Глава 37

Я проспал всего час или около того, когда в палубный люк яхты постучала Томми. Я открыл и, высунув наружу голову, оглядел неподвижную темную воду и дремлющие заросли травы.

– Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

Томми с неожиданной энергией схватила меня за запястье и, развернув к себе, посмотрела на часы.

– Только-только минула полночь. – Она хмыкнула. – Извини, должно быть, я все еще живу по калифорнийскому времени. Привычка, знаешь ли… Впрочем, если честно, то по ночам мы почти не спали. Кинотусовка превращает большинство людей в сов.

Я пробрался на свой крохотный камбуз и сел, обхватив голову руками и пытаясь прогнать сон. Томми швырнула мне рубашку.

– Одевайся и пошли.

Откровенно говоря, полуторачасовой сон почти не освежил меня. Я буквально с ног валился от усталости. А если судить по лицу Томми, то она чувствовала себя еще хуже, чем я.

– Куда «пошли»?

– Я должна кое-что тебе показать. Что-то очень, очень интересное!..

– Что такого интересного ты можешь мне показать в такой… в такую поздноту?

– Слушай, ты можешь хотя бы сейчас не задавать вопросов? Я хочу показать тебе одну вещь именно сейчас, потому что потом мне может не хватить на это сил.

Я вздохнул.

– И почему это тебе непременно нужно настоять на своем?

Томми подбоченилась и воинственно вздернула подбородок.

– Потому что я видела себя в зеркале и я знаю, что времени у меня совсем мало. И с каждым часом его остается все меньше… – Она закатила глаза. – В общем, хватит болтать, Чейз. Заводи машину, и поехали.

Кряхтя и потирая поясницу, я кое-как поднялся, натянул футболку – наизнанку и задом наперед – и помог Томми спуститься в лодку. На берегу я огляделся, но не увидел никаких машин, кроме моей «Викки», на которой я приехал вчера.

– Как ты сюда попала?

Вместо ответа Томми самодовольно улыбнулась и показала поднятый большой палец, а потом задрала штанины тренировочных брюк, продемонстрировав поцарапанные лодыжки. Эта пантомима должна была означать, что часть пути она проделала на попутке, а остальное прошла пешком. Первым моим побуждением было отругать ее как следует, но потом я передумал. Томми всегда была храброй, а теперь, наверное, она не боялась вообще ничего.

– Куда мы поедем? – спросил я, когда мы уселись в салон.

В ответ она только показала рукой направление. Следуя ее молчаливым указаниям, я поворачивал то в одну, то в другую сторону, пока мы наконец не добрались до окраины Брансуика. Было совершенно безветренно, и лицо Томми блестело от липкой испарины. Я пытался убедить себя, что в этом виноваты духота и влажность южной ночи, но в глубине души понимал, что это не так. Каждые несколько минут Томми делала несколько глотков воды из пластиковой бутылки, которую сжимала в руке, и мне казалось, что она чувствует себя все хуже и хуже.

– Куда теперь? – спросил я.

– Прямо, – выдохнула она, откидываясь на спинку сиденья.

Некоторое время мы ехали по вымощенным брусчаткой улицам исторического района, пока не оказались в одном квартале от «Сута-банка». Здесь Томми показала мне на парковочные места у кромки тротуара:

– Останови где-нибудь здесь.

Притормозив, я посмотрел на виднеющееся впереди здание банка, потом перевел взгляд на нее.

– Ты хочешь, чтобы меня опять арестовали?

Томми рассмеялась и покачала головой.

– Знаешь, несмотря на твое образование, ты порой бываешь удивительно тупым!

– Почему это? – возмутился я. – Ты же сама читала газеты и должна знать: суд запретил мне приближаться к этому месту ближе чем на пятьдесят футов.

Она снова рассмеялась.

– Думаешь, Джеку нечего делать – только следить, на сколько шагов ты подошел к его драгоценному банку?

– Но…

Не слушая моих возражений, она выскочила из кабины и через секунду была уже у дверей «Сута-банка», где три камеры безопасности следили за каждым нашим движением.

– Томми… – Я показал на камеры, делая последнюю попытку ее образумить.

Томми посмотрела на меня как на несмышленого младенца.

