Глава 32

ИСТОРИЯ ДЖОНА ДОУ № 117: МАГИЯ ИМЕНИ

Он не умеет говорить, но отнюдь не молчит.

На прошлой неделе мальчика-сироту, известного как Джон Доу № 117, выписали из больницы и поместили в Брансуикский интернат.

Немой ребенок, возраст которого может составлять от восьми до десяти лет, был найден возле железнодорожного переезда почти две недели назад, однако его подлинное имя, как и имена его родителей, до сих пор остаются неизвестными. Власти, ведущие расследование этого дела, предполагают, что мальчика сначала похитили, а потом выбросили из машины за считаные секунды до того, как она столкнулась с товарным поездом. Анализ ДНК показал, что погибшая в этой аварии женщина не состояла с мальчиком в родственной связи.

И вот после недельного пребывания в больнице, где мальчик обнаружил вполне естественную для своего возраста любовь к пицце и мороженому, он был переведен в местный интернат для сирот. Все это время власти вели активную работу по подбору подходящих приемных родителей и одновременно пытались установить имена настоящих родителей ребенка. Им, однако, приходилось действовать с осторожностью, поскольку многочисленные – и не до конца зажившие – шрамы на коже мальчика недвусмысленно указывали на то, что еще совсем недавно он регулярно подвергался жестокому обращению. В результате травмы гортани он даже потерял способность говорить, однако мальчуган вовсе не молчит. Он активно общается с окружающими с помощью блокнота, в котором пишет свои просьбы и ответы на обращенные к нему вопросы, а также неплохо собирает сложные головоломки. Кроме того, мальчик отлично играет в шахматы – пожалуй, лучше, чем большинство жителей округа Глинн.

Наш Джон Доу № 117, как он значится в официальных документах, является одним из более полумиллиона американских детей, которые в настоящий момент находятся под опекой государства. Большинство из них помещены на воспитание в приемные семьи, остальные скитаются по интернатам и приютам, но каждый, подобно Сиротке Энни ^[57], мечтает о том, что в один прекрасный день его мама или папа явятся за своим сыном или дочерью. Увы, в наши дни только один ребенок из четырех имеет шанс быть усыновленным. Все остальные так и кочуют из одной приемной семьи в другую. Чаще всего обретают новых родителей дети в возрасте моложе восьми лет, причем большинству приходится ждать усыновления по три-четыре года. Все остальные так и остаются сиротами на государственном обеспечении, пока им не исполнится восемнадцать. С этого возраста они начинают считаться дееспособными гражданами, и их долгое ожидание заканчивается.

К сожалению, эмоциональные и психологические последствия сиротского детства продолжают ощущаться этими детьми на протяжении всей их взрослой жизни. Чувство одиночества, ненужности, заниженная самооценка – вот далеко не полный перечень проблем, с которыми они сталкиваются. Как не раз подчеркивал психиатр медицинского факультета Вашингтонского университета и признанный авторитет в области усыновления доктор Марти Эрнандес, «…помимо всего прочего, дети-сироты страдают навязчивым страхом потери, поскольку в своей жизни они постоянно что-то теряли».

И с этим утверждением нельзя не согласиться. Страх снова оказаться брошенным пронизывает всю жизнь такого ребенка, калеча его психику. Со временем он начинает верить, что рано или поздно новые родители тоже оставят его, вернут в приют или передадут другим опекунам. В глубине души большинство приемных детей уверены, что в их прошлом было что-то постыдное, – и начинают подсознательно стыдиться самих себя. От этого их боязнь оказаться отвергнутыми становится только сильнее, поэтому, даже став взрослыми, они с трудом заводят друзей и семью, не стремятся вступить в брак, избегают близких отношений. Некоторые доходят до того, что сами разрушают уже сложившиеся отношения. На это их толкает инстинкт самосохранения, стремление оградить себя от страданий, которые способна причинить им очередная потеря близкого человека.

Да, это звучит парадоксально, но такова правда жизни. Бывшие сироты зачастую сами рвут отношения с друзьями и любимыми, боясь, что те бросят их первыми, как поступили когда-то биологические родители этих несчастных детей. То, что случилось однажды, может повториться вновь – такова логика, которой они следуют, наученные собственным горьким опытом.

Кроме того, любое сколько-нибудь важное событие – окончание школы, брак, рождение ребенка и в особенности смерть кого-то из приемных родителей – тоже заставляет бывших сирот снова и снова задавать себе все те же вопросы: почему меня бросили собственные родители? что было со мной не так? какой бы была моя жизнь, если бы меня не усыновили?.. Некоторые, правда, пытаются домысливать, рационализировать ситуацию. «Моя родная мать не могла как следует обо мне заботиться, вот она и отдала меня в приют, потому что хотела, чтобы у меня был дом», «Если бы я не был нужен моей биологической матери, она бы не вынашивала меня, а сделала бы аборт» – так звучат их аргументы, но в большинстве случаев эти доводы не действуют или действуют плохо просто потому, что сами они в них не верят.

Подавляющее большинство детей-сирот задает себе и еще один важный вопрос. Им всегда важно знать, как их звали/зовут на самом деле. Философы языка – такие как Витгенштейн, Лангер и Перси, – утверждают, что существуют два основных способа языкового мышления. Первый основывается на предположении, что слова обладали смыслом еще до того, как люди начали этот смысл постигать. Это так называемый эдемский язык, который Адам и Ева начали использовать, когда впервые появились в райском саду. Слова с заключенным в них смыслом уже ждали их готовенькие, и первые люди просто использовали их по мере необходимости.

Второй способ исходит из того, что у слов вовсе нет никаких значений, кроме тех, которыми их наделяет человек. Любая комбинация звуков может означать все, что нам будет угодно, и наоборот – значение слова определяется исключительно его использованием в той или иной ситуации.

Но какое отношение эта высоконаучная дискуссия может иметь к детям-сиротам? Самое непосредственное. Собственное имя для них является не только средством самоидентификации, но и указанием на происхождение – на принадлежность к некоей семье. Каждый ребенок-сирота твердо знает, что когда-то у него или у нее было настоящее имя – то самое имя, которое мать или отец шептали в темноте за девять месяцев до его рождения. У кого-то это имя было записано в свидетельстве о рождении, у кого-то – нет, но и в том, и в другом случае оно было известно родителям, и ребенок твердо верил в его несокрушимую силу. Никакие изменения в официальных документах не способны стереть слово, написанное на плотских скрижалях человеческого сердца.

Новейшая история знает немало знаменитостей, которые когда-то были сиротами, воспитывались в приемных семьях или были усыновлены. Бейб Рут, Джон Леннон, Мэрилин Монро – этот список можно продолжать и продолжать, но детям, которые кочуют из приюта в приют и которые по-прежнему ждут и надеются, куда ближе Супермен, Люк Скайуокер, Оливер Твист, Питер Пен, Маугли и Гекльберри Финн. Для них не имеет никакого значения, что эти персонажи никогда не существовали. Дети все равно будут читать, перечитывать и пересказывать друг другу истории об этих сиротах-героях, потому что конец их историй уже написан и они знают его наизусть.