«Не может быть»

Иаков, однако, не был ни единственным, кто спорил с Богом, ни даже первым. Первым был Авраам, который спорил и торговался с Богом о количестве праведников, ради которых Господь мог бы простить Содом. Казалось бы, тут обнаруживается сходство между двумя праотцами — дедом и внуком, но на самом деле куда более интересно как раз различие между ними, четко выразившееся в различии обоих споров.

Как мы помним, к Аврааму пришли в гости «три мужа» — известить о предстоящем рождении Исаака (Быт. 18). Двое из гостей — ангелы Божьи — пошли оттуда в Содом, чтобы его истребить. Третьим был Бог, который остался с Авраамом для короткого разговора. Начало их беседы было неожиданным и многообещающим. Авраам осмелился спросить Бога, почти упрекнуть Его: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно?»

Продолжительность речи Авраама, ее ритм и интонация свидетельствуют о сильном волнении. Это была не первая его встреча с Богом, но обычно Бог говорил, а он слушал. Сейчас ему представилась новая возможность. Бог гостил в его шатре, ел у него обед, значит, он может обратиться к Нему с просьбой. Истинной причиной, подвигшей Авраама на этот разговор, была, как мне кажется, озабоченность судьбой его племянника Лота, жившего в Содоме. Но было у него, естественно, и стремление обсудить с Богом принципиальную сторону проблемы греха и воздаяния, а также желание критически обсудить решение Бога и, возможно, даже изменить его.

Однако, разволновавшись, Авраам смешал воедино самые разные аргументы и соображения. Его первый вопрос: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?» — был похож на вопрос, заданный Авимелехом, царем Герара: «Неужели Ты погубишь и невинный народ?» Иными словами, Авраам не возражал против уничтожения грешников Содома. Его заботила лишь судьба тамошних праведников. Но тут ему пришла в голову новая идея: а не простит ли Бог весь город вместе с грешниками ради пятидесяти праведников, которые, возможно, живут в нем? Однако, задав этот вопрос, он сразу же забыл о нем и вернулся к первому своему аргументу: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?»

«Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие», — сказал Бог.

Иными словами. Он предпочел игнорировать вопрос о приемлемости коллективного наказания и решил испытать Авраама в менее принципиальном споре — о числе праведников, ради которых можно пощадить город.

Авраам тотчас попался в ловушку. Он начал торговаться, как покупатель на рынке: «Вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?»

«Не истреблю, если найду там сорок пять», — сказал Бог.

«Может быть, найдется там сорок?» — сказал Авраам.

«Не сделаю того и ради сорока», — ответил Бог.

«Да не прогневается Владыка, что я буду говорить, — испытывал Авраам свою удачу, — может быть, найдется там тридцать?»

Так и слышится, как он бормочет про себя: «Мне самому этого мало», — но Бог и сейчас проявляет терпение: «Не сделаю, если найдется там тридцать».

«Вот, я решился говорить Владыке, — снова заводит свое Авраам, — может быть, найдется там двадцать?»

«Не истреблю ради двадцати», — говорит Бог, недоумевая, когда же Авраам дойдет до главного.

«Да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды, — снова просит Авраам, — может быть, найдется там десять?»

«Не истреблю ради десяти», — сказал Бог, поднялся и ушел. Так и написано: «Не истреблю ради десяти. И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом».

В уходе Бога ощущается нетерпение. Он как бы говорит: «Ближе к делу, Авраам. Хватит отнимать Мое время, торговаться со Мной о мелочах и глупостях». Но есть в этом уходе и разочарование. Бог ожидал, что Авраам честно скажет, что его беспокоит судьба Лота, и перестанет прятать личный интерес за теологическими рассуждениями. Но даже если Авраам был всерьез заинтересован в теологической проблеме воздаяния и милосердия, он должен был вести ее как подобает, то есть использовать этот редкий случай для подлинного идейного спора.

На самом деле в торге между Авраамом и его Богом смешались сразу две проблемы: вопрос о коллективном наказании, то есть о наказании праведника заодно с грешником, с которого Авраам начал, но не продолжил, и вопрос о «стоимости» одного-единственного конкретного праведника, то есть Лота, до которого Авраам хотел добраться методами мелочного торга.

Смысл нетерпеливого ухода Бога в том, что между сорока праведниками, или двадцатью, или десятью нет разницы. Она существует между многими и одним. Об этом свидетельствует также оставшееся в иврите выражение: «Один праведник в Содоме».

