Глава XII

В присутствии всех

Каковы бы ни были риск и трудности, созданные образом действий, который взял на вооружение мистер Рассендилл, я не сомневаюсь, что он поступал правильно, учитывая имеющуюся у него информацию. Его планом было выдавать себя за короля перед канцлером Хельзингом, принудить его к соблюдению тайны и заставить наложить такое же обязательство на жену, дочь и слуг, обещав все объяснить через несколько часов. Если в дальнейшем все пойдет хорошо, к вечеру письмо будет уничтожено, опасность для королевы исчезнет, и Рудольф покинет Штрельзау. Затем определенная часть правды должна быть открыта. Хельзингу расскажут историю Рудольфа Рассендилла и убедят его молчать о безрассудном англичанине (мы готовы многому верить об англичанах), которому хватило дерзости вновь изображать короля в Штрельзау. Канцлер был славным стариком, и я не думаю, что Рудольф ошибся, положившись на него. Но он не учитывал то, о чем не мог знать. Все то, что друзья королевы и она сама делали в Штрельзау, стало бесполезным после смерти короля. Знай они об этой катастрофе, то действовали бы совсем по-другому, но об их разуме можно судить только согласно их знаниям.

Прежде всего, сам канцлер проявил немало здравомыслия. Даже до получения королевского приказа он послал за двумя слугами и приказал им под угрозой немедленного увольнения, если не хуже, никому не рассказывать о том, что они видели. Приказы жене и дочери, несомненно, были более вежливыми, но не менее категоричными. Канцлер мог поверить, что дело короля было важным и секретным, если оно заставило его величество бродить по улицам Штрельзау, когда его считали находящимся в замке Зенды, и входить в дом друга через окно в столь ранний час. Более того, король сбрил бороду – дамы были в этом уверены, – и хотя это могло быть случайным совпадением, но снова указывала на желание оставаться неузнанным. Поэтому канцлер, тоже терзаемый любопытством, не теряя времени, повиновался приказу короля и явился ко мне в дом еще до шести.

Когда доложили о посетителе, Рудольф был наверху, принимая ванну и завтракая. Хельга выучила свой урок достаточно, чтобы отвлечь визитера до прихода Рудольфа. Она извинялась за мое отсутствие, заявляя, что не в состоянии объяснить ни его, ни сущность моих дел с королем. Хельга изображала покорную жену, чьим величайшим грехом было нескромное желание быть в курсе того, о чем ей знать не следовало.

– Мне известно лишь то, – сказала она, – что Фриц велел мне в письме ожидать короля и его около пяти утра и впустить их обоих через окно, так как король не желал, чтобы слуги знали о его присутствии.

Появился король и любезно приветствовал Хельзинга. Трагедия и комедия причудливо смешивались в эти бурные дни – даже сейчас я едва могу сдержать улыбку, представляя себе Рудольфа с серьезной миной, но с искорками в глазах (я уверен, что он наслаждался происходящим), сидящего рядом со старым канцлером, делая загадочные намеки и обещая, что завтра он обратится к мудрейшему из его советников. Хельзинг, моргая за стеклами очков, молча внимал длинному повествованию, не объяснявшему абсолютно ничего. Голос старика дрожал от волнения, когда он заявил, что полностью предоставляет себя в распоряжение короля и отвечает за молчание своей семьи и своих слуг, как за свое собственное.

– В таком случае, вы очень счастливый человек, мой дорогой канцлер, – со вздохом промолвил Рудольф, словно намекая, что король в своем дворце не так счастлив. Довольному Хельзингу не терпелось сообщить жене, как полагается король на ее честность и умение молчать.

Со своей стороны, Рудольф очень хотел избавиться от присутствия старика, но, понимая, как важно держать канцлера в добром расположении духа, не отпускал его еще несколько минут.

– Дамы не станут разговаривать до завтрака, а так как они вернулись только в пять утра, то едва ли хотят завтракать, – сказал он.

Рудольф заставил Хельзинга сесть и продолжил беседу. Он обратил внимание, что граф Люцау-Ришенхайм был слегка удивлен, услышав его голос, поэтому сейчас старался говорить потише и с легкой хрипотцой, которую слышал в голосе короля, когда прятался за портьерой в замковой комнате полковника Запта.

Роль была сыграна так же безупречно, как в былые дни, когда он играл ее на глазах у всего Штрельзау. Тем не менее, если бы Рудольф сразу отпустил старого Хельзинга, ему бы, возможно, не пришлось прибегать к еще более рискованному обману.

Они беседовали наедине. Рудольф убедил мою жену прилечь на часок в ее комнате. Она подчинилась, так как крайне нуждалась в отдыхе, но сначала строго приказала прислуге не входить без вызова в комнату, где оставались Рудольф и канцлер. Опасаясь подозрений, она и Рудольф решили, что лучше положиться на приказ, чем снова запирать дверь, как ночью.

