обвела фото кошки в центре плаката.

Любимая полосатая кошка Нади пропала два дня назад, из-за чего на родителей свалилось такое количество переживаний, какое они обычно приберегали на случай участия Нади в гимнастических сборах. Тот же сорт переживаний, которые они испытывали, когда Гэбби выходила на лед во время состязаний по фигурному катанию.

– Так где же ты была? – поторопила ее мать.

– Просто… делала домашнюю работу в библиотеке. – Гэбби удивилась тому, как легко ложь сорвалась с языка.

Мама и папа онемели от удивления. Она приготовилась к дополнительным вопросам и пожалела, что не придумала заранее какого-то объяснения внезапному изменению своего поведения.

– Думаю, мы найдем Твинки завтра, – сказала младшая сестра, тут же перетянув внимание родителей на себя.

– Дорогая, даже если мы не найдем Твинки прямо сейчас, очень важно, чтобы ты не позволила этому нарушить твой настрой перед пятничными сборами, – сказала мама.

Отец Гэбби с серьезным видом кивнул.

– Нам нужно, чтобы твои результаты оказались среди первых пятнадцати процентов.

– Думаешь, стоит провести сеанс с Фрэнком? – поинтересовалась мать, убежденная, что каждому четверокласснику нужен свой спортивный психолог.

Первый раз за почти два года Гэбби пришла домой не в 3.47, а ее родители уже забыли об этом! Отсутствие интереса было новым уровнем дна, даже для них.

Гэбби прошла к лестнице. Она всегда думала, что если ей станет лучше, если ей удастся стряхнуть с себя щупальца своего ОКР, ее родители снова начнут заботиться о ней. Что все станет так, как раньше. Но теперь она поняла, что они не прощали слабости. Ей следовало бы запомнить это с тех времен, когда она занималась фигурным катанием. Когда Гэбби хорошо выступала на соревнованиях и попадала в тройку лидеров, в толпе зрителей она могла видеть маму, сияющую от гордости. Когда девушка выходила с катка после вручения медалей, родители заключали ее в крепкие объятья и папа всегда предлагал заехать поесть мороженого по дороге домой.

Из-за всего этого ей приходилось еще хуже, когда она не попадала на пьедестал.

Ее мама и папа вовсе не были монстрами. Они не кричали на нее с трибун и не орали по дороге домой, как это делали родители некоторых других фигуристок. Но ощутимая пустота – отсутствие интереса – была гораздо хуже. Как будто она перестала быть их дочерью. Фактически однажды мама именно так и сказала. После соревнований, на которых Гэбби упала прямо в середине своей первой комбинации – даже новички редко так ошибаются, – мама посмотрела на нее в зеркало заднего вида и отчетливо произнесла: «Сегодня там была не моя дочь. Гэбби Даль умеет делать одиночный аксель с шести лет».

Гэбби знала: мать хотела, чтобы она почувствовала себя лучше. Предполагалось, что, если сделать вид, будто какая-то чуждая сила на мгновение вселилась в тело Гэбби, в следующий раз дочь почувствует себя увереннее. Это не она упала. Это ошибка самозванки, вышедшей вместо нее. Но в результате все, что Гэбби услышала, – что она не их дочь. Она выступала недостаточно хорошо, чтобы заслужить родительскую любовь. Несколько недель спустя началось ОКР. Сначала навязчивое поведение проявлялось едва заметно, но оно усугублялось, медленно, но верно, пока не подчинило себе всю ее жизнь.

И теперь, хотя Гэбби сделала такой заметный и важный шаг, отклонившись от своей ежедневной рутины, ее родители по-прежнему не хотели иметь с ней ничего общего. Сейчас, когда лоск совершенства слетел с Гэбби за годы странного поведения, родители всегда видели в ней только бракованный товар, который не подлежит обмену и никогда не окупит количества спортивных сборов и оплаченных дополнительных занятий.

Осознание этого огорчило ее сильнее, чем она ожидала. Она представила, как расскажет родителям, что теперь работает на ФБР. Они ей не поверят – в этом можно не сомневаться. Но… Может, им вообще все равно?

В течение последних нескольких лет чтение оставалось ее единственным спасением, единственной возможностью почувствовать себя свободной от ОКР.

На тумбочке у кровати лежал роман «Дерево растет в Бруклине»^[9], который она перечитывала уже в третий раз, но после долгого дня, проведенного в «Цитологии» и в хижине, Гэбби еще предстояло сделать кучу домашних заданий. Она открыла учебник химии на параграфе о кислотно-щелочных реакциях. Теперь, когда ей больше не нужно думать о том, чтобы подчеркнуть кратное трем число предложений, уроки должны занять в два раза меньше времени. Она попыталась сосредоточиться на учебнике химии. Кислотно-щелочные реакции. Кислотно-щелочные реакции… Она перечитывала эти слова снова и снова, пока не пришла к отчетливому выводу.

Какое кому дело до кислотно-щелочных реакций!

Внезапно незнакомый резкий звук отвлек Гэбби от химии. Ее мобильный телефон! До последних дней она им почти не пользовалась, а теперь вытащила его из бокового кармана рюкзака и прочла имя звонящего: ДЖАСТИН.

– Привет, – ответила она, надеясь, что голос не выдаст ее волнения. Раньше, в средней школе, она висела на телефоне часами, болтая с подружками, хихикая и обсуждая мальчиков, которые им нравились, и все, что произошло в школе за день. Но сейчас единственным человеком, которого она могла назвать своим другом, была Эли Хануман. Но родители Эли не позволяли ей ни с кем общаться после школы, чтобы она не сбилась с верного пути и стала лучшей ученицей во всем потоке.

– О, Гэбби, привет… – сказал Джастин.

– Привет.

Джастин откашлялся.

– Похоже, я случайно тебе позвонил.

Гэбби ощутила удививший ее саму прилив разочарования.

– А, ну тогда ладно.

– Но… м-м… раз уж мы созвонились… как у тебя дела? После всего, что случилось сегодня днем? Ты в порядке?

– О да, я в порядке. – То видение по-прежнему не выходило у нее из ума, но за исключением этого… да. – Хотя я все-таки слегка в шоке от всех этих событий. Мне трудно поверить, что это в самом деле происходит.

– Мне тоже, – признался Джастин. – Это вроде круто, но…

– Безумно, – закончила Гэбби.

– Мне пора, пока, – внезапно заявил Джастин. Слушая телефонные гудки, которые свидетельствовали об окончании разговора, Гэбби задумалась, не сказала ли она случайно чего-то неправильного.

Когда телефон запищал снова, она подумала, что так никогда не доделает химию.

Извини. Мама пришла домой. Появились дела.

Нужно ли ей написать что-нибудь в ответ? Она не хотела, чтобы он решил, будто она его игнорирует.

Несколько раз Гэбби начинала писать, потом стирала написанное и в итоге остановилась на таком варианте:

ОК.

Возможно, это самое унылое сообщение в истории, но она, по крайней мере, написала что-то в ответ.

Телефон запищал почти сразу же.

Увидимся завтра.

По ее лицу расплылась широкая улыбка.

Звучит неплохо.