Но Авраам не занялся этой проблемой, и, когда Бог увидел, что он просто старается сбить цену и не возвращается к выяснению этого действительно важного вопроса, Ему надоело: «И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом».

Кстати, на вопросы, заданные Авраамом, в прошлом уже был дан ответ. Если бы он прочел историю потопа, произошедшего за несколько поколений до него и описанного несколькими главами раньше, он бы уяснил себе, что Бог действует иначе: Он спасает одного праведника, но не прощает из-за него всех нечестивцев. Во время потопа Бог спас Ноя, единственного праведника в своем поколении, и уничтожил всех грешников. И так же Он поступит сейчас: Его ангелы спасут единственного праведника, Лота, и истребят весь город со всеми его грешными жителями. Короче говоря, весь этот торг из-за числа праведников был с самого начала излишним, и Авраам пропустил случай провести с Богом настоящую дискуссию.

Вернусь к Иакову. Когда впервые читаешь рассказ о его разговоре с Богом, возникает впечатление, что он, в отличие от своего деда, вообще не заинтересован в обсуждении принципиальных вопросов и торгуется исключительно о технических деталях и своих личных потребностях. Но хотя Иаков говорил вроде бы только о своих сиюминутных проблемах, а Авраам — как будто бы о высоких вопросах морали, оказалось, что именно Иаков был глубже и принципиальней. Он не только разъяснил Богу, что отношения между Всевышним и человеком всегда обоюдны и симметричны, потому что Бог тоже нуждается в своих верующих, а не только они в Нем. Он пошел дальше — объяснил Ему, что человек нуждается в своем Боге, чтобы тот защитил его в пути и дал ему пищу и одежду, а Бог нуждается в Своих верующих для самого Своего существования.

И в результате Бог понял, что прежние инструкции типа «Пойди из земли твоей» и эксперименты вроде принесения в жертву любимого сына, так хорошо сработавшие в случае послушного Авраама, не будут приняты верующим нового типа. И хотя Он и Иакова подверг испытанию, это испытание было совсем иного рода. Он не потребовал от него совершить мгновенный страшный поступок. На долю Иакова выпали длительные испытания. Первым из них стал поход в Харран, и эту проверку он прошел успешно. Он начал этот поход испуганным и неуверенным в себе юношей, а закончил смелым и сильным мужчиной, который легко отбросил от устья колодца тяжелый камень и дерзко поцеловал девушку в первую же их встречу. Вторым испытанием было долгое ожидание любимой, и этот экзамен он выдержал тоже. Третьим стало долгое бесплодие Рахили, и хотя на сей раз Иаков оказался не на высоте, это испытание помогло ему лучше понять и себя самого, и свою любимую жену. Четвертым испытанием стала утрата любимого сына, который, как ему сказали, был растерзан хищными зверями. Иакова обманули не только сыновья — даже Бог не явился ему во сне и не открыл, что Иосиф жив.

Но Иаков выдержал еще одно, пятое испытание. Им стала ночная схватка на переходе через Иавок, один из самых загадочных и интересных эпизодов всей истории праотцев.

«Как имя твое?»

По возвращении в Ханаан, в преддверии неминуемой встречи с Исавом через двадцать лет после бегства от него, Иаков попросил помощи у Бога. Он покинул материнский шатер испуганным юношей, поспешно, как был, без всяких пожитков: «Я с посохом моим перешел этот Иордан», — описывал он свое тогдашнее положение двадцать лет спустя. Теперь он возвращался во главе большой семьи и с большим имуществом. Но и сейчас он боится беды. Тогда его страшили трудности и опасности похода, теперь — предстоящая встреча с братом. Раньше он потребовал от Бога добавить к договору между ними обязательство вернуть его домой «в мире», теперь он напоминает Ему об этом обязательстве: «Избавь меня от руки брата моего, от руки Исава; ибо я боюсь его, чтобы он, пришедши, не убил меня и матери с детьми. Ты сказал: „Я буду благотворить тебе, и сделаю потомство твое, как песок морской…“» (Быт. 32, 11–12).