Покуда все это происходило в моем доме, королева и Берненштейн были на пути в Штрельзау. Возможно, если бы Запт был в Зенде, его мощное влияние смогло бы помешать этой слишкой импульсивной экспедиции. Берненштейн не обладал подобным авторитетом и мог лишь повиноваться властным приказаниям и горячим мольбам королевы. С тех пор как Рудольф Рассендилл покинул ее три года назад, она жила в строгих рамках самоограничения, никогда не будучи самой собой. Сомневаюсь, что какой-нибудь мужчина способен на такое. Но сейчас внезапное появление Рудольфа и грозящие им обоим опасности поколебали ее самообладание, а странный сон оставил ей лишь одно желание – желание находиться рядом с мистером Рассендиллом, и лишь один страх – страх за его безопасность. Во время поездки королева говорила только о том, что угрожает ему, не упоминая о нависшей над ней самой катастрофе, которую мы изо всех сил старались отвести от нее. Избавившись под благовидным предлогом от фрейлины, она отправилась в путь в компании одного Берненштейна и умоляла его как можно скорее доставить ее к мистеру Рассендиллу. Я не могу винить королеву: Рудольф означал для нее все радости жизни, а теперь ему предстояло сразиться с графом Гентцау. Что удивительного в том, что он приснился ей мертвым и что в этом сне все приветствовали его как короля? Любовь Флавии короновала его.

Когда они прибыли в город, королева взяла себя в руки – Берненштейн убедил ее, что ничего в ее поведении не должно вызывать подозрений. Тем не менее она твердо решила сразу же начать поиски мистера Рассендилла. Откровенно говоря, королева боялась найти его мертвым – сон сильно подействовал на нее, и она не могла успокоиться, не узнав, что он жив. Берненштейн, опасаясь, что страх убьет ее или лишит рассудка, с уверенностью заявил, что мистер Рассендилл, несомненно, жив и здоров.

– Но где он? – воскликнула королева, ломая руки.

– По всей вероятности, мадам, мы найдем его у Фрица фон Тарленхайма, – ответил лейтенант. – Он должен был ждать там, пока не придет время атаковать Руперта, или, если все уже кончено, вернуться туда.

– Тогда поедем туда сейчас же! – потребовала королева.

Но Берненштейн убедил ее сначала отправиться во дворец и сообщить там, что она собирается нанести визит моей жене. Королева прибыла во дворец в восемь, выпила чашку шоколада и потребовала свою карету. Когда она около девяти отправилась в мой дом, ее сопровождал только Берненштейн, взволнованный немногим меньше королевы.

Будучи поглощенной мыслями о мистере Рассендилле, королева почти не думала о том, что могло произойти в охотничьем домике, но Берненштейн делал мрачные выводы из того, что Запт и я не смогли вернуться в назначенное время. Либо с нами случилось что-то скверное, либо письмо попало к королю, прежде чем мы прибыли в домик, – все варианты казались ему ограниченными этими двумя альтернативами. Но, говоря об этом с королевой, он слышал от нее только одно:

– Если мы найдем мистера Рассендилла, он скажет нам, что делать.

Таким образом, в начале десятого утра карета королевы подъехала к моему дому. Дамы из семьи канцлера насладились весьма кратким отдыхом, так как их головы высунулись из окна, как только заскрипели колеса. На улицах уже было много народу, а корона на дверцах кареты привлекла обычную толпу зевак. Берненштейн спрыгнул на землю и подал руку королеве. Быстро кивнув собравшимся, она поднялась на крыльцо и позвонила в дверь. В доме уже заметили карету. Служанка моей жены сразу побежала к хозяйке. Хельга, лежавшая на кровати, тут же вскочила и после нескольких минут приготовлений, которые дамы считают необходимыми при любой спешке, спустилась принять королеву – и предупредить ее. Но она опоздала. Дворецкий и лакей уже распахнули дверь перед королевой. Когда Хельга достигла подножия лестницы, ее величество входила в комнату, где был Рудольф, – ее сопровождали слуги, а Берненштейн стоял позади с каской в руке.

Рудольф и канцлер продолжали разговор. Чтобы избежать взглядов прохожих (ибо в комнату легко заглянуть с улицы), штору опустили, и комната находилась в тени. Они слышали шум кареты, но никто не подозревал, что приехала королева. Для них было абсолютной неожиданностью, когда внезапно открылась дверь. Канцлер, не обладавший быстротой ни движений, ни мысли, сидел в углу не меньше полминуты, прежде чем подняться на ноги. Зато Рудольф сразу оказался в середине комнаты. Хельга, стоя у двери, высовывала голову из-за широкого плеча молодого Берненштейна и видела все происходящее. Королева, не обращая внимания на слуг, не замечая Хельзинга и забыв обо всем при виде своего возлюбленного, бросилась к нему и, прежде чем Хельга, Берненштейн или сам Рудольф успели ее остановить, сжала его руки с криком:

– Ты в безопасности, Рудольф! Слава богу!

Она поднесла руки Рудольфа к губам и страстно их поцеловала.

Слуги молчали, повинуясь приличиям, канцлер – из осторожности, а Хельга и Берненштейн – от испуга. Рудольф тоже молчал – не знаю, от смущения или от избытка эмоций. Окинув взглядом комнату, королева увидела кланяющегося ей Хельзинга и застывших в почтительной позе слуг. Поняв, что она натворила, бедняжка побелела как мрамор и упала бы, если бы Рудольф не удержал ее, обняв за талию.