– Скажи на милость, – проговорила она, набирая на панели замка цифровой код, – зачем мне арестовывать тебя за то, что ты вошел в мой банк, если… – система безопасности трижды пискнула, мигнула зеленым огоньком и отключилась, – если я сама тебя туда пригласила?

– В твой  банк?

– А то в чей же? – Томми усмехнулась, набрала еще несколько цифр, и электронный замок со щелчком открылся. Отворив дверь, она включила в вестибюле свет и сделала нетерпеливый жест рукой. – Давай входи же!..

Я подчинился, хотя и знал, что очень скоро мне придется об этом пожалеть. К моему огромному изумлению, наше вторжение не вызвало ни тревожных звонков, ни сирен. Есть ли в банке какая-то особая сигнализация, передававшая сигнал тревоги непосредственно в полицию, я не знал, однако не сомневался, что очень скоро это так или иначе выяснится.

Тем временем Томми быстро пересекла вестибюль, поднялась по лестнице и отперла дверь с табличкой «Президент банка Дж. Макфарленд».

– Ты с ума сошла! – прошипел я. – Нам нужно выбираться отсюда как можно скорее, а ты…

Томми с самым невозмутимым видом включила свет в отцовском кабинете.

– Ты слишком много беспокоишься по пустякам, Чейз, – хладнокровно заявила она. – Попробуй расслабиться. Вот увидишь, тебе сразу полегчает.

– Черта с два мне полегчает, – проворчал я, входя в комнату следом за ней.

Кабинет был огромным и занимал едва ли не б'oльшую часть всего второго этажа. Двенадцатифутовые потолки делали его еще просторнее. На полках и стеллажах из дорогого мореного дуба стояли книги в кожаных переплетах, которые, впрочем, выполняли чисто декоративную функцию; полы из твердой древесины были застланы персидскими коврами. Почти в самом центре кабинета стояли вокруг стеклянного журнального столика два кресла и огромный кожаный диван. В одном углу я обнаружил персональную туалетную комнату, а в другом – небольшой бар, на зеркальных полках которого стояло не меньше сотни самых разных бутылок.

Но главным украшением кабинета был, конечно, покрытый искусной резьбой дубовый письменный стол длиной девять и шириной пять футов. Дядя при мне несколько раз вспоминал этот стол, и я знал, что он был сделан по заказу Эллсуорта Макфарленда из той же самой древесины, которая пошла на строительство Бруклинского моста. Дядя и дядя Джек очень любили прятаться под этим столом, когда играли в индейцев или ковбоев.

Я обошел стол со стороны кресла.

– Ты не возражаешь?..

Закругленные, покрытые резьбой и лаком углы стола слегка ободрались и потемнели от времени, но, даже несмотря на это, он производил очень мощное впечатление. Пожалуй, мне еще не приходилось видеть столь красивого предмета мебели. Сейчас, впрочем, меня интересовало отнюдь не мастерство мебельщиков, сделавших этот стол больше полувека назад, а свернутые в трубку чертежи и поземельные планы, которыми он был завален. Передо мной лежало будущее Суты, каким его видел Джек Макфарленд. Я уже протянул к ним руку, но тут мой взгляд случайно упал за окно и я увидел, как в дальнем конце улицы вспыхнули фары вывернувшего из-за угла автомобиля. На крыше машины поблескивал синий проблесковый маяк. Через минуту полицейский автомобиль уже затормозил перед дверью банка. Патрульный выбрался из салона и, на ходу засовывая дубинку в специальную кожаную петлю на поясе, решительно направился к дверям.

– Веселье закончено, – сказал я, показывая Томми на окно.

Она бросила быстрый взгляд на полицейскую машину, рывком опустила жалюзи и улыбнулась.

– Я сейчас вернусь, – пообещала она.

Я, разумеется, не мог допустить, чтобы Томми одна разбиралась с полицией, поэтому последовал за ней – держась, впрочем, на таком расстоянии, чтобы мое присутствие как можно дольше оставалось незамеченным. Я видел, как Томми спустилась в вестибюль и приоткрыла дверь, за стеклом которой маячила грузная фигура полицейского.