Но, как и тогда, Иаков, этот вечно томимый опасеньями библейский герой, не полагается на одну лишь Божью помощь. Едва вступив в Ханаан, он загодя посылает Исаву богатые дары, стада овец, верблюдов и скота, детально инструктирует своих посланцев, какие в точности слова сказать брату, чтобы задобрить его, а накануне встречи, дойдя до ручья Иавок, под покровом темноты переправляет все свое имущество и «двух жен своих, и двух рабынь своих, и одиннадцать сынов своих» на другой берег. Ручей бурный, переправа опасная, особенно во мраке, но Иаков страшится предстать перед Исавом и его людьми, отягощенный семьей и имуществом.

И вот теперь, после рассказа об этой ночной переправе, звучит одна из самых таинственных и великолепных библейских фраз: «И остался Иаков один, и боролся Некто с ним, до появления зари».

Многие и до меня уже задавались вопросом, в чем состоял смысл этой борьбы и кем был боровшийся с Иаковом. В начале рассказа он назван «Некто», в конце говорится: «Ибо ты боролся с Богом и людьми»^[17] — словно речь идет о борьбе с неким божественным существом. Это заставляет вспомнить тех гостей, которые пришли к Аврааму перед истреблением Содома и Гоморры. Они тоже поначалу были названы «тремя мужами», а потом оказалось, что этими гостями были два ангела и Бог собственной персоной.

Некоторые комментаторы полагают, что этим «Некто» был сам Исав. Другие утверждают, что это был ангел, ответственный за него. А третьи говорят, что Иаков боролся со своей собственной сущностью. Я предпочитаю и здесь буквально придерживаться того, что написано, и думаю поэтому, что речь идет о Божьем ангеле. Во-первых, потому, что читатель имеет дело с Библией, а не с «Войной и миром», а на страницах Библии вполне естественно встретить ангелов. Особенно когда речь идет о Иакове, который уже встречал их в самых разных своих снах. В первом (перед походом) он видел, как они поднимались и спускались по лестнице; в другом (уже в Харране) он встретил ангела, который представился ему Богом, благословил его стада плодовитостью и велел ему вернуться в свою страну. Еще раз Божьи ангелы явились ему, когда он расстался с Лаваном, в том месте, которое он назвал Маханаим; и вот сейчас он с успехом борется «с Богом и с людьми» на переходе через Иавок.

Таинственный соперник, который не сумел одолеть Иакова и даже освободиться из его обхвата, попросил его: «Отпусти Меня, ибо взошла заря».

Иаков не согласился. Хоть и повредив в борьбе бедро, он тем не менее предъявил требования и поставил условия — точно так же, как требовал и ставил условия Исаву, покупая у него первородство за чечевичную похлебку, и как делал это в разговоре с Богом во сне с ангелами и лестницей.

«Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.

И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков.

И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль^[18]; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь.

Спросил и Иаков, говоря: скажи имя твое.

И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени моем? Оно чудесно^[19]. И благословил его там» (Быт. 32, 26–29).

Эта ночная схватка на переходе через Иавок тоже происходит словно бы во сне, и хотя прямо так о ней не говорится, но это подтверждается ее особенностями. Она происходит ночью, с одним человеком, никто другой при этом не присутствует. Она представляет собой очередную встречу и разговор с Богом или Божьим посланником. И точно так же, как в предыдущих снах Иакова, в ней есть важная весть, касающаяся его страхов накануне опасного и серьезного испытания. В первый раз так было перед походом в Харран, второй раз — перед побегом от Лавана, и сейчас — перед встречей с Исавом. И наконец, здесь снова повторяется ситуация сна о лестнице: силы равны, ангел и человек борются и не могут победить друг друга, и оба задают друг другу один и тот же вопрос: как тебя зовут? Кстати, просьба Иакова: «Скажи имя твое» и ответ соперника: «На что ты спрашиваешь о имени Моем? Оно чудесно» — тоже свидетельствуют в пользу того, что речь идет о Божьем ангеле, потому что точно те же вопросы повторяются в Библии еще раз, много позже, при встрече родителей Самсона с Божьим ангелом, посланным известить их о рождении сына (Суд. 13). Там Маной, отец Самсона, спрашивает ангела: «Как тебе имя?» — и ангел отвечает: «Что ты спрашиваешь об имени моем? оно чудно».

Но окончательное доказательство божественной природы загадочного соперника содержится в названии, которое Иаков дал месту их борьбы после ее завершения. Он назвал это место Пниэль^[20] (на иврите «лицо мое к Богу»), объяснив: «Ибо… я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя». То есть Иаков знал, что боролся с Божьим посланцем, а не со смертным существом, и важнее всего, что это не вызвало у него ни робости, ни малодушия.