Глава X
Девятый клиент и шкатулка
Агарь была почти гениальной по части чтения человеческих характеров по лицам. Изгиб рта, взгляд — все это она могла верно истолковать. К своим женским инстинктам она добавляла благоразумие логического мужского суждения. Она редко ошибалась, пуская в ход этот свой дар, и имела предостаточно возможностей применить его на многих клиентах, заходивших в ее ломбард в Ламбете. К слащавому, бледнолицему созданию, которое принесло в залог серебряную шкатулку времен Возрождения, она сразу почувствовала жесткую антипатию. Последующие события доказали, что Агарь была права.
Девятый клиент — так назвала его Агарь — был вкрадчивым подлецом. На вид почтенный слуга — камердинер или дворецкий, — он носил безупречный костюм черного цвета. Его лицо было белым, как у трупа, и почти бесстрастным. Два пучка усов украшали худую физиономию, но тонкий рот и скошенный подбородок были безволосыми. Уродливой формы голову и узкий лоб прикрывали гладко зачесанные редкие седые волосы. Обратившись к Агарь, он опустил бегающие серые глазки и говорил негромко, в самой почтительной манере. Агарь решила, что он слуга из Вест-Энда, а по его физиономии поняла, что он — подлец.
Этот «джентльменский джентльмен» — как справедливо окрестила его Агарь — назвал свое имя: Джулиан Питерс и адрес: Мейфер, Маунт-стрит, 42. Как Агарь не сомневалась в сущности этого человека, так не сомневалась она и в том, что он назвал фальшивые имя и адрес. Кроме того, она не была уверена, что ему честно досталась шкатулка, которую он собирался заложить, хотя рассказанная им история, похоже, была правдивой и говорил он откровенно.
— Мой последний хозяин, мисс, оставил мне эту коробку в наследство, — почтительно проговорил он. — И я ее некоторое время хранил. К сожалению, сейчас я в стесненных обстоятельствах, и, чтобы продержаться до получки, мне нужны деньги. Понимаете, мисс, лишь необходимость заставляет меня заложить эту коробку. Я хочу за нее пятнадцать фунтов.
— Могу дать вам тринадцать, — объявила Агарь, прикинув на глаз стоимость шкатулки.
— О, мисс, я уверен, что она стоит пятнадцать, — сказал так называемый мистер Питерс. — Если вы посмотрите, как искусно она изготовлена…
— Я посмотрела на все, — тут же ответила Агарь. — На серебро, на качество изготовления, на дату и на все остальное.
— Дату, мисс? — озадаченно спросил клиент.
— Да, шкатулка Чинквеченто[28], флорентийская работа. Осмелюсь сказать, если бы вы отнесли ее к ювелиру в Вест-Энде, вы могли бы получить больше, чем я готова предложить. Тринадцать фунтов — мой предел.
— Я возьму деньги, — быстро сказал Питерс. — Я не хотел бы закладывать коробку в Вест-Энде, где меня знают.
«Не сомневаюсь, знают как негодяя», — цинично подумала Агарь. Однако не в ее интересах было испортить хорошую сделку, а получить шкатулку времен Ренессанса за тринадцать фунтов было очень хорошей сделкой, поэтому Агарь выписала квитанцию на фальшивое имя Джулиан Питерс и протянула ее клиенту вместе с десятифунтовой банкнотой и тремя соверенами. Клиент жадно пересчитал деньги и, угодливо кивнув, повернулся, чтобы уйти. Однако в дверях ломбарда он остановился и напоследок тревожно спросил:
— Я же смогу выкупить эту шкатулку в любой момент, когда захочу, мисс?
— Хоть завтра, если вас это устроит, — холодно ответила Агарь. — Если заплатите за месяц залога.
— Спасибо вам, мисс, я заберу шкатулку через месяц. На это время я оставляю шкатулку на ваше попечение и желаю вам хорошего дня.
Агарь вздрогнула от отвращения, когда он покинул магазин, потому что человек этот был для нее ядовитой тварью, как змея или жаба. Если ее инстинкт чего-то стоил, она чувствовала, что камердинер — вор и негодяй, злоупотребляющий доверием своего работодателя. Шкатулка, скорее всего, была ворованной, а не была отдана мистеру Питерсу по завещанию. Джентльмены обычно не оставляют своим слугам в наследство шкатулки Чинквеченто.