Служителя закона я узнал практически сразу. Это он арестовывал меня в прошлый раз – почти полтора месяца назад, когда я выходил из «магазина для бережливых» напротив банка. Томми об этом не догадывалась, однако поступила достаточно благоразумно, не впустив патрульного в вестибюль. Держалась она вполне приветливо и дружелюбно, однако продолжала стоять в дверях, удерживая полицейского за порогом.

– Что случилось, офицер?

– А-а, это вы… Добрый вечер или, точнее, доброй ночи, мисс Томми. Нам позвонили и сказали, что кто-то вошел в банк. Сигнализация, правда, не сработала, но… вы же знаете мистера Джека.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – отмахнулась Томми. – Сегодня я никак не могла заснуть, вот и решила съездить в банк и скопировать для папы кое-какие документы. Наверное, мои биологические часы все еще настроены на калифорнийское время – с тех пор как я вернулась домой, мне не спится. Спасибо, что решили проверить… – Она окинула взглядом стоящую напротив входа полицейскую машину. – Если хотите, можете немного подежурить где-нибудь поблизости. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы рядом.

Полицейский провел пальцами под ремнем, потом поправил кобуру с пистолетом.

– Хорошо, мэм, я так и сделаю. – Он огляделся по сторонам и, конечно, сразу заметил стоящую у тротуара «Викки». – А ваш кузен в курсе, что вы позаимствовали его таратайку? – осведомился он. – Насколько я знаю, он неровно дышит к этому ржавому ведру с болтами.

Томми рассмеялась.

– Да, он знает. Не беспокойтесь, я не задержу вас надолго. Кстати, хотите кофе? – спросила она, показывая на кофейный автомат в глубине вестибюля.

– Благодарю вас, мэм, но свою сегодняшнюю норму я уже выпил, – ответил полицейский, качая головой. – Если я вам понадоблюсь, я буду в машине.

– Спасибо, офицер. Вы очень любезны.

Закрыв дверь, Томми быстро поднялась по лестнице и вернулась в кабинет. Я шел за нею, качая головой и недоумевая. Увидев мое ошеломленное лицо, она рассмеялась и застегнула две верхние пуговицы на блузке, которые расстегнула, пока спускалась вниз.

– Может, объяснишь мне, что происходит?

Приподняв жалюзи, Томми проводила взглядом садившегося в машину патрульного и только потом соблаговолила ответить:

– Много лет назад Джек ввел меня в совет директоров.

– Как так? Я был уверен, что вы с ним не разговариваете!

Она снова улыбнулась.

– Он был вынужден. Как-никак, мне принадлежит сорок девять процентов акций «Сута-банка».

– Ты серьезно?

– Сам подумай… – Томми обвела рукой стены кабинета. – Что еще ему оставалось делать?

Я опустился в стоящее возле стола кресло дяди Джека. Ноги меня не держали, голова слегка кружилась.

– Поясни пожалуйста, – попросил я. – Я что-то ничего не понимаю…

– Оно и видно, – поддразнила меня Томми и, показав мне язык, с размаху бросилась на диван, закинув ноги на журнальный столик. – Когда имеешь дело с Джеком Макфарлендом, нужно всегда помнить одну вещь: даже если он стоит одной ногой в реке, другая его нога всегда остается на берегу.

– Хватит говорить загадками, Том. Ты даже хуже, чем дядя!..

Томми выпрямилась.

– Он сделал это, чтобы защитить себя. Других наследников у него нет, как нет никого, кому он мог бы доверять . – Последнее слово она произнесла с особой интонацией, и я догадался, что Томми цитирует отца. – Ну а поскольку я удрала в Калифорнию и поклялась никогда больше не возвращаться, он мог защитить себя, только переписав часть банковских активов на мое имя. – Она ухмыльнулась и снова растянулась на диване. – Возможно, теперь я – второй самый богатый человек из всех, кого ты знаешь, хотя Джек и позаботился о том, чтобы я не могла распоряжаться своим «состоянием» без его ведома. Он, конечно, мерзавец, но вовсе не дурак. Ты не поверишь, но я, обладая миллионами, не могу истратить из них ни цента!

Я нахмурился.

– А откуда тебе известны коды замка и сигнализации?

Вскочив с дивана, Томми обогнула отцовский стол и выдвинула расположенный под верхним ящиком лоток для канцелярских принадлежностей. В самом дальнем его конце была прилеплена скотчем бумажка с написанными мелким почерком цифрами.

