Переселение

В это лето послы царя царей Дарайавуша двигались по Фракии от племени к племени, призывая посылать молодых воинов в персидское войско и угрожая разорением тем, кто этого не сделает. В страхе перед персами, скорыми на расправу, свои отряды к назначенному месту сбора послали даже могущественные пеоны. Только крестонеи осмелились не выполнить приказа чужеземцев. На собрании старейшин слепой певец, перебирая струны кифары, пропел о Залмоксисе, крестонее, взятом в плен эллинами и овладевшем их знаниями, о знаке медведя на его груди, о глазах, сверкающих, как звезды, о том, как Залмоксис уже однажды спас свой народ от беды, спасёт его и сейчас, если призвать его всем народом.

И были принесены кровавые жертвы. На копья подняты трое юношей. И Залмоксис вновь явился к своему племени. На его груди ярился медведь с зияющей пастью. И, видя дальше не только людей, но и орлов, он приказал мужам вместе с жёнами и детьми сняться с места, чтобы поселиться там, где не будут угрожать ни эллины, ни персы. И не было в племени ни одного, кто усомнился бы в правильности такого решения.

Переправившись через Данастрий, крестонеи выпрягли коней и стали лагерем. Приказав поставить охрану, Залмоксис уединился в крытой повозке и прилёг. От многих суток непрерывного движения голова гудела как котёл, и он сразу погрузился в сон.

Пробудившись среди ночи, Залмоксис откинул полог. Луна гляделась в реку, и её отражение дробилось в ряби волн, обтекающих вбитые в дно сваи. Это было всё, что осталось от разрушенного моста.

Внезапно Залмоксис вспомнил стишок Пифагора:

и задумался: «Этот день стал для меня и моего народа переломным. Там, за мостом, осталась земля, столетия возделывавшаяся крестонеями, могилы отцов и дедов, а здесь заселённая кочевниками, не знающая плуга степь, но ведь иного выхода не было. А как примут нас эти кочевники, не раз вторгавшиеся через Данувий и опустошавшие наши поля? Конечно, сейчас им не до нас. Огромное персидское войско уже, должно быть, перешло Данастрий и находится где-то близ Ольвии. А что, если нам двинуться к порогам Данаприя, где скифы хоронят своих царей, и предложить им помощь в войне с Дарайавушем? Выше порогов обитают данники скифов, чуждые им по языку и обычаям племена. Неужели среди их лесов не отыщется места для наших женщин, детей и стариков? А мы, воины, оплатим эту землю своею кровью, а если понадобится — и жизнью».

И вновь память возвратила пещеру на Самосе, и Залмоксис явственно услышал голос Пифагора и его рассказ о гиперборейской белизне. «Мог ли я думать, что судьба забросит меня в места, где никто не слышал даже звука эллинской речи, куда откровения эллинских софосов смогут дойти, как эхо, через сотни, если не через тысячи лет...»