Коробка, как ее назвал господин Питерс, была очень красивым, изящным образцом ювелирного искусства, достойным самого Бенвенуто Челлини. Вероятно, ее сделал один из его учеников. Определенно то была работа времен Ренессанса, потому что в орнаменте шкатулки смешались элементы христианства и язычества, которые так поразительно слились в возрожденном искусстве Италии Данте и Медичи. По обе стороны ларца располагались рельефные фигуры танцующих нимф и играющих на свирелях сатиров, увитый цветами алтарь и священник, коронованный виноградными лозами. На крышке была изображена фигура Богоматери в полный рост с воздетыми к небу руками, ниже — облака и башенки замка, над головой — великолепие Святого Духа в виде широко распахнувшего крылья голубя; порхающие херувимы и могилы святых. Внутри шкатулка была обшита тусклым матовым золотом, но в этом хранилище ничего не было.
Без сомнения, эта крошечная жемчужина ювелирного искусства служила вместилищем драгоценностей какой-нибудь флорентийской дамы в ту давно минувшую эпоху. Возможно, эту шкатулку, на которой странным образом смешались крест и тирс[29], намеки на аскетизм и жизнь, полную удовольствий, заказал для нее какой-нибудь любовник. Но флорентийская красавица давно превратилась в прах, ее дни любви, тщеславия и греховности миновали, и шкатулка, в которой она хранила свои драгоценности, оказалась в грязном лондонском ломбарде. Было нечто ироничное в судьбе, уготованной Временем и Случаем этому утонченному пустяку.
Осматривая шкатулку, Агарь заметила, что золотые пластины отделяет от наружной части некоторое расстояние. Ее наметанный глаз заметил, что есть пустое пространство между основанием шкатулки и внутренней золотой коробкой. Как всегда, готовая к поискам скрытых тайн, Агарь решила, что в этой игрушке есть секретный ящичек, без сомнения, открывающийся тайной пружиной. И она тут же принялась искать эту пружину.
— Очень хитро спрятана, — пробормотала она после долгих и тщетных усилий. — Но секретный ящичек есть, и я собираюсь его найти. Как знать, вдруг я наткнусь на свидетельство какой-нибудь старинной флорентийской трагедии, как в случае с распятием Фьезоли?
Пальцы Агарь были длинными и ловкими, а их узкие подушечки — удивительно чувствительными. Девушка провела ими по объемным изображениям кованого серебра, нажимая на смеющиеся головы фавнов и нимф. Некоторое время ее преследовали неудачи, пока случайно она не коснулась тонко сработанной розы, аккуратно вырезанной с одной стороны на центральном алтаре. В тот же миг послышался тихий щелчок, и серебряная пластинка с объемными фигурками, закрепленная на петле, ушла вниз. Как Агарь и решила, шкатулка внутри была разделена на две неравные части. Верхняя, которую можно было осмотреть, когда поднимали крышку, была, как уже сказано, пуста. Но в узкой нижней части между ложным и настоящим дном шкатулки лежал тонкий пакет. Довольная правильностью своей догадки, что, несомненно, делало честь ее острому уму, Агарь вытащила документы.
— Вот и моя флорентийская трагедия! — радостно проговорила девушка и начала изучать найденный клад.
Но ушло немного времени, чтобы выяснить, что письма — ибо это были пять или шесть писем, перетянутых розовой резинкой — были написаны не в XIV веке, а в самом конце XIX, и не на итальянском, а на английском языке. Начертаны они были изящным женским почерком на душистой бумаге (от них все еще исходил аромат фиалок) и были полны страстных и несдержанных любовных признаний. Агарь прочитала всего одно письмо, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, что судьба столкнула ее с интригой между замужней женщиной и мужчиной. Никакого адреса не было, так как каждое письмо начиналось неожиданно — словами страсти и обожания — и продолжалось в том же духе до конца, там, где стояла подпись — «Беатриче».