– Джек никогда не отличался хорошей памятью.

– Но ведь так коды может узнать каждый, кто случайно увидит эту… эту шпаргалку!

– Сначала ему придется догадаться, что цифры, во-первых, написаны в обратном порядке, а во-вторых, чтобы получить правильный код, каждую из них следует разделить на два. Кроме того, отключить сигнализацию можно только с первой попытки. Одна ошибка – и система пошлет сигнал тревоги. Ну и наконец, Джек меняет комбинации каждый месяц.

– Поня-я-ятно… – протянул я и еще раз оглядел кабинет, пытаясь найти в нем недостающие фрагменты головоломки, которую я составлял столько лет.

Томми оперлась на локти рядом со мной и самодовольно ухмыльнулась.

– Слышишь что-нибудь?

– Прямо сейчас? Слышу, как стучит мое сердце.

– Закрой глаза.

– Но, Томми!..

– Закрой глаза, Чейз!

Я подчинился.

– Поставь пятки вместе.

И снова я сделал, как она велела.

– А теперь слушай… – Томми топнула по полу позади меня. – Слышишь, какой звук? Глухой. Здесь под полом явно бетонный монолит или что-то в этом роде.

Я кивнул в знак согласия.

– А теперь ты топни…

Я сделал, как она сказала, и почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Отодвинувшись от стола, я нырнул вниз и встал на колени. Томми со смехом протянула мне маленький фонарик:

– Держи. Пригодится.

Ощупывая лежащий под столом ковер, я довольно скоро наткнулся на небольшую задвижку. Откинув угол ковра, я сдвинул ее в сторону и потянул. В полу открылся люк, под которым обнаружилась довольно широкая вертикальная вентиляционная шахта, снабженная к тому же скоб-трапом. Сунув голову в шахту, я подсветил себе фонариком и увидел глубоко внизу известняковый пол.

Все еще сидя на полу, я привалился к тумбе стола с ее внутренней стороны и направил луч фонаря на Томми.

– А теперь выкладывай все что знаешь! – велел я.

Томми не стала отпираться.

– Когда я была маленькой, я несколько раз слышала дядины рассказы о том, как они с Джеком играли здесь в прятки. Я тоже стала прятаться под столом от воображаемых врагов и довольно скоро обнаружила люк и щеколду. Ну а темноты я никогда не боялась.

– Куда ведет эта шахта?

– Проверь. – Она показала на открытый люк. – А я тебя подожду.

Я без колебаний зажал фонарик в зубах и начал спускаться вниз по ржавым железным скобам. Шахта оказалась сложена из кирпича, отчего меня не покидало ощущение, будто я спускаюсь по старому дымоходу. Внизу, однако, оказалась не каминная топка, а еще одна горизонтальная труба, сложенная из известняковых плит. Она выглядела достаточно широкой, и я двинулся по ней на четвереньках, распугивая тараканов и мокриц. Футов через пятнадцать я добрался до того места, где заканчивался фундамент эпохи владычества испанцев, и оказался под лестницей, по которой мы только что поднимались на второй этаж. Горизонтальный ход привел меня в крохотное помещение над одной из опорных балок этой лестницы. Снаружи – со стороны ступенек – эта ниша выглядела просто как полка, как закуток, куда прячут швабры и ведра, но сейчас я разглядел здесь дубовый люк, который вел – должен был вести – прямо в банковское хранилище.

В эту секунду я получил ответы сразу на сотни вопросов, которые столько времени не давали мне покоя.

Выбравшись в узкий закуток, я кое-как развернулся и пополз по вентиляционной шахте обратно. Когда я снова оказался в директорском кабинете, Томми с улыбкой накручивала на палец прядь волос.

– Ну как? – как ни в чем не бывало осведомилась она.

– Но это же… Почему ты не рассказала мне об этом люке раньше?

– Меня просили  не рассказывать.

– Кто просил?