– Все хорошо, дорогая, – произнес он тихо, но достаточно четко, чтобы его услышали все.

Моя жена вцепилась в руку Берненштейна, который, повернувшись, увидел, что она тоже побледнела и ее губы дрожат. Но красноречивого взгляда Хельги было для него достаточно. Подойдя к Рудольфу, лейтенант опустился на одно колено и поцеловал его левую руку.

– Очень рад вас видеть, лейтенант фон Берненштейн, – сказал Рудольф Рассендилл.

В один миг катастрофу удалось отвести. На карту было поставлено все. Могло раскрыться, что существует такой человек, как Рудольф Рассендилл. То, что он некогда занимал королевский трон, было тайной, которую они в случае необходимости могли доверить Хельзингу, но оставалось другое, что следовало скрывать любой ценой и что угрожало выдать страстное восклицание королевы. О том, что она и Рудольф любят друг друга, нельзя было говорить никому – даже Хельзингу, поскольку он мог счесть себя обязанным сообщить об этом королю. Поэтому Рудольф предпочел будущие трудности возможной теперешней катастрофе. Чтобы не навлекать беды на возлюбленную, он выдал себя за ее супруга и за короля. А королева, ухватившись за единственный оставшийся у нее шанс, согласилась на это. Возможно, на какой-то момент ее усталая, измученная душа нашла успокоение в мечте, что так будет всегда. Опустив голову на грудь Рудольфа, она закрыла глаза, ее лицо стало безмятежным, а с губ сорвался тихий счастливый вздох.

Но каждый момент приносил новую опасность и требовал новых усилий. Рудольф подвел королеву к дивану и приказал слугам в течение нескольких часов молчать о его присутствии. Как они, несомненно, поняли по волнению королевы, сказал он, важное дело привело его в Штрельзау. Вскоре они будут свободны от обязательства, о котором он просит их сейчас. Когда слуги с поклонами удалились, Рудольф повернулся к Хельзингу, тепло пожал ему руку, повторил просьбу о молчании и пояснил, что позже вызовет канцлера либо сюда, либо во дворец. Потом он попросил оставить его ненадолго наедине с королевой. Все вышли, но как только Хельзинг покинул дом, Рудольф позвал Берненштейна и мою жену. Хельга поспешила к королеве, а Рудольф отвел Берненштейна в сторону и обменялся с ним новостями. Мистер Рассендилл был очень обеспокоен отсутствием известий от Запта и меня, но его волнение усилилось, когда он узнал о весьма несвоевременном появлении короля в охотничьем домике вчера вечером. Рудольф пребывал в полном неведении – он не знал, где король, где Руперт, где мы с полковником. Тем временем он сам находился в Штрельзау в качестве короля более чем для полудюжины человек, защищенный только их обещаниями и могущий в любой момент оказаться разоблаченным благодаря прибытию настоящего короля или даже сообщению от него.

Но, несмотря на все сложности, Рудольф твердо придерживался своей цели. Для него были очевидны две вещи. Если Руперт избежал ловушки и все еще жив, владея письмом королевы, его нужно найти: это задача номер один. Достигнув этого, Рудольфу не останется ничего другого, как исчезнуть так же тайно и незаметно, как он появился, надеясь, что его недолгое присутствие будет скрыто от человека, чье имя он узурпировал. Впрочем, в случае надобности королю можно рассказать, что Рудольф Рассендилл подшутил над канцлером и снова удалился. Можно рассказать обо всем, кроме того, что затрагивает честь королевы.

В этот момент сообщение, отправленное мною со станции в Хофбау, достигло моего дома. В дверь постучали. Берненштейн открыл ее и взял телеграмму, адресованную моей жене. Я написал все, что осмелился доверить подобному средству связи:

– Значит, они не поймали его! – воскликнул глубоко разочарованный Берненштейн.

– Нет, но он не сообщил новости королю, – с торжеством сказал Рудольф.

Они стояли у дивана, на котором сидела королева. Она казалась усталой, но спокойной. Ей было достаточно того, что Рудольф сражается за нее.

– Видите это? – продолжал Рудольф. – «Король сегодня не покинет охотничий домик». Значит, слава богу, у нас есть один день!

– Да, но где Руперт?

– Если он в Штрельзау, мы узнаем это через час. – Судя по тону Рудольфа, ему очень хотелось, чтобы Руперт оказался в Штрельзау. – Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы найти его. Если я могу добраться до него только в качестве короля, значит, я буду королем!

Мое послание вселило в них бодрость, хотя оно многое оставляло необъясненным. Рудольф повернулся к королеве:

– Не падайте духом. Через несколько часов наши беды кончатся.

– А потом? – спросила она.

– Потом вы будете в безопасности, – тихо отозвался он, склонившись к ней. – А я буду гордиться тем, что спас вас.

– А что будет с вами?

– Я должен идти, – еще тише прошептал Рудольф.

Но Хельга расслышала эти слова, когда вместе с Берненштейном отходила в сторону.