В том первом письме, которое прочла Агарь и которое было образчиком остальных, автор сетовала на свой брак, негодовала из-за того, что обязана повиноваться скучному мужу, и взывала к своему дражайшему Павлу — так, очевидно, звали ее возлюбленного — освободить ее. Страсть, бурная чувственная любовь, пылающая в каждой строчке сочинения замужней женщины, вызвали у Агарь немалое отвращение. Ее чистая и непорочная душа отшатнулась от бездны, открывшейся за этим похотливым обожанием; затрепетала, мимолетно увидев ту тайную скрытую жизнь. Вообще-то, в этих письмах пока не было никакой трагедии, но, учитывая, какая женщина их написала, они могли стать прелюдией к трагедии; и в каждой их строчке виделся развод.
«Какой лжец этот камердинер! — решила Агарь, вновь завязав письма. — Шкатулку оставили ему в наследство, вот как? Как будто человек мог доверить столь компрометирующие письма благоразумию такого подлеца, как Питерс! Нет, нет, уверена, что он не знает ни о тайном отделении, ни о существовании этих писем. Он украл шкатулку у своего господина, не зная, что в ней прятали послания замужней женщины. Я поставлю шкатулку в безопасное место и посмотрю, что произойдет, когда мистер Питерс за ней вернется».
Но Агарь не положила письма назад в тайный ящичек. Могло выйти так, что камердинер вернется до конца месяца, и, если ее в это время не будет в ломбарде, помощник, конечно, сам выдаст шкатулку. Агарь чувствовала, что было бы неправильно позволить этим письмам попасть в руки бессовестного негодяя, каким она считала Питерса. Узнай он тайну шкатулки, узнай о письмах, лежащих в ней, он вполне мог бы заработать на этом за счет или несчастной женщины, или собственного хозяина. У Питерса было лицо шантажиста, поэтому Агарь закрыла шкатулку, а письма спрятала в большой сейф в гостиной.
«Она легкомысленная женщина… плохая женщина, — подумала Агарь о Беатриче, написавшей эти пылкие письма. — И заслуживает наказания за то, что обманывала мужа. Но я не отдам ее во власть этой рептилии; он бы только разжирел на ее муках. Если он придет за шкатулкой, то получит ее, но без писем».
Агарь ни мгновения не сомневалась, что Питерс не знает о существовании этих посланий, иначе, отдавая шкатулку под залог, не оставил бы в тайнике письма, которыми можно было бы шантажировать бесстыдную Беатриче и ее любовника.
Но когда спустя две недели — еще до того, как истек оговоренный месяц, — камердинер снова появился, он ясно дал понять Агари, что за минувшее время узнал секрет шкатулки. И цыганка заставила его объяснить, как и от кого он выведал этот секрет. Она смогла это сделать, так как клиент хотел получить шкатулку обратно, но денег на то, чтобы ее выкупить, у него не было. Это обстоятельство дало ей власть над данным человеком, и Агарь безжалостно ею воспользовалась. Некоторое время, играя с ним в кошки-мышки, она делала вид, что не понимает, чего тот хочет. Но сразу заметив его алчный взгляд и торжествующее выражение лица, она поняла, что тот задумал какое-то мошенничество.
— Я хотел бы взглянуть на свою коробку, если вам будет не сложно, мисс, — сказал он, едва зайдя в ломбард. — Я не могу выкупить ее, но если бы вы позволили мне ее осмотреть…
— Конечно! — резко перебила Агарь. У нее не хватало терпения выслушивать его витиеватые речи. — Вот коробка. Можете рассматривать ее сколько угодно.
Питерс с нетерпением схватил шкатулку, открыл и уставился на пустое пространство внутри. Потом потряс ее, перевернул верх дном, словно ожидая, что выпадет внутренняя коробочка. В этот миг Агарь догадалась, что со времени заклада ему стало известно, что в шкатулке есть тайное отделение и что он ищет именно его. С иронической улыбкой она наблюдала, как Питерс неуклюже теребит изящно вырезанные фигурки, и увидела, что при таком грубом обращении шкатулка никогда не выдаст своей тайны.
Поэтому Агарь показала ему, как открыть тайник, но не для того, чтобы доставить ему удовольствие, а потому, что хотела знать историю любовных писем. Без сомнения, Питерс искал именно их, и Агарь поздравила себя с тем, что послушалась своих инстинктов и убрала письма туда, где он уже не мог до них добраться.
— Вижу, вам никак это не найти, — заметила Агарь, когда Питерс с отвращением положил шкатулку.