– Дядя Уилли. – Она опустила голову и потерла ногу, словно у нее вдруг свело судорогой икру, потом глотнула воды из своей бутылки. – Я все понимаю, Чейз, – добавила Томми негромко. – Собственно говоря, тут и понимать нечего – у тебя все на лице написано. Ты много лет жил в неведении; тайна не давала тебе покоя, и ты делал все, чтобы докопаться до истины. Из-за этого ты даже стал иначе относиться к дяде Уилли, который не хотел тебе ничего говорить… Я, во всяком случае, ясно вижу, что между вами возникло некоторое напряжение. Раньше его не было, но как только я вернулась, то сразу почувствовала, что вы… Что ты и он… Поэтому-то я и показала тебе этот ход… – Она слегка постучала ногой по крышке люка под столом. – Я не хочу, чтобы ты сомневался в дяде или подозревал его в… в том, чего он не делал.

– Понятно. – Я сунул руки в карманы. – Хотел бы я знать, о чем еще ты умалчиваешь.

В этот момент взошло солнце, и сквозь жалюзи в кабинет начал просачиваться дневной свет. Внизу стукнула дверь – кто-то вошел в банк и начал подниматься по лестнице: я отчетливо слышал, как бренчит в его кармане мелочь.

Глаза Томми ярко заблестели.

– Идем, – сказала она.

Мы вышли из кабинета и направились к лестнице. На верхних ступеньках мы столкнулись с дядей Джеком, который двигался нам навстречу. По-видимому, он знал о нашем присутствии, но что он мог поделать? Проходя мимо него, Томми с вызовом рассмеялась, но ничего не сказала. В ответ ее отец только покачал головой, потом поднялся на последнюю ступеньку и, подняв руку, уперся ею мне в грудь.

– По тюрьме соскучился, щенок? – негромко спросил он.

Сколько я себя помнил, в присутствии дяди Джека я всегда испытывал какой-то иррациональный страх, причину которого мне так и не удалось отыскать. Каждый раз, когда он оказывался поблизости, у меня дрожали поджилки. Думаю, он об этом догадывался; во всяком случае, каждый раз, когда мы встречались, лицо у него становилось особенно гордым и заносчивым, словно он твердо знал: я против него – букашка.

Шагнув в сторону, я обогнул дядю Джека, так что его рука на мгновение повисла в воздухе, и продолжал спускаться. Внизу лестницы я обернулся: дядя Джек так и стоял на верхней площадке, глядя то на нас, то на дверь своего кабинета. Взгляд его показался мне каким-то неуверенным, и я заставил себя улыбнуться. Пожалуй, впервые в жизни я не испытывал в его присутствии привычного мандража: теперь я знал нечто такое, что он всеми силами старался от меня скрыть, и это наполняло меня уверенностью.

– Знаете, что я сейчас вспомнил, дядя Джек? – проговорил я. – Однажды, когда мы с вашим братом завтракали, он сказал, что правда очень похожа на молоко в ведерке молочника.

Томми тоже остановилась и засунула ладони в задние карманы джинсов.

– Это должно быть любопытно, – заметила она, ожидая продолжения.

– Молочник может отцедить молоко, может разбавить или даже взбить так, что в ведре будут сплошные пузыри, – сказал я. – Он может продать его как цельное, двухпроцентное или обезжиренное, но рано или поздно сливки все равно всплывут на поверхность, и каждому станет ясно, чт'o это за молоко на самом деле. И когда это произойдет, молочнику придется долго оправдываться перед своими клиентами и объяснять, почему он солгал. – Я посмотрел дяде Джеку прямо в глаза. – Я знаю, вы умеете выкрутиться из самой непростой ситуации, – добавил я. – Но только не в этот раз, мистер.

Повернувшись к нему спиной, я взял со стола секретарши мятную конфету и, бросив обертку на пол, вышел из банка. Томми была уже в машине; когда я забрался в кабину, она сидела, откинувшись на сиденье и закрыв глаза. Кулаки ее были крепко сжаты.

Только когда мы снова выехали на Девяносто девятое шоссе, она открыла глаза и принялась вновь массировать ногу.

– Что с тобой? – спросил я.

– Ничего. Все в порядке, – ответила она.

Томми умела говорить неправду с таким видом, что вам и в голову не приходило заподозрить обман. Она сумела бы обвести вокруг пальца кого угодно, и раньше ей это всегда удавалось. Но не сейчас. Сейчас я просто знал , что она лжет.