3

Если бы кто, ничего не знающий и не ведающий, окинул беглым взором жизнь Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, наступившую после возвращения к ним их Рябой, ему показалось бы, что все вернулось на круги своя.

Тюкал в огороде тяпкой Игнат Трофимыч, окучивая картошку, драла сорняки около забора Марья Трофимовна, шла в дом и спустя недолгое время, появившись на крыльце, кликала своего старого обедать. Бродили по огороду куры, и голенастый петух, ухватив в разрыхленной тяпкой земле очередного червяка, победною хриплой песней оповещал о том своих многочисленных пассий. И, будто ничего с нею не происходило, будто не исчезала она отсюда на целые сутки, ходила среди них, пурхалась вместе со всеми в земле Рябая.

Однако же взгляд знающий, да к тому же еще и пристальный, тотчас обнаружил бы повсюду вокруг Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем присутствие чужих людей.

Чужие люди, влипнув в заборы, стояли на улице около дома Марьи Трофимовны и Игната Трофимыча, и если вдруг кто из любопытных, памятуя совсем недавние события, происходившие здесь, останавливался напротив дома стариков, эти неприметные люди тотчас оказывались около ротозея и вежливо, но весьма твердо приказывали ему уносить отсюда ноги, да поживее.

Чужие люди были и во дворе. Чужой человек пристроился на ступеньках крыльца, чужой человек слонялся среди смородиновых кустов подле забора с Марсельезой, а один, принужденный неудобно согнуться из-за низкого потолка, вороша ногами солому на полу, и вовсе обретался в курятнике. Сидел чужой человек в сенцах, и сидел даже в самом доме, на кухне.

Так минул день, а в наступивших сумерках на смену дневным тем же числом пришли свежие люди и заняли на ночь те же самые посты. И Игнат Трофимыч, ворочаясь у себя на печи, слышал внизу на лавке чужое шевеление, шорох чужой одежды и поскрипывание чужой обуви. Марья Трофимовна среди ночи не выдержала, предложила из комнаты:

— Да вы б прилегли, скинули бы обувку, отдохнули.

И дежурный ответил ей сухо:

— Давайте без советов. Сам знаю, что мне нужно.

И хорошо еще было дежурному в доме: можно было и встать, постоять, и пройтись туда-сюда; а вот дежурному в курятнике скверно было во всех отношениях: ни пошевелись как следует, ни встань, ни сядь по-иному, а уж о том, чтобы пройтись, размять ноги — какой разговор. И поскольку сидел он внизу, на земле, а куры были над его головой на насесте, то время от времени чувствовал он, то ногами, то плечом, а разок пришлось и лицом, неприятные жидкие шлепки их помета.

И все же дежурный не заметил, как задремал. Из плоти и крови сотворен человек. Проснулся же он, когда в щели между горбылевыми досками уже проникали тонкие струнки солнечного света. Вскинулся испуганно, таращась на насест, и тут почувствовал на своих вытянутых ногах чье-то живое присутствие. Дежурный глянул на ноги — и стал свидетелем появления на свет физического тела. Форма тела была идеально овальная, а цвет, цвет… цвет, кажется, был не белый, но дежурный не посмел так вот сразу поверить себе.

Между тем курица, снесшая яйцо, замахала крыльями, заквохтала, запереступала лапами и спрыгнула на землю. А яйцо осталось лежать у дежурного в ложбинке между ногами.

Дежурный помедлил-помедлил мгновение и, не размыкая ног, повел их вбок, подставил под ближайшую струнку света. И когда яйцо оказалось на свету, ему пришлось поверить себе: золотое оно было, никакое другое.

Рука его схватила яйцо, и дежурный вывалился на улицу. Поднявшееся над горизонтом солнце ослепило его, и он, почти ничего не видя, рванул к дому, взлетел по крыльцу и, сорвав крючок на сенной двери, грохнул кулаком в дверь, ведущую в дом.

— Товарищ капитан! — исполненным высокого, чистого волнения голосом закричал он.

Дежурный, несший караул внутри дома, был старшим.

Он открыл дверь и вышагнул за порог.

— Что случилось? — голосом, готовым распекать, спросил он.

— Товарищ капитан! — торжествующе протянул к нему руку с лежащим на ладони яйцом дежурный из курятника.

Он глядел при этом на лицо своего старшего, и его удивило, что вместо восторга лицо капитана выразило презрительное недоумение.

— Н-ну? — сказал капитан. — И что? Это чье?

Дежурный из курятника, ошарашенный подобным приемом, перевел глаза на свою ладонь — и о, ужас, на ладони у него лежало совершенно обычное, ничем не примечательное, белое яйцо!

— О-о-оно… — заикаясь, проговорил дежурный, — было… голову на отсечение… золотое!

Капитан смотрел на него с подозрением.

— А ну дыхни! — сказал он затем.

— Т-товарищ капитан! — оскорбленно воскликнул дежурный.

— Дыхни! — снова велел капитан.

Дежурный дыхнул.

Капитан, принюхиваясь, втянул в себя выдохнутый дежурным воздух, и взгляд его стал задумчив. Он взял яйцо с ладони дежурного и покрутил между пальцами, разглядывая.

— М-да, — протянул он затем. — Взял, выходит, и уже у тебя в руке превратилось?

— Выходит, так, — подумав немного, согласился дежурный.

— Черт знает что, дьявольщина какая-то! — ругнулся капитан и осекся, огляделся быстро по сторонам, а потом отдал яйцо обратно дежурному. — Иди, пиши рапорт, — посторонился он, пропуская дежурного внутрь дома. — Изложи все как есть, пусть ломают головы. Наше дело — оперативное, а думают пусть они.