— Что не найти? — с вызовом спросил он.
— Потайное отделение, которое вы ищете.
— Откуда вы знаете, что я ищу потайное отделение, мисс?
— Я догадалась об этом по тому, как настойчиво вы нажимали на бока шкатулки. Ваш покойный хозяин, оставивший ее вам в наследство, явно не объяснил ее секретов. Но если хотите узнать, посмотрите сюда.
Агарь ловко подняла шкатулку, слегка прикоснулась пальцем к розе на алтаре и открыла Питерсу тайное отделение. Как она и предполагала, лицо того вытянулось при виде пустого ящичка.
— Что ж, он пуст! — огорченно сказал он вслух. — Я думал… я думал…
— Что найдете какие-то письма, — колко перебила Агарь. — Без сомнения. Но, видите ли, мистер Питерс… если это ваше имя… Так уж получилось, что я вас опередила.
— Что? Вы нашли письма?
— Да. Аккуратный маленький сверток, который лежит у меня в сейфе.
— Пожалуйста, отдайте их мне, — с трепетным нетерпением попросил клиент.
— Отдать вам! — с презрением повторила Агарь. — Не по мне поощрять шантажиста.
— Но это мои письма! — воскликнул Питерс, раскрасневшись, но не отрицая обвинения в шантаже. — Вы не можете оставить себе мои письма!
— Могу, — возразила Агарь, положив шкатулку на полку за своей спиной. — Точно так же, как могу оставить у себя эту шкатулку, если захочу.
— Как вы смеете! — воскликнул клиент, теряя всю свою обходительность. — Это моя коробка!
— Вашего хозяина, имеете вы в виду; и письма тоже его. Вы украли шкатулку, чтобы раздобыть деньги, а теперь украли бы и письма, если смогли бы, чтобы вымогать деньги у женщины. Знаете, мистер Питерс, кто вы? Вы — подлец!
Питерс едва мог говорить от ярости, а когда обрел голос, начал угрожать Агарь полицией. В ответ девушка презрительно засмеялась.
— Полиция! — отозвалась она. — Вы спятили? Вызывайте полицейского, если посмеете, и я сдам вас за воровство коробки.
— Вы не сможете, вы не знаете имени моего хозяина.
— Не знаю? — возразила Агарь, блефуя. — Вы забываете, что имя и адрес вашего хозяина были в тех письмах.
Видя, что подобным образом ничего не добиться, Питерс сменил тон — вместо того, чтобы говорить на повышенных тонах, перешел к дипломатии. Он сделался раболепным и льстивым — и куда более омерзительным, чем раньше. Агарь едва могла сохранять спокойствие, слушая его мерзкие предложения, но все же держала себя в руках, желая узнать историю писем, полное имя писавшей их женщины и имя хозяина Питерса, которому эти письма были адресованы. Задача была неприятной и требовала большого самоконтроля.
— Почему бы вам не разделить со мной эти деньги? — поинтересовался Питерс шелковым голосом. — Эти письма стоят очень дорого. Если вы мне отдадите их, я смогу очень дорого продать их или моему господину, или даме, которая их написала.
— Без сомнения, — ответила Агарь с наигранной уступчивостью. — Но прежде чем я соглашусь на ваше предложение, я должна узнать историю писем.
— Конечно, мисс, я все вам расскажу. Я…
— Минуточку, — перебила Агарь. — Господин Питерс — ваше настоящее имя?
— Да, мисс. Но адрес я дал фальшивый, как и свое первое имя. Я — Джон Питерс с Дьюк-стрит, Сент-Джеймс, работаю на лорда Эверли.
— Вы его камердинер?
— Да, я работал на него долгое время, но я проигрался в карты неделю или две тому назад, поэтому я…
— Поэтому вы украли эту шкатулку, — резко закончила Агарь.
— Нет, мисс, не украл, — с большим достоинством ответил Питерс. — Я позаимствовал ее из комнаты господина на несколько недель, чтобы получить за нее деньги. Я собирался выкупить ее и вернуть в течение месяца. И, без сомнения, я так и поступлю, если наш план с письмами сработает.
Агарь едва сдержалась, чтобы не взорваться, когда услышала, как этот негодяй хладнокровно рассуждает, как использует прибыль, полученную с помощью своей подлости. Тем не менее девушка хранила спокойствие и продолжала задавать вопросы, желая приобрести его полное доверие.
— Хорошо, мистер Питерс, скажем, вы позаимствовали шкатулку, — с иронией заметила она. — Но не кажется ли вам, что это довольно рискованный поступок?
— Я сделал это невовремя, так как не знал, что мой хозяин хранит в шкатулке любовные письма, — уныло заметил Питерс. — Я и предположить не мог, что он спросит об этой шкатулке. Однако он осведомился о ней два дня назад и обнаружил, что она исчезла.
— И решил, что вы взяли ее?
— Боже благослови вас, нет! — усмехнулся камердинер. — Я не настолько глуп, чтобы меня вот так поймали. Недавно комнаты моего господина ремонтировали, поэтому он подумал, что шкатулку украли или оклейщики обоев, или кто-то другой из этих простолюдинов.
— В таком случае вы в безопасности, — продолжала Агарь, злясь на преступную изобретательность этого существа. — Но как вы узнали, что в шкатулке были спрятаны письма? Вы не знали о них, когда ее заложили.
— Не знал, — с сожалением признался Питерс. — Но вчера я услышал, как мой господин рассказывает своему другу, что в шкатулке в секретном отделении были письма от замужней дамы, так что я подумал…
— …что вы найдете это секретное отделение и с помощью писем получите деньги от той замужней дамы.
— Да. И теперь мы собираемся сделать это вместе, не так ли?
— А эта замужняя дама богата? — поинтересовалась Агарь, отвечая вопросом на вопрос.
— Боже, мисс, да ее муж, мистер Деламер, несметно богат! Она отдала бы все на свете, чтобы получить свои письма обратно. Потому что, если бы муж увидел их, он бы наверняка развелся с ней! Он гордый человек, этот самый мистер Деламер.
— А он подозревает об интриге между своей супругой и лордом Эверли?
— Нет. Он бы разом все прекратил, если бы знал. Можете не сомневаться, она заплатит высокую цену за эти письма.
— Без сомнения, — согласилась Агарь. — Ну, господин Питерс, так как я являюсь вашим партнером в этом превосходном плане, вам лучше позволить мне увидеться с миссис Деламер. Я выужу у нее больше, чем вы.
— Осмелюсь сказать, мисс, вы очень умны, о да! Но поделитесь ли вы по справедливости?
— Да. Если я получу хорошую сумму, вам достанется половина, — двусмысленно ответила Агарь. — Но где же живет госпожа Деламер?
— На Керзон-стрит, мисс, в светло-красном доме. Вы всегда найдете ее там около семи. Выжмите из нее все что есть, мисс. Мы хорошо заработаем на этом деле.
— Похоже, так, — холодно заметила Агарь. — Но на вашем месте, господин Питерс, я бы как можно быстрее выкупила эту шкатулку. Из-за нее у вас могут быть проблемы.
— Я возьму деньги из моей доли наличными, — заявил негодяй. — Не соглашайтесь меньше чем на пятьсот фунтов, мисс. Эти письма того стоят.
— Вы будете довольны, уж я-то об этом позабочусь. Завтра я поговорю с миссис Деламер, так что если вы зайдете ко мне через день, я расскажу о результатах своего визита.
— О, у такой умной девушки, как вы, может быть только один результат, — усмехнулся Питерс. — Вы, мисс, выжмете миссис Деламер, как апельсин. Пригрозите, что обо всем расскажете мужу, и она заплатит сколько угодно. Доброго вам дня, мисс. Подумать только, какая умная девушка! Доброго вам дня!
И, отпустив этот комплимент, мистер Питерс ушел — ушел как раз вовремя, чтобы Агарь смогла удержаться от нечестивого желания швырнуть шкатулку ему в голову. Этот человек оказался еще большим негодяем, чем она думала. А представив себе, как он вымогал бы деньги у миссис Деламер, завладей он письмами, цыганка вздрогнула. К счастью для этой дамы, ее глупые послания оказались в руках женщины более благородной, чем она сама.
Хоть и нетитулованная, миссис Деламер была настоящей леди. Несомненно, она была красавицей и на много лет моложе своего господина и повелителя. Сам мистер Деламер был богатым членом палаты общин с длинной родословной и чрезмерной гордостью. Погруженный в политику и синие книги[30], он позволял своей легкомысленной молодой жене делать что ей заблагорассудится, при условии, чтобы она не марала в грязи его имя. Он бы простил ей все что угодно, только не измену. Она могла вести себя сколь угодно экстравагантно, удовлетворяя все свои дорогостоящие прихоти, и флиртовать — если того желала, а она желала — хоть с пятьюдесятью мужчинами. Но если имя Деламер станут произносить шепотом, связывая с каким-то скандалом, то — и она очень хорошо это понимала — муж будет искать или разделения[31], или развода. Тем не менее, хорошо все это зная, смазливая и глупая миссис Деламер оказалась настолько тупа, чтобы завести интригу с лордом Эверли и писать ему компрометирующие письма.
Она никогда не думала об опасности. Лорд Эверли был джентльменом, человеком чести, и говорил ей дюжину раз, что всякий раз сжигал письма, которые она писала ему. Поэтому она была ужасно удивлена, когда девушка, внешне напоминающая цыганку, явилась к ней с запечатанным конвертом и заявила, что в конверте ее письма к лорду Эверли.
— Письма! Письма! — стряхнув пушистые локоны со лба, проговорила миссис Деламер. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что ваши письма лорду Эверли лежат в этом конверте, — ответила Агарь, холодно глядя на сидящую перед ней изящную куклу. — А еще я имею в виду, что, если ваш муж увидит их, он сразу с вами разведется!
Госпожа Деламер побледнела под своими румянами.
— Кто вы? — выдохнула она, и ее синие глаза расширились от ужаса.
— Меня зовут Агарь Стэнли. Я — цыганка, держу ломбард в Ламбете.
— Ломбард! Как… Как вы получили мои письма?
— Камердинер лорда Эверли заложил серебряную шкатулку, в которой они были спрятаны, — пояснила Агарь. — Он собирался использовать письма, чтобы вымогать у вас деньги. Но я заполучила письма до того, как он это сделал, и пришла вместо него.
— Тоже чтобы вымогать деньги, я полагаю?
Миссис Деламер, хоть убей, не смогла удержаться от подобного замечания. Она знала, что говорит дурно, что эта девушка с серьезным, темным, вдохновенным лицом — не из тех женщин, что способны шантажировать свою заблудшую сестру. И все-таки виновное ничтожное создание видело, что Агарь — девица из ломбарда в трущобах — сидит перед ней, как судия и мысленно уже осудила ее за фривольное поведение. Гордая и надменная миссис Деламер корчилась под взглядом своей гостьи и в ужасе из-за разверзшейся у ног бездны не могла не сделать презрительного замечания в адрес женщины, которая пришла ее спасти. Она сказала это под влиянием момента; за такую импульсивность она уже много раз платила дорогой ценой. Но Агарь была слишком благородной женщиной, чтобы заставлять сейчас дорого платить легкомысленную красавицу.
— Нет, миссис Деламер, — ответила Агарь, держа себя руках — ведь это слабое маленькое создание не стоило ее гнева. — Мне не нужны деньги. Я пришла для того, чтобы вернуть эти письма, и я советую вам их уничтожить.
— Я непременно так и поступлю! — воскликнула светская дама, выхватив конверт, который ей протянули. — Но вы должны позволить вас вознаградить.
— Как вы вознаградили бы любого, вернувшего вам потерянную драгоценность! — объявила цыганка, скривив губы. — Нет, благодарю вас. То, что я для вас сделала, миссис Деламер, превыше любой награды.
— Превыше любой награды! — пробормотала хозяйка, гадая, правильно ли она расслышала.
— Я так считаю, — серьезно объявила Агарь. — Я спасла вашу честь.
— Спасли мою честь! — в ярости воскликнула миссис Деламер. — Как вы смеете! Как вы смеете!
— Я смею, потому что мне довелось прочитать эти письма… Вернее, я прочитала одно, но не сомневаюсь, что остальные точно такие же. Если бы мистер Деламер прочитал то же, что и я, боюсь, вам бы пришлось отправиться в суд по бракоразводным делам с лордом Эверли в качестве соответчика.
— Вы… вы ошибаетесь, — запинаясь, произнесла миссис Деламер, пытаясь защититься. — Ничего такого между нами не было, клянусь.
— Нет смысла мне врать, — отрывисто ответила Агарь. — Я видела, что вы писали мужчине, и этого достаточно. Однако я не собираюсь вас судить. Я пришла, чтобы отдать вам письма; они у вас в руках, поэтому я ухожу.
— Подождите! Подождите! Вы были очень добры. Конечно, немного денег…
— Я не шантажистка! — гневно воскликнула Агарь. — Но я спасла вас от шантажиста. Если бы эти письма заполучил камердинер лорда Эверли, вам бы пришлось заплатить за них тысячи фунтов.
— Знаю, знаю, — прохныкала глупая маленькая женщина. — Вы были добры и поступили хорошо; вы спасли меня. Возьмите это кольцо как…
— Нет, я не хочу от вас никаких подарков, — сказала Агарь, направляясь к двери.
— Почему нет? Почему же?
Агарь бросила через плечо взгляд, полный презрения.
— Я ничего не возьму от женщины, которая изменяет своему мужу, — спокойно заявила она. — Доброй ночи, миссис Деламер, и будьте осторожны, когда станете писать своему следующему любовнику. У него тоже может быть камердинер.
И Агарь покинула великолепно обставленную комнату, оставив в ней миссис Деламер, белую от ярости, ужаса и унижения. С этими несколькими презрительными словами бедной цыганской девушки в дом к ней пришло осознание своего греха.
Агарь съездила в Вест-Энд, чтобы повидаться с женщиной, написавшей эти письма, а теперь вернулась в ломбард в Ламбете, поговорить с человеком, которому они были посланы. Она была не из тех, кто делает что-то наполовину, и, решив разрушить все подлые планы Джона Питерса, написала письмо его хозяину. В ответ лорд Эверли сообщил, что придет повидаться с Агарью в назначенный день и час, указанные в письме.
В девять часов вечера в убогой гостиной ломбарда Агарь собиралась рассказать лорду Эверли, как она спасла миссис Деламер от алчного камердинера. А еще она собиралась отдать шкатулку и вернуть себе деньги, отданные за нее. При всей своей любви к романтике Агарь никогда не забывала, что она деловая женщина и должна заработать как можно больше денег для наследника старого скряги, который приютил и накормил ее, когда она сбежала в Лондон. Этика Агарь была бы совершенно непонятной для большей части человечества.
Точно в назначенный час лорд Эверли появился на Карби-Кресент и проследовал за Агарью в гостиную в задней части дома. Лорд оказался высоким, стройным, светловолосым мужчиной не первой молодости, с бесцветным лицом, отмеченным печатью усталости. Он слегка удивился при виде цветущей красоты Агари, очевидно, ожидая, что ломбардом заправляет старая карга. Однако он ничего не сказал, а лишь степенно поклонился девушке и сел на место, которое та указала. В свете лампы Агарь долго и внимательно рассматривала его красивое лицо. Лорд выглядел человеком умным, и Агарь удивлялась, как он мог найти удовлетворение в любви к легкомысленной кукле вроде миссис Деламер. Агарь на миг совсем забыла, что настоящая радость жизни заключается в контрасте.
— Не сомневаюсь, вы удивились, получив письмо из ломбарда, — без предисловий сказала она.
— Признаюсь, так и было, — спокойно ответил он. — Но поскольку вы упомянули о моей шкатулке, я пришел. Вы написали, что она здесь?
Агарь сняла с ближайшей полки серебряную шкатулку и поставила на стол перед ним.
— Ее заложили две недели назад, — негромко сказала она. — Я отдала за нее тринадцать фунтов, так что если вы отдадите мне эту сумму и проценты за месяц, можете ее забирать.
Не говоря ни слова, лорд Эверли отсчитал тринадцать фунтов, а потом спросил, какой процент берет Агарь. Девушка ответила, и спустя несколько минут сделка состоялась. Затем лорд Эверли спросил:
— Как вы узнали, что это моя шкатулка?
— Так сказал человек, который ее заложил.
— Странно.
— Вовсе нет, милорд. Я заставила его рассказать.
— Гм! Вы выглядите смышленой, — заметил лорд Эверли, с интересом поглядев на девушку. — Могу я узнать имя человека, который заложил шкатулку?
— Без сомнения. Это был ваш камердинер Джон Питерс.
— Питерс! — повторил гость. — О, вы, должно быть, ошиблись! Питерс — честный человек!
— Он негодяй и вор, лорд Эверли. А если бы не я, он стал бы еще и шантажистом.
— Шантажистом?
— Да. В шкатулке были письма.
— Письма! — поспешно повторил лорд Эверли и подтянул шкатулку к себе. — Вы знаете секрет?
— Да, я нашла потайное отделение и письма. Вам повезло, что нашла их я. Ваш нескромный разговор с другом подсказал Питерсу, что в шкатулке спрятаны компрометирующие письма. Он пришел сюда, чтобы забрать их, но я уже вынула их из шкатулки.
— И где они теперь?
— Я вернула их замужней женщине, которая их написала.
— Откуда вы узнали, кто их написал? — поинтересовался лорд Эверли, приподняв брови.
— Я прочитала одно из писем, а потом Питерс сообщил мне имя леди. Он предложил мне шантажировать ее. Я якобы согласилась и отправилась на свидание с этой леди, чтобы вернуть ей письма. Я пригласила вас сюда нынче вечером, чтобы вернуть шкатулку и предупредить, чтобы вы были настороже с этим Джоном Питерсом. Он явится ко мне завтра, чтобы получить деньги, которые, как он считает, я заполучила с помощью писем. Вот и вся история.
— Странная история, — улыбаясь, ответил лорд Эверли. — Я непременно уволю Питерса, однако не стану преследовать его за воровство. Он знает о письмах, а они слишком опасны, чтобы предъявлять их в суде.
— Теперь они не опасны, милорд. Я отдала их обратно женщине, которая их написала.
— Это очень любезно с вашей стороны, — насмешливо заметил лорд Эверли. — А могу я узнать имя дамы?
— Конечно, вы и так его знаете — миссис Деламер.
Мгновение лорд Эверли смотрел на девушку в ужасе, потом начал тихо смеяться.
— Моя дорогая юная леди, — сказал он, как только смог совладать со своим весельем. — Разве не лучше было бы сперва посоветоваться со мной, а потом уже возвращать эти письма?
— Нет, — смело объявила Агарь. — Вы могли бы отказаться вернуть их.
— Конечно, я не стал бы отдавать их миссис Деламер! — объявил лорд Эверли с новым взрывом хохота.
— Почему?
— Потому что она никогда их не писала. Моя дорогая, я сжег все письма, что получал от миссис Деламер, как ей и сказал. Письма в той шкатулке, подписанные «Беатриче», были совсем от другой дамы. Хотел бы я видеть лицо миссис Деламер. Она никогда меня не простит! Ах, что за комедия! — и он снова начал смеяться.
Агарь рассердилась. Она хотела сделать как лучше, спору нет, но отдала письма не той женщине. Но вскоре до нее дошел весь юмор ситуации, и она рассмеялась вместе с лордом Эверли.
— Мне жаль, что я допустила ошибку, — сказала она наконец.
— Тут уж вы ничего не могли поделать, — ответил лорд Эверли, вставая. — Это все негодяй Питерс, который ввел вас в заблуждение. Но завтра я его уволю и заберу те письма Беатриче у миссис Деламер.
— И оставите эту бедняжку в покое, — сказала Агарь, проводив своего гостя до двери.
— Моя дорогая леди, теперь миссис Деламер сама моментально оставит меня в покое, как только прочтет те письма… Она никогда меня не простит. Доброй ночи! Ох, боже мой, что за комедия!
И лорд Эверли ушел со шкатулкой.
Питерс так и не вернулся, чтобы получить свою долю денег от шантажа, поэтому Агарь подозревала, что он узнал от своего хозяина обо всех ее делах. Что касается миссис Деламер, Агарь часто задавалась вопросом: что та сказала, прочитав письма, подписанные «Беатриче». Но только лорд Эверли мог рассказать ей об этом, однако Агарь никогда больше его не видела, как никогда больше не видела шантажиста Питерса. И в конечном итоге она никогда больше не видела и флорентийской шкатулки Чинквеченто с любовными письмами не той женщины.